В интересах следствия, стр. 34

Василий подошел к ларьку и заглянул внутрь. Заглянул и Фризе. Два мужика играли в карты при свете огрызка толстой свечи. Один из игроков — типичный бомж, другой — хорошо подстриженный, в белой рубашке и кожаной, из тончайшей лайки, серой курточке старик с лицом Карабаса Барабаса. Третий обитатель ларька спал, подложив под голову старые веники.

— Ты? — Старик, похожий на Карабаса Барабаса, оторвался от карт. — И живой?

— Слегка.

— Кто с тобой?

— Вовка Питерский горемыка.

— Слыхал. В ментовке успели побывать?

— Ага. А вчера бес попутал — «Под верблюдом» ночевали. А там…

— И что там? — хитро прищурился старик. — «Под верблюдом»? Жарко пришлось?

Фризе заметил, что партнер говорившего ловко скинул карту.

— Считай, что так.

— Дурак ты, Вася, — тихо сказал Карабас Барабас и тут же заорал: — Ты, дергач! Подыми стирку! note 6

Второй игрок, неопределенного возраста бомж с грязными космами, захохотал неестественным нервным смехом и достал карту из-под рваного матраса, на котором сидел.

— И пошутить нельзя? Хотел проверить тебя на внимательность.

Фризе подумал, что шутить с таким мрачным типом ему бы и в голову не пришло. Тем более «проверить его на внимательность».

Он заметил, что под шикарной курточкой у старика за ремень засунут пистолет. Скорее всего, «Макаров». А на ухоженных руках — никакого намека на татуировку. Но говорил он на воровском сленге. Впрочем, как успел заметить Владимир, многие бомжи старались щегольнуть знанием жаргона.

Отвесив партнеру смачную оплеуху, Карабас приказал:

— Шило, прошмонай гостей. С толком, с чувством, с расстановкой.

— Да ты что, Муха?! Сколько раз меня шмонал. И снова? А Володька — питерский. Только приехал.

— И уже попал в хорошую компанию. Ловок!

У Фризе замерло сердце. Его пути с Мухой, известным московским авторитетом, никогда не пересекались, но он немало слышал о его жестокости, изворотливом уме и удачливости. Если он что-то заподозрит — сыщику несдобровать.

— Да пустые мы, Муха. Пустые, — заканючил Генерал. — Ты что, мне не веришь? Мне?

— Ни-ко-му!

Мужик, которого Муха назвал Шилом, уже тщательно проверял сумку Владимира. Перебирал вещь за вещью. Даже вспорол подкладку стилетом. Отпихнув сумку ногой, взялся за Фризе. «Пронесло». Сыщик мысленно поблагодарил Бога. Документы он заложил под тесьму сломанной «молнии».

Владимир сразу же понял, что Шило никакой не бомж. Ряженый. Сильный, ловкий, он делал свою работу профессионально. И пахло от него не грязью и потом, а вполне приличным одеколоном. Модным нынче среди молодежи «Харлеем-Девидсоном».

— Пуст, — отрапортовал он через пару минут.

— Генералу не забудь заглянуть в очко. Может, там пару косых найдешь? — Муха загоготал. Засмеялся и Шило. Даже мужик, дремавший рядом со стариком, поднял голову с веников и улыбнулся.

— Да ты чего? — обиженно пробормотал Василий.

— Чего, чего! — вдруг заорал Муха. — Растащили бабки, стебанутые придурки! Неделю шмонаю козлов вонючих! А зелень где? И каждый клянется! Памперс, сука, на коленях ползал, слезы лил. А сам сотку прятал на себе. — Так же внезапно старик перестал орать. Будто выпустил весь пар. Спросил, глядя на Фризе: — Догадайся, Вова Питерский, где прятал?

Все опять заржали. Даже Генерал улыбнулся, хотя улыбка у него получилась жалкая.

«За свои спички боится? Или прячет доллары?» — подумал Владимир.

Но долларов у Василия не нашли. Рубли. И то по мелочи.

— Тарасыч сгорел, — облегченно вздохнув, доложил бомж.

— Старый козел. Туда ему и дорога. Доигрался, — бросил Муха. Пристальным, тяжелым взглядом посмотрел на Фризе. — Менты его замочили? В облаве?

— За ними не заржавеет. Палят теперь, надо иль не надо, — поддакнул Шило.

— Может, и менты, — неуверенно согласился Генерал.

