Голос демона, стр. 100

— Вам следовало бы больше ценить собственную безопасность, а не богатство жизни, епископ. Вы напрасно послушались своего сердца. Вы доверили свой секрет человеку, о котором ничего не знали, человеку, в котором вы ошиблись, сравнив его с его отцом, человеку, которому ничего нельзя доверить.

ГЛАВА 30

Нет, все бесполезно… Эйден вертелся и метался в постели, но разум его не собирался поддаваться сну. Лунный свет пробивался сквозь занавеску; в призрачном сиянии Эйден мог разглядеть грубый камень стены, сложенной два столетия назад.

Что имел в виду Роберт, когда говорил, что доверять ему нельзя? Не пытался ли он заставить Эйдена поверить, будто он покинет монастырь и донесет Селару, где скрывается Мак-Коули? От чего мог бежать такой человек, как Роберт?

Эйденом неожиданно овладело нетерпение. Он отбросил одеяло, встал и начал расхаживать между дверью и окном. Не в первый раз он мучился бессонницей в камере, но ведь сейчас он свободен! Настолько свободен, насколько это теперь возможно, и до чего же свобода восхитительна!

Так почему же Роберт сам намеренно себя заточил?

Эйден снова сидел на том же камне с книгой на коленях. На этот раз, услышав полуденный звон колокола, он отложил книгу и стал ждать. Сначала Роберт не обращал на него внимания, заканчивая начатую работу. Потом он посмотрел в сторону Эйдена, подошел к нему, но не сел.

— Почему вы назвали меня смелым человеком? — без всякого вступления спросил Эйден.

— Может быть, вам понравится больше, чем я назову вас глупым человеком?

— Я задал вам вопрос не для того, чтобы услышать что-то, что мне понравится. — Эйден постарался сдержаться: ему необходимо было сохранять спокойствие.

— Вы сказали мне, кто вы такой, не будучи уверенным, что я не сообщу о вас кому-нибудь еще. Вы вели себя то ли смело, то ли глупо выбирайте сами.

— Вот как? Значит, вы говорили не о том, что я помешал вам снова войти в горящее здание?

— Нет, — прозвучал короткий равнодушный ответ. Эйдену захотелось ударить Роберта.

— Обречь себя на смерть грех. Роберт пожал плечами и сел на камень.

— Всего лишь еще один.

— А на вас уже так много грехов?

— Как и у каждого человека, разве не так?

— У кого-то больше, у кого-то меньше. Никто не может прожить совершенно безгрешную жизнь. Как бы силен человек ни был, всегда случаются моменты, когда плоть оказывается слаба. — Роберт медленно повернул голову и в упор посмотрел на Эйдена; тот почувствовал, что не в силах пошевелиться. Потом взгляд скользнул в сторону, и к священнику вернулась свобода. Прежде чем Роберт успел снова отвернуться, Эйден сказал: Такими нас создали боги, и нам надлежит смириться.

— Ах, боги… — пробормотал Роберт. — Конечно.

— Не хотите же вы сказать мне, что не верите в богов.

— Не вижу, как богов можно винить в том, что человек слаб.

— Их винить нельзя. Если человек слаб, то это его собственная вина, однако даже в слабости есть сила.

— Вот как? — сухо проговорил Роберт. Уж не смеется ли он над Эйденом?

— Каждая слабость рождает возможность проявить силу, если человек готов ею воспользоваться. Слабость следует обдумать, понять и сделать выводы. Если у меня слабость к грушам, но от них у меня болит живот, я научусь не есть много груш, верно?

— Не знаю.

— Я найду в себе силу побороть обжорство. Таким образом, я из слабости извлеку новую силу.

— Как все просто. — Эйден ожидал, что Роберт улыбнется, но лицо того осталось неподвижным. Поднявшись, чтобы вернуться к работе, Роберт добавил: — У меня всего одна слабость, епископ. Я считал себя сильным.

В субботу полагалось отдыхать, и работы на пожарище не велись. Эйден знал, что бесполезно искать Роберта в часовне, поэтому нашел укромное местечко под яблонями и расположился там, подстелив одеяло. Ему хотелось написать некоторым своим друзьям и родным, чтобы сообщить, что он находится на свободе и пребывает в добром здравии, но это, конечно, было невозможно. Эйден наслаждался покоем, царившим в саду, но тишина скоро была нарушена.

