Сладкая, как мед, стр. 58
В полночь до нее донесся приглушенный голос Карри. Миновал еще час, но Энтони так и не появился.
Значит, он решил спать в своей комнате…
Перед Сарой неотступно стояла отчужденная, мертвая маска, в которую превратилось днем его лицо.
Это из-за нее с Максом случилась столь жуткая метаморфоза. Неужели он отречется и от Сары?
Это невыносимо! Она не переживет, если Энтони выбросит ее из своей жизни! Впервые она смутно стала догадываться о том, какие чувства бушевали в душе бедного Макса.
Сара мучилась от желания пойти к мужу.
Она не хотела, чтобы он оставался один на один со своим горем. Ведь он только что лишился своего лучшего друга. В такие минуты человеку не следует быть одному!
Но она не смела сделать первый шаг. Если только их брак хоть что-то значит для Энтони, он сам явится сюда.
Минуты бежали одна за другой. Сара не мигая смотрела на тусклый ночник, оставленный у кровати. Она смотрела на него до тех пор, пока не ослепла от слез.
В два часа ночи дверь тихонько отворилась, и в спальню вошел Энтони. Он застыл при виде горевшего ночника и шепотом спросил:
— Сара! Ты до сих пор не спишь?
— Нет. — Она подоткнула под спину подушки и села в кровати. — Я не могу заснуть.
Он кивнул, прошел к камину и опустился на самый краешек кресла. Их разделила темная пустая комната.
— Он мертв, — каким-то не своим голосом сообщил Энтони. — Он покончил с собой.
— Знаю.
— Никого не ценил я так, как его, — все тем же странным голосом признался герцог, не отрывая глаз от своих босых ступней, видневшихся из-под края халата. — Мне казалось, что он… многое понимает. Что он понимает меня.
— Он любил тебя, — добавила Сара. В ответ прозвучал горький смех. — Но ведь это правда! — настаивала она.
— Разве это любовь? — Теперь в его голосе слышался гнев. — Тот, кто любит, не позволит себе ничего подобного.
— Как это ни странно, но мне кажется, что отчасти я могу его понять!
— заявила Сара.
— Что ты хочешь этим сказать? — Он медленно поднял на нее удивленный взор.
— Я хочу сказать, что понимаю… какое чувство довело его до столь ужасного состояния. Это была ревность, Энтони. Он видел, что ты… немного привязался и ко мне тоже, и не захотел тебя делить. Человек, охваченный ревностью, может оказаться способен на многое, о чем и не помышлял бы в нормальном состоянии.
В его светлых глазах вспыхнули гнев и растерянность.
— Ради всего святого! Я что, не имел права на иные привязанности, кроме него?
— По-моему, он думал именно так. — Саре так больно было видеть его недоумение и горе, что она потупилась. — Мистер Блейк рассказывал мне как-то об одном коллекционере, для которого главным в жизни было самому владеть полюбившейся картиной. Он терял покой и сон, если знал, что она принадлежит кому-то другому. Он непременно должен был ее заполучить. Для себя, себя одного. Только в этом случае он мог позволить себе наслаждаться ее красотой. — Сара подняла взор и посмотрела ему в глаза.
— По-моему, Макс относился к тебе примерно так же. Он добивался полной и безраздельной власти. И не терпел соперников.
Энтони долго смотрел на нее, осмысливая столь невероятные для него веши. Охнув, он спрятал лицо в ладони.
— Боже мой! Неужели я сам такое, чудовище, раз способен разбудить столь чудовищную любовь?
От жалости у Сары разрывалось сердце. Она больше не в силах была оставаться на месте, соскочила с кровати и подбежала к нему.
— Все дело в том, что ты намного лучше и чище их, не говоря уже о твоей красоте. Вот почему они либо готовы сделать из тебя идола, либо начинают завидовать тебе, либо ревновать ко всем остальным. Но твоей вины в этом нет!
Энтони вслепую простер к ней руки, обхватил за талию, привлек к себе и спрятал лицо у нее на груди.
— Он мертв, Сара! — простонал Чевиот. — Он мертв!