— Да менты, менты! — Старик опять зыркнул на Владимира. — Там все еще греет? «Под Верблюдом»?

— Выпас о-ё-ё!

БАНЯ

Они устроились на ночлег в зале, где еще сохранилась часть мебели от бывшей раздевалки. В темноте трудно было судить о размерах. Лишь изредка вспыхивающие огоньки сигарет да приглушенный шепот обитателей помогли Владимиру понять, что зал очень большой.

— Женская раздевалка, — сказал Генерал, когда они улеглись на скамейках. — Чуешь? Бабами до сих пор пахнет.

Никакого запаха, кроме запахов плесени, давно немытого человеческого тела и дешевого табака, Фризе не почувствовал.

— Жрать хочешь?

— Хочу. — Сыщик опять вспомнил закусон, с которым он приходил в эти бани вместе с другом. Особенно привлекательной сейчас казалась рассыпчатая картошка и тонко нарезанная квашеная капуста.

Владимир решил, что Генерал достанет из кармана кулек с пирожками, купленными в ларьке. Но тот не спешил делиться.

Нервное напряжение, азарт, охватившие Фризе, когда он понял, что за старик разглядывает его холодными, пустыми глазами, постепенно улеглось. Осталось чувство удовлетворения.

«Ну что, ребята? Сколько вас там под ружьем в службе охраны? Десять тысяч? Двенадцать? Все гоняетесь за бомжами? Собираете по крохам растащенную „капусту“? Вычисляете организатора ограбления. Ищите, ищите! А он тут, рядом. За стеной. Тоже бомжей шмонает, выворачивает им карманы. И я на него раньше вас вышел».

Фризе оборвал поток самодовольных рассуждений. По опыту знал — не к добру. Да и праздновать было нечего. Еще не факт, что ограбление — дело рук Мухи. Может, просто решил потрясти удачливых бомжей? Прибыльно и безопасно.

И все же чувство удовлетворения осталось.

На одной стороне кубика Рубика цвет совпал. Правда, это был красный цвет. Цвет опасности.

Теперь Генерал был последней надеждой сыщика. Судя по нескольким репликам, судьба сводила его с Мухой уже не раз. Впереди — долгая ночь. Если бомж не заторчит от своего спичечного зелья, может получиться хороший разговор. Генерал уже не казался Фризе спившимся, напрочь сошедшим с круга отщепенцем. Он быстро соображал и не утратил способности связно выражать свои мысли. По некоторым репликам можно было сделать вывод, что Василий — коренной москвич. А до того, как потерял связь с обществом, обретался в интеллигентных кругах. Фризе не мог только определить его возраст. Люсенда говорила — сорок. Но могла ошибаться.

— Не спишь? — поинтересовался Генерал.

— Боюсь, цыган приснится.

Бомж хихикнул:

— Лучше цыган, чем апостол Петр. — И после паузы добавил: — Про цыгана я от бабушки слышал. Все стращала меня — не поешь вечером, ночью цыган приснится. Тебя цыганом тоже бабушка пугала?

Владимира цыганом стращала няня, но он счел за благо соврать:

— Бабушка.

— Вот и меня. Только бабушки у нас разные.

Он опять надолго замолчал.

Фризе знал, что даже самый скрытный — сокровенный — человек рано или поздно проявит себя. Покажет свою сущность. Надо только быть очень внимательным и запастись терпением. Внимательности Владимира научила профессия. Правда, иногда ему казалось, что профессия лишь обострила эту способность, которой наделила природа. Или гены. Или Господь. Что, по сути дела, означало для него одно и то же.

С терпением дело обстояло хуже. Оно не входило в набор его положительных качеств. Но когда требовали обстоятельства, Фризе мог посостязаться с самой Пенелопой. По крайней мере, такой аргумент он самоуверенно использовал, защищаясь от обвинений в обратном.

Как же заставить Генерала раскрыться? Спровоцировать? Как?

Владимир прислушивался к звукам, которыми был наполнен зал, и пытался представить, много ли бомжей нашли здесь временное пристанище? Разговор, который еще полчаса назад доносился из одного угла, смолк. Зато из другого угла слышалась возня, пьяное женское повизгивание. Кто-то с надрывом храпел.

Нет, не зря устроил Муха здесь свой «блокпост». Где еще собираются разом столько бомжей? По иронии судьбы — рядом с Домом правительства.