Проклятие Деш-Тира, стр. 43

Глава VI

Эрдана

Стены Эрданы были воздвигнуты в давние времена, на стыке двух эпох, задолго до переворота, в результате которого были свергнуты верховные короли, а лабиринт узких улочек города оказался залит кровью. За пять веков город изменился и теперь видом своим напоминал расфуфыренную продажную девку, скрывавшую под пышными одеждами дряблое тело. Над Западными Вратами, некогда вытесанными паравианцами из цельной, с розовыми прожилками, глыбы кварца, теперь развевались флаги торговых и ремесленных гильдий и, конечно же, штандарт с гербом наместника. Но никто и не думал залечивать раны улиц, пострадавших со времен осады. Мостовые были в рытвинах и ухабах, а уцелевшие камни, пережившие много поколений горожан, сделались сизо-серыми. Будь караульные у городских ворот столь же бдительными, как их предшественники, они наверняка остановили бы девушку в клетчатом шерстяном плаще, которая проходила мимо сторожевой будки, низко надвинув капюшон. Ее башмаки, видневшиеся из-под длинных юбок, были сшиты из тюленьей кожи, и их подошвы явно не годились для долгих странствий пешком. На руках были мозоли от конских поводьев, а ясные серые глаза странно поблескивали.

Однако начальник караула, поглощенный игрой в кости, даже не поднял головы. Внимание молоденького солдата, опиравшегося на копье, было целиком занято девицей, усиленно выставлявшей напоказ свои прелести перед каким-то подвыпившим возчиком.

Элайра, младшая послушница Кориатанского ордена и посланница Главной колдуньи, вошла в город никем не замеченной. Слева от нее катилась повозка, везущая трех визжащих свиней, справа громыхали колеса телеги торговца элем. Кориатанки не появлялись в городе почти четыреста лет. Более того, Элайра была единственной колдуньей, осмелившейся явиться сюда без позволения своих начальниц. Она знала, чем рискует: если бы в городе узнали, кто она и откуда, суд над ней занял бы не больше нескольких минут. Потом ее раздели бы догола и на глазах толпы сожгли у столба.

За минувшие пять лет в Эрдане по обвинению в колдовстве уже было сожжено несколько женщин. Если у наместника и имелись подозрения насчет лживости обвинений, угрызения совести ни разу не потревожили его сон. Его советников, а также старшин гильдий вгоняло в холодный пот совсем другое: опасение, что легендарные силы прошлого однажды могут восстать и отомстить. Если простой люд, да и многие богатые горожане считали эти силы досужей выдумкой менестрелей, правитель Эрданы, имевший доступ к тайным летописям, знал об истинном положении вещей. Он читал о нескончаемой цепи заговоров и убийств, последовавших после свержения верховных королей. Наконец, он, его советники и военачальники не сомневались, что солнце — не сказка и что только злые чары удерживают туманную завесу над Этерой.

Элайра понимала, какой опасности она подвергает себя, явившись сюда. Девушка почти до самых бровей надвинула капюшон и предусмотрительно обошла уличную красотку и тех, кому она строила глазки. Когда телега с элем резко остановилась, чтобы не задавить перебегавшего мальчишку, юная колдунья поспешила убраться с оживленной улицы. Элайра быстро прошла мимо помпезных фасадов гильдейских зданий, миновала квартал ремесленников и свернула под темную арку.

Улочка, начинавшаяся за аркой, была немногим шире тропинки. По обеим сторонам тянулись сточные канавы, из которых торчали обломки сланцевых плит и обкусанные крысами кости. Над входными дверями в домах не было навесов, и вода уныло барабанила по ступеням каждого крыльца. Струйки воды стекали и с оберегов из белой жести, прибитых к дверям, чтобы отпугивать ийятов. Но в отличие от многих подобных жестянок, которые доводилось видеть Элайре, эти обереги действительно обладали защитной силой. Девушка ощущала ее, пробираясь между зловонными лужами и поглядывая на плотно закрытые ставни домов.

