Великий поход, стр. 64

Оторопью ответило буре свернувшееся сердце Индры. Оно спросило воина о спасении. «Вопросы задают только дураки», – постарался ответить Индра. Он поднялся в полный рост и шагнул навстречу грозовым раскатам. Дождь исхлестал ему лицо. Рядом кричал Дадхъянч, допытываясь о чём-то у кшатрия и перекликая ветер.

Индра не искал спасения. Не искал спасения вне бури. Оно было в ней самой. Чего стоит дух воина, если это не так?

– Архари! – взревел Индра голосом своего сердца. Оно перестало задавать ненужные вопросы. Пришло время поднять в себе Быка. И снова вплести в косицу стебель мандрагоры.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Ведь мы знаем тебя как самого ярого быка,
ждущего призыв на состязание.
(Ригведа. Мандала I, 10)

Надышавшись бурей, Индра догнал Дадхъянча. Риши выглядел менее вдохновенно, чем его беспокойный попутчик.

– Послушай! – крикнул Индра. – Я знаю, как спасти арийцев от возможной катастрофы. Дадхъянч нехотя обернулся. Дождь заливал ему глаза, и риши пришлось щуриться.

– Ты веришь в катастрофу? – почему-то спросил он.

– Что значит – веришь? – удивился воин. – Я предсказываю её.

– Вот как. Значит, предсказываешь. И что именно ты предсказываешь?

– Что? – не расслышал Индра в шуме ветра.

– Я спрашиваю о катастрофе.

– Брось, ты прекрасно понимаешь, что катастрофу мы ждём, она у нас в сердцах и в умах и значит, что-нибудь случится. Неважно что. Засуха, холод, наводнение. Неважно. Мы сами её создадим этим ожиданием. Когда множество людей настойчиво предвещает беду, она обязательно придёт. Другое дело – какой толк мы из неё извлечём.

Дадхъянч прослушал последние слова Индры. Риши думал о своём. О том, что этот молодчик по-своему прав. Если только его утверждения не сносятся с азартом юности. И только.

И только. «Впрочем, – подумал Дадхъянч, – Трита всю жизнь верил в катастрофу, и возраст ничего не убавил от его веры.»

– Что ты сказал насчёт пользы? – очнулся риши.

– Важно, какой толк мы извлечём из происходящего. Ведь всеобщая беда – лучший повод для народного единства. Лучший организатор духа и цели. Ведь так?

– Когда-то я тоже верил в холод, в катастрофу, – прокричал Дадхъянч через гул ветра. Ему хотелось, чтобы Индра сейчас обязательно его услышал. – Я даже отправился к морю, откуда мы ожидали приход Великого Льда.

– И что?

– Оно было тёплым.

– Что?

– Оно было тёплым, говорю. Прошло около десяти лет, но ничего не изменилось. Думаю, что Трита ошибся.

– Он тоже верил в холод?

–Да.

– Ясно. А почему ты думаешь, что и я верю в холод?

– Разве ты не веришь в холод?

– Скорее нет, чем да.

– Всякая вера должна опираться на познание. Понимаешь? Слепо верят только недоумки, – вдруг разгорячился Дадхъянч. Его всё больше занимал этот разговор.

– Какая мне разница, чего ждать? – заупрямился воин. – Говорю же тебе, важна не сама катастрофа, а всеобщее единение, которое она порождает.

– И всё-таки, если в тебе сидит Кавья Ушанас, ты должен требовать не только от воинственности духа, но и от его рассудительности. Впрочем… – Дадхъянч замолчал, вдруг открыв для себя, что в его собеседнике, возможно, прижилось ещё одно качество духа – упрямство.

Какое-то время они шли молча. Хлюпая размякшими ногавицами по мелкому водостою луж. Индра дёрнул Дадхъянча за мокрую топорщу меховины. Подойдя ближе. Чтобы не перекрикивать ветер.

– Послушай, – заговорил кшатрий, – ну какая разница, от чего спасать. Разве ты не помнишь, я об этом говорил? По моим расчётам, должны случиться четыре катастрофы. Совершенно разные. Плюс пятая, которую для себя уготовит сам человек.

– Допустим, – буркнул риши.

– Ни одна из них не начнётся внезапно. Даже разлом земли. Стихии слишком велики, им трудно развернуться. Сразу, во всю свою силу. Сами боги не могут им противостоять. У нас будет возможность увидеть начало катастрофы и какое-то время на то, чтобы спастись. Разве не так?

