Феникс, стр. 79

Через три месяца тайный реплицентр подготовил всепланетный сеанс Единения с реплицированными землянами. Это было вызвано не только необходимостью повысить у репликантов адаптационный уровень, но и ознакомить эсперейцев с десятью новыми жителями планеты, возрождёнными не случаем, а любовью.

С утра спиролетчики Эсперейи настроились на реплицентр Миноса и ждали условленного часа, когда можно будет транслировать во все уголки Эсперейи происходящее на площади перед центром и некий комплекс внутренней сущности каждого репликанта.

Желающих увидеть происходящее собственными глазами, а не через спиролетчиков, оказалось довольно много — площадь превратилась в огромное, колышущееся существо.

«День желанный, от века чаемый», — пел ораторию на слова великого философа невидимый хор, и в воздухе ткались нежные краски цветомузыки, настраивая на возвышенный, торжественный лад.

Все эти месяцы Таир работал с группой детей, помогая Леру, однако был устранён им от визуальных наблюдений и до сих пор не видел никого из восстановленных. Это сделали намеренно, для того, чтобы сегодня при встрече с дорогими людьми его радость стала радостью каждого эсперейца.

Белая стая икаров, хлопая крыльями, облепила арку главного входа в реплицентр. На прочном полукруге мерцала зеленью пальмовая ветвь и светились слова: «Чрез веленье человека и его исполнение».

Мягко раздвинулись мозаичные створы, и площадь замерла: сквозь открывавшуюся анфиладу под звуки органной мелодии шла группа людей в голубых туниках и длинных белых плащ-накидках. Четверо юношей и девушка.

Благодарность сияла в их улыбках, читалась в повороте голов, в каждом шаге навстречу тем, кто ликующе поднял в знак приветствия сомкнутые ладони. Люди раздвинулись, образуя живой коридор. Идущие устремились по нему. Под ноги им бросали цветы, в их лица внимательно вглядывались, узнавая тех, чьи образы видели перед началом репликации.

Таир во все глаза смотрел на бывших защитников села Степнянки. «Как хорошо: Алексей и Ольга рядом, держатся за руки», — успел подумать он, когда увидел вслед за группой молодую пару и замер. Да, теперь они были его ровесниками, эти черноволосые юноша и девушка, с такими же, как у него, широковатыми лицами и раскосыми глазами. Он рванулся к ним и упал на колени.

— Гали! — бросилась к нему мать, юная девушка с пухлыми розовыми губами.

— Сынок! Какой ты большой! и красивый!

— Я всегда говорил, что из него выйдет крепкий джигит, — юноша-отец обнял его за плечи и дал знак встать.

Таир — Гали поднялся и увидел двух девушек. Легко и порывисто шли они навстречу ему, держась за руки, будто давние подружки. В рослой, черноволосой он без труда узнал Ирму и невольно оглянулся, ища Радова — Букова, не замечая, что тот стоит в двух шагах от него, бледный, напряжённо вглядываясь в идущих. Взгляд Таира встретился с глазами второй девушки, и он обмер. По голубой тунике золотисто рассыпались светлые волосы, шаг лёгкий, летящий, глаза сияющие и отважные. На полпути девушка остановилась, разомкнула руки Ирмы, а затем медленно двинулась к нему, и каждый эсперейец стал причастен к безмолвному диалогу душ.

«Вот и встретились, Гали».

«Да, Айка, да!»

«Ты все тот же, но и другой».

«А ты прекрасна».

«Гали, есть ли в языке слова, способные передать все, что я сейчас чувствую?»

«Нет таких слов, Айка, поэтому помолчим».

— Смотрите! — воскликнул кто-то из толпы.

Они обернулись.

Поигрывая тросточкой, к ним шёл человек, почему-то вырядившийся в камзол и старинный парик семнадцатого века.

— Это же он, Флеминг! — узнала Айка.

Поэт шёл и, весело жестикулируя, декламировал:

Усильем человеческим случилось:

Вновь плоть моя чудесно возродилась,

И страха смертного я выбросил ярем.

Теперь могу сказать: «Я обладаю всем!»

1984 — 1985 гг.