— Так как же вы примиряете человеческую слабость и веру в богов? — К Эйдену по-кошачьи неслышно подошел Роберт.

— Что?

— Зачем они создали нас слабыми? Для развлечения? — Сегодня в Роберте что-то переменилось. Только что? На Роберте была рубашка из грубого полотна и поношенная черная куртка. В руках он держал глиняный кувшин и две кружки. — Брат Дамиен думает, что вы захотите попробовать местное вино, хоть обитель Святого Германуса им и не славится. — Роберт уселся на траву и разлил по кружкам розовое вино, слегка пахнущее розами. — Вы не ответили на мой вопрос.

Эйден неожиданно почувствовал смущение. Голос Роберта стал совсем другим, как будто теперь диспут со священником вел не Мартин, а сам Роберт.

— Вы спрашиваете меня о том, почему нам была дарована свобода воли?

— Да, почему? Или человек слаб по собственной воле?

— Нет, — насупился Эйден. Придется хорошенько сосредоточиться, чтобы убедить Роберта: тот явно пришел уже к каким-то собственным выводам. — Я говорю, что человек слаб от природы. Если он хочет поддаться слабости, так и случится. Однако он обладает свободой выбора между добром и злом.

— То есть человек волен, выбирать, быть ли ему на стороне добра или зла?

— Конечно.

— Но что, если человек греховен от природы, но слишком слаб, чтобы преодолеть свою греховность? Куда лежит его путь? В объятия Бролеха?

— Не произносите этого имени даже в шутку. — В голосе Эйдена прозвучала сталь. — Не знаю, что вы совершили, Роберт, но вы не греховны от природы. Вы человек чести. Будь это не так, вы позволили бы мне броситься следом за вами в огонь.

— Человек чести? Я? — Роберт поднял брови, и Эйден впервые заметил проблеск усмешки в его глазах. Встав с земли, Роберт наклонился вперед. — Интересно! И как же вы пришли к такому заключению?

Эйден, словно в ответ на вызов, тоже поднялся.

— Не нужно говорить со мной таким тоном. — Не успели прозвучать эти слова, как Эйден пожалел о них, но было уже поздно.

— Неподходящий тон вот в чем дело! Я думал, мы с вами обсуждаем, почему вы решили, будто я человек чести. — Голос Роберта был веселым, почти игривым, но в нем звучали неприятные резкие нотки. — Вы ничего об этом не знаете. Вы ничего не знаете обо мне. Вы слышали разговоры, вы встречали моего отца, вы доверяете своему сердцу, но вы не знаете ровным счетом ничего. Вы видите перед собой оболочку, напоминающую вам о великом человеке, и потому заключаете, что я должен быть таким же, как мой отец. Это не так. Я никогда не был им и, уверяю вас, никогда не буду.

Эйден попытался подавить раздражение. Такое высокомерие в совсем еще молодом человеке! Такое…

— Не считайте меня идиотом, Роберт, — бросил он, наконец, потеряв терпение. — Я не основываю своих мнений только на том, что мне говорят другие люди, и я вовсе не сужу о вас по вашему отцу. Я вижу его в вас, вижу его в ваших поступках, и хоть я не встречался с вами при дворе, я знаю, что вам удалось совершить, пока вы были членом королевского совета. Мне известно, что вы снова и снова останавливали руку Селара, занесенную над нашей несчастной страной. Я видел, как вы не позволили заставить себя нарушить данную королю клятву. Редкий человек чести сумел бы проявить такую силу.

Роберт отступил на шаг и покачал головой:

— Человек чести, для начала, не дал бы такой клятвы. Человек чести не покинул бы свою гибнущую страну. Человек чести никогда не позволил бы своему дяде принять участие в бесплодном мятеже и уж наверняка отомстил бы за его смерть. Человек чести не стоял бы в стороне, когда его родину губит человек, когда-то называвший себя его другом, и не проглотил бы молча оскорбление, когда этот друг от него отвернулся. Человек чести не бросил бы вас гнить в темнице… — Голос Роберта оборвался, но он продолжал смотреть на Эйдена, и тот снова почувствовал, что не в силах пошевелиться. Потом Роберт отвернулся и сорвал веточку ближайшего куста.