Великий поход, стр. 100

Индре казалось, что он не спал. Просто временами проваливался в тягучую и слепую немощь рассудка. Проваливался и снова возникал по эту сторону сознания. Несыпь измучила всех, и каждый держался как мог. На пределе сил, на упрямстве и ещё не желая уступать по выносливости женщине и её больному вдохновителю. Каждый держался как мог, неминуемо уступая тем, днём раньше или днём позже, с кем так противился себя сравнивать. Уступал по одержимости женщине и обессиленному лихорадкой кшатрию.

Индра снова взял поводья, подменив на погоне Шачи. Рассудок воина мерно опустился в сонное небытие. Под обстукивание земли копытами буланых. Когда же он снова вынырнул на поверхность осмысленной муки, до Индры дошло, что кто-то идёт рядом и непринуждённо с ним разговаривает. При этом Индра, хотя и не совсем понятно что, но вполне связно отвечает.

Возможно, всё это было сонным наваждением. Однако возникшая в голове воина просветь вдруг сказала: «Что здесь делает Кутса, и откуда он взялся?»

– Кутса? – уловил собственную мысль Индра.

– Что? – спросил идущий.

– Кутса, откуда ты взялся?

– Говорю же тебе, мы здесь стали лагерем, пережидая бурю… Как много колесниц! И куда теперь лежит ваш путь?

– Я ищу встречи с Шушной – демоном, наславшим засуху, – вполне осознанно проговорил Индра. – Думаю настигнуть его за перевалом Козлиной головы, в ущелье, или дальше, на вершинах. Кутса заволновался:

– Значит, ты преследуешь демона, как тогда, в Амаравати? Слушай, возьми меня с собой! Возьми, а? И почему демоны попадаются тебе, а не мне?

Индра посмотрел на спящую Шачи. Свернувшуюся клубком возле его ног на бурдюках и шкурах. Пожалуй, пора было менять колесничего. На предстоящий поход. Чтобы сберечь её. Ибо никогда ещё кшатрий не стоял так близко к гибели, а задумка, припасённая им для нынешнего навязчивого поединщика, не давала шанса на спасение и самому Индре.

– Ладно, возьму, – сказал воин, разглядывая в предутреннем дыму очертания походных хижин. С растопыренными жердями.

Известие о прибытии Индры опередило всхождение дня. Возле остывающих коней, в суете ненавязчивого любопытства, сновали молодицы. Их скользящие взгляды пересекались на Индре и торопились дальше, куда-то в неопределённость, опережая девичьи хлопоты. Возможно, эти взгляды искали разгадку того, что такого было в этом молодом бородаче, только появившемся на горизонте пересудов и уже успевшем наплодить о себе немало легенд.

Засматривали Индру и глаза покрепче. Те, что отточили твёрдость и верность взгляда, сличая кремнёвый зубец стрелы с последним мгновением её обречённой жертвы.

Молодому вождю всё было безразлично. Он и не думал производить на кого-то впечатление. Он завалился спать в предложенной для этого хижине. Потеряв в разброде новых дел и занятий Шачи, Индра распряг колесницу и, сгребя оружие, отправился спать.

Прошло какое-то время, прежде чем он очнулся от покоя, вдохнувшего в него новые силы. Должно быть, Индра долго спал, но теперь что-то заставило его легко и решительно отказаться от безделия. Кутса, стоящий на пороге хижины, являлся носителем этой тревоги. И предвестником каких-то немаловажных событий. Индра понял это, посмотрев на старого товарища.

– Они собрались, – виновато объявил Кутса, – и ждут рассказа о том, что ты затеял. Предводитель колесничих не стал ничего выспрашивать. Всё происходящее Индре предстояло постигнуть самому. И очень быстро. Одним хватом ума. От этого зависела убедительность его Великого похода.

Народ обступил хижину со всех сторон. Казалось, в этом молчаливом разностоянии молодых и старых, в пестроте судеб, впечатанных в лица мужчин и женщин, сошлось нечто большее, чем просто любопытство. Они так затеснились вокруг хижины, что между стоящими не проскочила бы и мышь.

