Полет черного орла, стр. 18
— Но тогда вы должны знать, как вам следует поступить. В глазах Дженн блеснуло что-то, похожее на слезы, но на лице ее была написана несгибаемая решимость.
— Вы последите, чтобы никто не вошел в комнату, пока я буду говорить с ним? Мне никогда не удавалось одновременно и устанавливать защиту, и вести мысленный разговор.
Роберт седлал коня, когда до него в безмолвном лесу донесся ее голос. Не мягкий и нежный, каким он его помнил, а жесткий и решительный.
«Ты все еще поблизости?»
«Дженн? А разве ты думаешь, что смогла бы окликнуть меня издалека?»
«У меня нет времени на болтовню, Роберт».
«Где тебе нужно, чтобы я оказался?»
«Достаточно близко, чтобы встретиться со мной в Мейтленде через неделю. Ты сумеешь туда добраться?»
«Думаю, сумею. Только почему у меня должно возникнуть такое желание?»
«Потому что я передумала. Я встречусь с тобой в лесу к югу от поместья через час после заката».
Дженн исчезла так же мгновенно, как и появилась.
ГЛАВА 4
Болотистые низины восточной части Люсары в конце зимы лежали под снегом, как под пуховым одеялом, мягким и толстым. Холоднее всего бывало как раз перед рассветом, и Эйден не переставая жаловался: он слишком стар для таких игр; разве не мог Роберт найти кого-то еще, кто подошел бы ему в спутники? Эйден пытался заставить себя молчать, но не мог: причитания, казалось, были единственным способом окончательно не замерзнуть. Роберт в ответ, конечно, только смеялся.
Ехали они быстро: Роберт настоял на том, чтобы подниматься еще до того, как первые робкие солнечные лучи осветят небо, и скакать до темноты, когда лошади были уже готовы упасть от усталости. Как обычно, Роберт выбирал тропы, петляющие между многочисленными мелкими озерами; путники ни разу не приблизились ни к одному городу или деревне. Эйден знал: Роберт больше заботится о том, чтобы никто не узнал беглого епископа, чем о собственной безопасности. Если бы кого-то из них схватили, ни на какое милосердие надеяться не приходилось бы; да милосердие в Люсаре теперь и вообще — то нечасто встречалось…
По дороге им попадалось много — слишком много — нищих; они брели из одной части страны в другую в поисках работы, или пропитания, или хотя бы укрытия от снега. Мимо этих несчастных проезжали богатые купцы и землевладельцы, намеренно не видя той боли сирых и убогих, которая была ценой их собственного процветания. Первые годы различие между люсарцами и прибывшими вслед за завоевателем Селаром майенцами не было особенно заметным. Теперь же разорение одних и богатство других бросалось в глаза: если о каком-нибудь народе можно было сказать, что он придавлен пятой победителей, то это были жители Люсары.
Когда путники свернули на дорогу, ведущую к Элайте, Эйден начал внимательно присматриваться к окрестностям. Он видел эти места всего однажды — и к тому же летом; обстоятельства тогда тоже не благоприятствовали наблюдениям.
Пять лет. Они не казались такими уж долгими. Столько всего случилось, Эйден был так занят, что совсем не замечал течения времени. Пять лет назад он томился в темнице, гадая, не останутся ли его кости гнить в этой сырой яме. За два года заточения ему и в голову ни разу не пришло, что, оказавшись на свободе, он свяжет себя с тем человеком, который ехал сейчас с ним рядом. С колдуном.
Роберт молча скакал вперед, не догадываясь о мыслях Эйдена. Как обычно, его одежда была черной; откинутый капюшон позволял видеть взлохмаченные ветром волосы до плеч, настолько темные, что почти сливались с тканью плаща. Роберт смотрел вокруг глазами зелеными, как летняя листва, его ровные брови были слегка приподняты, в углах твердого рта играла чуть насмешливая улыбка. Высокий и широкоплечий, простой в обращении и уверенный в себе, Роберт оказывался в центре внимания, где бы ни появился, благодаря исходящему от него ощущению силы — и, возможно, опасности.
