Сентенции Пантелея Карманова, стр. 2

Когда мы были еще студентами, то подписывали свои письма именами великих людей…. Год назад, когда мне исполнилось двадцать три, я тогда еще жил в своем родном городе, мне пришло письмо от своего друга Ильи, следующего содержания: «Здравствуй, Пантелей. Надеюсь, что ты мне ответишь. Это очень важно. Аня ушла к Перевееву. Он талантливей меня. А я нашел себе такую суку, что самому страшно. Твой друг, Александр Вертинский. ( из письма Ильи Антонова)

Сентенция 7.

Письмо Илье.

Здравствуй, Илья.

Честно говоря на месте Анны я бы тоже так поступил. Прости. А вот как я бы поступил на твоем месте: перво на перво я бы после окончания школы поехал бы в Иркутск и стал бы учиться в училище искусств, там я бы полюбил свою однокурсницу Веру Холодную; закончил бы училище, женился на Вере и уехал в Москву, где поступил бы в консерваторию им. Гнесина, а Вера осталась бы в Иркутске и ждала бы меня два года, сохраняя супружескую верность, но, наконец и она перебралась бы в Москву, бросив интересную работу, только чтобы быть возле меня; однако, жить в моем общежитии ей бы не разрешили, поэтому она поселилась бы в другом месте – в городе Химки; и мы бы очень редко встречались с ней, и при встречах я частенько бывал бы пьяненьким и говорил ей разные глупости; тогда Вера поняла бы, что ждать от меня больше нечего и ушла бы к актеру Перевееву не потому что он талантливей меня (хотя он действительно очень талантлив), а потому что он хороший человек; тогда я бы нашел себе такую суку, что самому стало бы страшно; и вот последнее, что я бы сделал, это написал письмо своему другу ( то есть мне), где обо всем бы рассказал в двух словах. Так я поступил бы на твоем месте. Но, увы, я на своем месте, и я поступил несколько иначе: после школы я стал учиться в иркутском медицинском училище, там я полюбил свою однокурсницу Соню Мармеладову и женился на ней, и у нас родился сын, и мы прожили вместе шесть ужасных и прекрасных лет; я съездил в Москву и поступил в один технический ВУЗ на заочное отделение; с женой своей Соней я обходился очень плохо, небрежно, потому что мне известны две главных тайны, первая: жизнь бессмысленна и нет никакой разницы как обходиться с тем или иным человеком, вторую тайну сообщу в конце письма; вскоре Соня ушла от меня к другому, очень хорошему человеку, а я отправился на поиски «страшных сук», но, увы, мне попадались только святые ангелы; а в один прекрасный день я получил от тебя письмо в котором и т.д…. А сейчас я открою тебе вторую тайну, вот она: красота спасет мир! Твой друг, Федор Достоевский.

Сентенция 8.

Диковинные сны.

Одному моему другу на войне пуля попала прямо в глаз. И он естественно умер. Он умер и ему приснился сон: как будто разные диковинные животные пришли к нему поиграть. Там были и жирафы со стремянками вместо шеи, и слоны с яблоками вместо ног, и пингвины похожие на ветряные мельницы, и ярко-красные кенгуру, и много других необычных созданий. И они принесли огромный цветной мяч и стали его передавать по кругу, когда же очередь дошла до моего друга, он вдруг на несколько минут ожил и стал рассказывать свой сон медсестре (правда она подумала, что он бредит), а когда рассказал, то снова умер и больше уже не оживал. Так что его положили в гроб и закопали в землю. А когда я прихожу к нему на могилу, то всегда думаю – что вот здесь, на двух метровой глубине лежит мой приятель и ему снятся диковинные сны.

Сентенция 9.

Явление приятеля во всей красе

Мой приятель умер и явился ко мне во всей красе. Явился, похожий на статую командора. И между нами состоялась следующая банальная беседа:

Приятель. А мир то конечен.

Я. Да, я читал об этом у Розанова.

Приятель. А мир то бесконечен.

Я. Да, я читал об этом у Достоевского.

Приятель. А жизнь то бесполезна.

Я. Да, я читал у Беккета.

Приятель. А любовь то проходит.

Я. Читал у Толстого. Стоило ли умирать, чтобы понять эти истины.

И тут моего приятеля просто прорвало, он начал выступать:

Приятель. Скандалить! Вот в чем смысл бытия. Везде и повсюду скандалить! Врать друзьям и предавать учителей. Изменять жене и клясться в любви не любимой женщине. Исцарапать лакированное покрытие письменного стола в доме родителей. Разбить витрину спортивного магазина и надавать пощечин своей любимой. Жить только для себя и ревновать чужих жен к их мужьям. Пить алкоголь и сквернословить при детях. Хамить старикам и считать себя умнее других. Оскорблять бритоголовых парней на улице и быть избитым ими до смерти. Умереть и продолжать скандал!….

На этом дар красноречия у моего приятеля иссяк. Он подошел ко мне и протянул свою белую, гипсовую руку. Я небрежно пожал ее.

Сганарель. Ах, мое жалованье, мое жалованье! Его смертью все удовлетворены: оскорбленное небо, поруганные законы, соблазненные девушки, обесчещенные семьи, опозоренные родители, обиженные женщины, доведенные до отчаяния мужья – все на свете довольны. Только я один остался несчастным. Мое жалованье! Мое жалованье! Мое жалованье! (Ж.Б. Мольер «Дон Жуан» монолог Сганареля)

Отрывок из дневника

Ровно год назад, день в день я справлял свое двадцати пятилетие… Я все понимал, все… Я многое вижу, мне нравятся современная музыка и рекламные плакаты. Я – мне нравлюсь.

Сентенция 10.

Пальто, снег.

У меня есть глаза, это все знают. Но у меня нет чего-то привлекательного. У одного моего приятеля не было глаз, он их потерял еще в пятом классе, при несчастном случае. Но у него было столько всего привлекательного, что хотелось завидовать. Во-первых, у него было очень старомодное пальто. Во-вторых, у него всегда был снег. Всегда. И летом, и зимой, и осенью, и т.д. Он его держал в морозильной камере, этот снег. И никогда он не пользовался водой из под крана, чтобы сварить кофе. Ему нравилось топить снег в «турке». Он говорил: «Будем пить кофе из снега». И пальто его тоже было привлекательным – старое, зеленое, в нем он был похож на декабриста вынутого из петли.

Я завидую! У меня есть глаза и я вижу. У меня есть холодильник и я тоже могу держать там снег. И пальто я могу где-нибудь достать. И я смотрю фильмы Кустурицы, но я не умею делать вещи привлекательными. Это подвластно только людям без глаз. Я могу, лишь, говорить: «Снег и пальто». Я могу видеть эти вещи. А мой приятель их имеет, имеет внутри себя, имеет старомодное пальто и снег в морозильной камере.