Индра увидел их взгляды. Куда девалась безмятежность арийцев? Благополучливая и самоуверенная. Выпущенная покоем их душ? Этот взгляд не вызнавал и не спрашивал, не испытывал твёрдость умозрительных убеждений Индры, а требовал от него того невозможного, что проглядел сам в нагрянувших переменах и чем каждый ариец теперь был смущён и подавлен.

Индра зажёг взгляд от натиска обращённых к нему глаз, преобразился, ожил.

– Вот то, что сделало наше оружие непобедимым, – крикнул он, подняв над головой длинный нож. – Пятый элемент. Металл. Для чего он нам? Чтобы дразнить себя на игрищах и ритуалах? Для чего, скажите мне, расчёт брахманов извлёк из камня это коварное творение Рудры? Ведь рано или поздно Рудра возьмёт своё за щедрость отданного нам металла. А для того только, чтобы сломили мы любое сопротивление своей воле, раздвинув границы Арваты.

Многие спросят: «А нужно ли нам бросать насиженные углы и стремиться за горизонт?» Но ведь ракшасы есть везде. Чёрная демоническая сила обошла все земли, не спрашивая, а нужно ли ей было всё пространство человеческого обиталища. И она не спросила, что об этом думали мы.

Толпа осторожно загудела. Скорее одобрительно, чем разочарованно. Индра продолжал:

– Но Демон имеет одно постоянное свойство. Он не знает собственного угла. Он теснит нас везде, где мы оставили его в покое. Засуха тому пример. Если не убить Шушну, он не пощадит никого. С Демоном невозможно договориться, примириться или ужиться общими интересами. Интересы «благородных» и интересы «чёрных» – несоединимы. И потому мы должны прижать ракшаса на всём пространстве света.

Мы должны взять себе это пространство. То, что не принадлежит нам, – отнято у нас Демоном. Если сегодня мы смиримся с его властью, завтра нас уже не будет в живых.

Вы спросите меня, как нам захватить пространство света? Чего бы я стоил, если бы затеял этот разговор, не зная, как это сделать.

Индра обвёл толпу победоносным взглядом. Но слушавшие его не торопились ликовать.

– Колесо – вот сотворённый мною пятый элемент, готовый убить Демона повсюду, где он нам повстречается. Не верите? Тогда взгляните на Сурью. Если не побоитесь обжечь глаза. Кто путешествует каждую ночь в царстве Мрака, уходя за горизонт с одной стороны и поднимаясь на крыльях Ушас с другой? Разве Сурья избрал себе другое воплощение для покорения пространства? Может быть, само пространство света приняло иной облик? Посмотрите по сторонам, поворачивая голову всё время в одну сторону. Круг, перед вами круг!

А время? Разве оно не бежит по кругу, превращая в пыль нашу жизнь? Время всё перемалывает, и нет такой силы, которая бы устояла перед ним. Даже Агни не в силах остановить Ночь Богов.

Теперь Колесо понесёт арийцев. Вот они ратхи, готовые устремиться за горизонт, чтобы сделать «благородным» то пространство, где ступит нога арийца, где пройдёт Колесо. Индра умолк, прислушиваясь к тишине.

– А как же Шушна? – спросил величественный старец, похожий на ожившего бога. – Отступит ли он только потому, что мы поверим тебе?

– Да, – поддержали в толпе старого марута, – пусть докажет, что он сильнее Демона.

– Победи Шушну, и мы пойдём за тобой! – понеслось со всех сторон. – А чтобы никто не сомневался в твоей победе, мы кого-нибудь отправим увидеть её и подтвердить.

Индра усмехнулся:

– Мою победу подтвердит вода, пролившаяся на землю. Впрочем, я согласен.

– Я поеду с ним! – заорал что было мочи Кутса. – Я поеду! Слышите?

– Пусть едет, – согласился старец, – его тщеславие не позволит допустить здесь никакого плутовства. Для Кутсы есть только один герой, достойный восхищения и подражания. Это он сам.

Насмешки арийцев ничуть не тронули старого товарища Индры. Кутса сиял. Не кто-нибудь, а именно он призван наблюдать за этим боем! Его слово может нести то решающее значение, без которого героизм демоноборца не только не создаст ему славы, но и вообще окажется лишённым смысла.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Коварством, о Индра, прожорливого Шушну ты поверг ниц.
(Ригведа. Мандала I, 11)