— Я знаю, любимый. — Стараясь не обращать внимания на бившую его нервную дрожь, она обняла его за плечи и прижалась щекой к густым шелковистым волосам. — Я знаю! — Где-то на груди ее ночная рубашка вдруг стала влажной и горячей, и Сара добавила, прижав Энтони к себе еще крепче:
— Может, оно и к лучшему, что он сделал это сам. Иначе тебе пришлось бы сдать его властям…
— Да, пришлось бы.
— Знаю. И это наверняка разорвало бы тебе сердце.
Они надолго замолчали, не двигаясь с места. Его плечи ни разу не вздрогнули, хотя рубашка Сары намокала все сильнее. Наконец Сара сказала:
— Когда ты сегодня не пришел, я испугалась, что ты откажешься от меня. Я испугалась, что ты винишь меня в том, что стало с Максом.
Он поднял голову и удивленно заглянул ей в лицо. Его ресницы были влажными.
— Как я могу от тебя отказаться? Я просто умру от одиночества!
— Энтони… — прошептала она. Ей так больно было видеть его горе, и все же где-то в глубине души зарождалась упрямая, жаркая радость.
А он зажмурился, снова прижался к ней лицом и попросил:
— Обними меня, Сара! И не отпускай!
И она с готовностью подчинилась.
Эпилог
Сентябрь 1818 года
Во второй половине по-осеннему яркого солнечного дня дорожный экипаж герцога и герцогини Чевиот остановился у парадного крыльца Шато-де-Вьенн, резиденции графа де Вьенна, одного из кузенов Чевиота. Возведенный в эпоху Ренессанса, замок прекрасно вписывался в чудесный пейзаж окрестностей Онфлера. В наполеоновские времена этим замком завладел один из его маршалов, но вскоре после Ватерлоо граф де Вьенн вернулся из Англии. Французский король восстановил права де Вьенна на родовое поместье.
Сара и Энтони днем раньше сошли с корабля в Гавре, переночевали в гостинице и с утра отправились в Онфлер. Шато-де-Вьенн был первым важным пунктом в их путешествии, поскольку граф владел несколькими картинами, которые Чевиот считал необходимым показать Саре.
Супругов Чевиот встречал сам граф — сухощавый подтянутый мужчина с длинным породистым носом, недавно разменявший шестой десяток. Его жена так походила на мужа, что Сара посчитала их кровными родственниками. Графиня желала непременно сама проводить дорогих гостей в их комнаты. По дороге она не умолкая болтала по-французски, говоря с Энтони о людях, о которых Сара слышала впервые в жизни.
Глядя на то, с какой улыбкой графиня обращалась к Чевиоту, Сара с удивлением подумала, что присутствие Энтони заставляет расцветать даже таких пожилых особ, как мадам де Вьенн.
— А здесь ваша комната, дорогая. — С этими словами хозяйка отворила перед Сарой дверь, приглашая войти.
Спальня была большая, со стеклянной дверью, выходящей на отдельный балкон. Саре понравилась эта комната, полная света и воздуха, с элегантной мебелью.
— Как красиво! — заметила она на прекрасном французском, которым успела овладеть в совершенстве за годы учебы в закрытой школе мисс Бейтс для юных леди.
— Я пришлю к вам горничную с горячей водой и освежающим лосьоном, — пообещала графиня. — Ваш муж будет находиться в соседней комнате.
— Мерси, мадам, — поблагодарила Сара, остановившись посреди своей роскошной спальни, но графиня уже железной рукой повлекла Энтони дальше, и герцог едва успел подмигнуть Саре на прощание.
Сара медленно обошла комнату, разглядывая пейзажи, украшавшие стены. Почти все они изображали окрестности Шато-де Вьенн. Сара сразу узнала и гавань в окружении высоких каменных домов с острыми черепичными крышами, и устье Сены, на котором был расположен Онфлер. Картины были написаны с похвальной тщательностью, но напрочь лишены той одухотворенности, что всегда сопутствует таланту.
Тем временем в спальню явилась горничная с горячей водой и лосьоном. Следом пришла Хелена, личная служанка Сары. Она указала слуге, куда положить багаж.
Сара не хотела мешать Хелене распаковывать вещи, отворила стеклянную дверь и вышла на балкон под неяркие лучи заходящего солнца. Узкий балкон выходил на идеально ухоженный сад, где центром композиции являлось некое подобие греческой статуи молодой богини. Рядом находился точно такой же балкон, куда можно было попасть из соседней комнаты.