Дождь размазал по лбу и щекам Дадхъянча тонкие, почти прозрачные, пряди волос. Риши устремлено шёл вперёд, разбрызгивая воду, собранную его меховым нательем. Он старался не смотреть на Индру. Не слышать Индру у Дадхъянча не получалось.

– У нас хватит времени, чтобы уйти. Но только в том случае, если у каждого арийца будет свой ашва! – торжественно изрёк кшатрий. – Вот что я придумал.

– И это всё твоё открытие? – хмыкнул риши. – И каждому ашве каждый ариец привяжет за хвост верёвку. Чтобы каждый ашва каждого арийца лягнул как следует.

Индра не обиделся. Он проглотил. Он был слишком окрылён своей идеей, чтобы сейчас огрызаться и окончательно потерять слушателя.

– Ашва повезёт своего арийца, в этом я уверен, – продолжил кшатрий, – потому что я знаю, как он это сделает. А главное – знаю, на чём он повезёт своего арийца.

Дадхъянч услышал. Ему трудно молчалось. Трудно не говорилось против недоспелых открытий этого выскочки. Дадхъянч проклял себя, но сказал:

– Хорошо. Речь не об этом. Тебя окрыляет открытие, но как он это сделает, твой ашва? Которого, кстати сказать, ещё и нет. Впрочем, речь всё равно не об этом. Полезно видеть сущее в яви, а не мнимое. Точность понимания происходящего воспитывает правоту решений.

– Согласен, – сдался Индра. Кшатрий мог бы добавить, что он угадал причину сопротивления риши. Кризис среднего возраста, невостребованность мозгов, первая усталость – призрак торопливой старости, излом души. Дадхъянчу требовался ученик. Ненадолго. Для облегчения духовного гнёта. Индра догадался об этом и решил помочь мудрецу своим вниманием к его мудрости.

– Согласен, – повторил Индра. – Полезно видеть сущее.

– Представь себе, что всё можно просчитать. Любое явление или событие. Поскольку у них есть признаки. Скрытые признаки, не замечаемые нами, ибо наблюдаем только одну реальность. А их… две!

Индра с удивлением посмотрел на риши.

– Да, – продолжил Дадхъянч, – две. Потому ожидание катастрофы воплощается в саму катастрофу, о чём ты и говорил. Реальности могут влиять друг на друга. Разделяет их только момент настоящего, то есть время.

Мир видимой реальности подобен человеку. Назовём его, скажем, Пуруша – «восполненный», ибо восполняется он из мира невидимой реальности, наречённой нами, соответственно, Пракрити. Пуруша – это громадная копилка свойств всего живого, тогда как Пракрити – действие, движение, поток преобразования, громадный котёл, создающий явления живого. Итак, в одной реальности сосредоточена возможность жизни, в другой – её побуждения и странствия.

– Ну и что?

– А то, что без Пракрити здесь, в зримой реальности, и мотылёк не вспорхнёт. Кумекаешь? Вот она, власть-то! Да. А, кстати, где ты столько коней возьмёшь для своих целей?

– Коней? – не сразу сообразил Индра. – Наловим. Если ты приручил одного, приручишь и десять.

– Нет уж, прости, сам лови и приручай. К тому же нашего Ашву приручал Трита. Мне конь достался даром.

– Ладно, не в этом дело. Слушай. Может быть, ты и прав. Зачем ждать катастрофу, когда её по силам сделать.

– Я этого не говорил, – улыбнулся Дадхъянч.

– Говорил-говорил, в уме. Только вот как сделать?

– Думай. Мне достаточно одного понимания проблемы, а ты уж думай, как распороть мешок Пракрити. Иначе какой ты, к демону, кшатрий?!

– Послушай, я насчёт спины ашвы. К которой ты привязал вещи. На спину много не положишь, да и самому там места маловато. А? Другое дело – повозка.

– Другое дело – что?

– Повозка. То, что везут. Понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– Бревно, которое я случайно предложил, круглое, – не унимался Индра, – круглое! Тебе это о чём-нибудь говорит? Дадхъянч покачал головой:

– Ты не о том думаешь.

– Я думаю о разном. Так вот круглое катится! Но бревно тяжеловесно, ашвы его не потащут. И потому нам нужны два плоских, лёгких круга. Мы соединим их поперёк, а на крепкую поперечину приделаем корзину…