Если бы Эйден никогда не был избран в епископы, если бы оставался простым священником в Марсэе, питал бы он надежду, что этот изгнанник явится и освободит Люсару от короля-узурпатора? А может быть, страх перед колдовством заставил бы его, как и многих других, ненавидеть Роберта Дугласа?
— Вы кажетесь встревоженным, епископ, — спокойно сказал Роберт.
— Нет, — ответил Эйден. — Я просто размышляю.
— О боги!
Эйден фыркнул, уловив в голосе Роберта смех.
— А вы никогда не задумываетесь о том, куда ушли последние пять лет?
— Почти шесть. Нет, не задумываюсь. Что вас тревожит? Скучаете по Бликстону?
— Немного.
Роберт поднял брови в шутливом возмущении.
— Ах, вы, священники, никогда ничем не бываете удовлетворены. Вот в таких случаях я и жалею, что путешествую не в сопровождении Мики.
— Вот только, — поднял палец Эйден, — решился бы он спорить с вами, как это делаю я?
— Только когда это действительно нужно. У него достаточно здравого смысла, чтобы не ощетиниваться каждый раз, как только я раскрою рот. — Роберт усмехнулся. — Он со мной с шестилетнего возраста, епископ, и хорошо знает, какая я противоречивая натура. Вам, боюсь, придется еще попрактиковаться, чтобы сравняться с Микой.
— Да простят меня боги за общение с вами, — ответил Эйден, сохраняя невозмутимое выражение лица.
— И к тому же, — добавил Роберт, — откуда вы взяли, будто я так уж наслаждаюсь нашими спорами?
Задетый за живое, Эйден уже открыл было рот для резкого ответа и только тут заметил, что Роберт улыбается.
— До чего же я вас ненавижу!
— Всем нам свойственны маленькие слабости. Мне, например, доставляет удовольствие видеть вот такое выражение У вас на лице. — Более серьезно он добавил: — Подхлестните коня, солнце уже почти село, а нам нужно еще немало проехать.
В покрытых лесом холмах ночь наступала быстро, неся с собой холод, который пробирал Эйдена до костей. Роберт не сделал остановки, выехав на вершину, откуда открывался вид на Элайту, и они продолжали скакать по хрустящему под копытами снегу мимо широкого озера, скованного льдом. Когда-то на противоположном берегу, словно поднимаясь из воды, стоял прекрасный замок. Теперь же от него осталась единственная пустая башня: стены и все вокруг было уничтожено вспышкой колдовской силы Роберта.
— Сегодня та самая ночь, верно? — тихо спросил Эйден, позволив своему коню самому находить дорогу между припорошенными снегом каменными обломками.
— Да.
Эйден искоса посмотрел на своего спутника. Лунный свет был достаточно ярок, чтобы можно было ясно видеть лицо Роберта, пробиравшегося сквозь руины, которые он же и создал. Роберт сосредоточенно хмурил брови, взгляд его был отсутствующим, словно он видел перед собой какую-то другую реальность, а не эту зимнюю ночь. Думал ли он о том дне, когда был здесь в последний раз? И о Дженн?
— В чем дело? — спросил Эйден, когда Роберт остановил коня перед входом в башню.
— Они здесь — хотя и очень постарались скрыть следы своего присутствия. — Роберт спешился и мгновение постоял на пороге, глядя мимо разрушенных стен на озеро.
Может быть, он использовал свое умение искателя, чтобы обнаружить скрытую опасность? Догадаться было невозможно. Лицо Роберта очень редко отражало владеющие им чувства. И все же даже в его неподвижности сейчас было что-то почти хищное, что-то неукротимое, чего пять лет жизни в изгнании ничуть не сгладили.
— Все в порядке. Никого вокруг на дюжину лиг, — кивнул Эйдену Роберт. — Давайте въедем внутрь.
Эйден поморщился, когда копыта коней зацокали по полу пустого холла. Никаких признаков жизни… Эйден хорошо помнил это помещение. Здесь умер граф Якоб, здесь родился ребенок Дженн.
Они привязали коней, и Роберт повел Эйдена по коридору в непроглядную тьму. Они свернули за угол, спустились по нескольким ступеням, прошли через дверь… Снова ступени — еще глубже под землю — и новая дверь. Роберт остановился, и Эйден затаил дыхание, стараясь расслышать голоса за камнем стены.