Как и чем жила эта трущобная улочка — никто в городе не знал. Казалось, она давным-давно должна была бы прекратить свое существование. На первых этажах домов не было ни питейных заведений, ни лавок, ни мастерских ремесленников. Возле сточных канав не играли чумазые ребятишки, а в самих канавах не храпели пьяницы. Сюда не забредали шлюхи в надежде кого-нибудь подцепить. Не слонялись здесь и наемные головорезы, которые в ожидании новых приказов коротали время в тавернах, хвалясь своими шрамами и кровавыми подвигами. Наместник Эрданы давно мечтал уничтожить эту улочку, а заодно — и ее жителей. Но ее никак не удавалось отыскать в лабиринте улочек-близнецов старой части города. Наместник неоднократно приказывал найти и четко пометить места напротив замшелых арок на ее концах, но его приказы так и оставались невыполненными, потому что все попытки найти арки заканчивались неудачей. Можно было находиться рядом с любой из них, но ищущих всегда что-то отвлекало: то попавшая в глаз соринка, то шум, то мысль. Как правило, люди не успевали даже понять, что уже пропустили арку, и безуспешно продолжали поиски.

Неуловимость старых арок между тем объяснялась очень просто: их охраняла надежная магическая защита, уводившая по южному следу каждого, кто был несведущ в магии.

Нужный дом стоял на высоком фундаменте, Элайра нашла его по фигуркам грифонов, украшавших стойки перил. Чтобы узнать, как сюда добраться, девушка уже была готова расстаться со своей единственной драгоценностью. К счастью, старшая сестра, получавшая от Главной колдуньи свитки, которые Элайре велели передать по назначению, оказалась достаточно болтливой и повторила кое-какие слухи. Если они не были выдумкой, тогда самое ужасное из опасений здешнего правителя наполовину уже свершилось: маг из Содружества Семи и двое принцев древних кровей сейчас находились в Эрдане.

Элайра поднялась по шаткой лестнице и задержалась на площадке перед дверью. Предчувствуя, чем это может для нее обернуться, она постучала. Через некоторое время внутри послышались шаги, и девушка спросила:

— Энитен Туэр здесь живет?

Лязгнул дверной засов, дверь приоткрылась, и на Элайру уставился чей-то выцветший глаз, над которым топорщились белесые ресницы.

— Разрази меня Эт, да это ведьма, — раздался гнусавый старческий голос — Ну, девчонка, ты и смелая, а может, просто дура.

Элайра стиснула завязки плаща.

— Наверное, просто дура. — Чтобы не раздражать старуху, она подавила глупый смешок и спросила: — Так вы впустите меня?

Глаз мигнул.

— Я-то впущу. Но не пришлось бы тебе потом жалеть, что явилась сюда.

— Еще как придется.

Элайра беспокойно оглянулась через плечо. Улица по-прежнему была пуста. Быстро сгущались осенние сумерки. Пока никто не следил за нею — ставни соседних домов оставались плотно закрытыми. Но Элайра знала: стоит ей еще немного задержаться перед дверью, как ее самовольный и дерзкий приход сюда обязательно заметят. Едва дверь открылась шире, девушка поспешила скрыться внутри, выдавая тем самым свое волнение и испуг.

Низенькая горбатая старушонка отскочила в сторону.

— Без позволения явилась, так ведь?

Элайра откинула капюшон. Помещение, где она оказалась, было уютным и со вкусом обставленным. Даже не верилось, что в нескольких шагах отсюда царят грязь и запустение. В ярком блеске свечей лицо младшей послушницы выглядело совсем бледным, особенно на фоне ее темно-пурпурной шелковой мантии, которая виднелась из-под специально накинутого сверху плаща из грубой шерсти. Из недр капюшона выбивалась прядь бронзовых волос.

— Может, я просто пришла узнать о своей судьбе.

Старуха хмыкнула.

— Уж лучше не ври мне. Не надо быть прорицательницей, чтобы видеть, что тебя ожидает мрачное будущее.

— О Дейлион-судьбоносец! — судорожно выдохнула Элайра. — Так скоро?

Ей стало жарко. Она схватилась за тесемки плаща и только тут заметила двоих молодых людей, которые прервали шахматную игру и с интересом следили за ней.

У Элайры округлились глаза. Они здесь! Сомнений быть не могло. В жилах того, кто сидел ближе к ней и теперь встал, явно текла королевская кровь. Его славная родословная уходила в глубь веков. Зажженный канделябр придавал его волосам — волосам Илессида — золотистый оттенок. Благородное лицо, непередаваемое изящество черт, бездонные синие глаза буквально заворожили Элайру. Принц двигался с достоинством человека, умеющего быть внимательным к другим и одновременно сознающего свое происхождение и положение.