Сделка, стр. 55

После завтрака Джинни повела меня в сад, расположенный за крепостными стенами. Боже, как много тут садов, парков, цветников? Хотя за столько веков можно было, наверное, устроить еще больше. К счастью, их никто не разрушал, не разорял, не сметал с лица земли. С каждым веком они только улучшались, разрастались и хорошели.

Однако моя спутница, она же мой новый чичероне, сменившая на этом поприще своего брата, не была расположена к историческим экскурсам, а, напротив, рассказывала мне о нынешнем положении Сэйвил-Касла.

— Ральф совершенно перестроил конюшни за последние пять лет, — говорила она. — Каретный сарай тоже оказался мал для его коллекции экипажей, поэтому он его снес и построил новый. Там даже есть специальная, как это называется… мойка для карет.

Утро было изумительное — настоящее лето. Его начало приветствовали флаги цветов рода Сэйвилов, развевающиеся под легким южным ветерком на четырех башнях замка. Тропинка, по которой мы шли с Джинни, вывела нас прямо к конюшням, и я с восторгом и завистью смотрела на «лошадиный дворец».

— Все это стоит немалых денег! — вырвалось у меня, прежде чем я поняла свой промах. Залившись краской, я сказала виноватым тоном:

— Прошу прощения, Джинни, мне не следовало так говорить. Какое право я имею рассуждать о расходах графа!

Его сестра добродушно рассмеялась:

— Но это в самом деле стоит целого состояния, Гейл. А еще одно состояние ушло на новые постройки. Зато он гордится, что может дать работу многим людям, оставшимся без куска хлеба после окончания войны с Наполеоном.

Я знала, о чем говорит Джинни: наши солдаты, победителями вернувшиеся с полей сражений, нашли страну обнищавшей и истощенной, в ней для них не было ни места, ни работы, их семьи голодали и были готовы на все, чтобы прокормиться.

— Рада за тех, кто нашел здесь работу, — сказала я. — Представляю, как благодарны они вашему брату.

— О, если бы вы видели! — воскликнула Джинни. — Ральф построил целый поселок, где они живут со своими семьями. Он не говорил вам?

— Нет, — ответила я, торопясь отнести и этот факт к достоинствам графа Сэйвила, коих и так набралось уж слишком много для одного человека.

Мы обогнули конюшни и миновали проход, который, вероятно, раньше служил тыловыми воротами в крепостной стене. Картина, представшая перед моими глазами, не могла не вызвать восхищения. Мы оказались на огромном лугу, поросшем изумрудного цвета травой. Она сверкала и переливалась под лучами солнца, почти сливаясь с омывающими ее водами озера.

— Давайте присядем, Гейл, — сказала Джинни. — Мне стало трудновато ходить.

— Конечно, Джинни, — тотчас согласилась я.

— Эту беременность я переношу тяжелее, чем три предыдущие, — продолжала она. — Видимо, сказывается возраст.

Поскольку она сама заговорила на эту тему, я спросила о сроке ее беременности.

— Семь месяцев, — ответила Джинни.

— Ну, тогда у вас есть все основания уставать от ходьбы. Мы прошли не так уж мало.

Морщась, она приложила руки к пояснице и тяжело опустилась на ближайшую скамью. Действительно, вид у нее был усталый. Я решила не беспокоить ее разговором и молчала.

Реджина заговорила сама и, к счастью, опять о поместье и ни о чем другом.

— В средние века замок всем обеспечивал себя сам, — рассказывала она. — Даже теперь здесь производится почти все, что необходимо для жизни его обитателей и окрестных жителей. Это намного дешевле, чем привозить откуда-нибудь издалека.

Чем больше я узнавала, тем больше удивлялась, а вернее, пугалась этой грандиозности: мне начинало казаться, что Сэйвил-Касл не просто большое поместье, а чуть ли не целая страна или на худой конец графство.

Через какое-то время Джинни, охнув, поднялась со скамьи и сказала, что, пожалуй, следует отправляться назад.

— А удовольствие рассказать вам о новых постройках и показать их я оставлю Ральфу. Вообще-то такой человек, как он, — сказала она доверительным тоном, — должен заниматься не хозяйственными, а государственными делами. Но пока в правительстве лорд Ливерпул и его приверженцы-тори, Ральфу нечего делать в Вестминстере.

— Но он ведь принимает участие в заседаниях парламента? — осторожно спросила я, опасаясь сказать какую-нибудь глупость и признать таким образом свою полную несостоятельность в политических делах.

— Да, и всегда голосует против правительства Ливерпула, но это, увы, не приносит ощутимых результатов. У тори сейчас большинство.

Итак, к длинному списку достоинств лорда Сэйвила прибавилось еще одно: смелые выступления в парламенте.

Мы не спеша шли к дому под теплым утренним солнцем, и я тщетно пыталась увязать в уме образ нежного и страстного любовника с образом благородного лорда, заседающего в парламенте и решающего дела государственной важности.

Слова Джинни еще больше отдаляли его от меня. А может, именно эту цель она себе и поставила?..

Когда мы пришли в замок, Роджер с мальчишеской радостью поспешил сообщить нам, что Гарриет не примет участия в намеченном пикнике: она получила известие, что ее папочка изволит прибыть в середине дня, и будет дожидаться его в замке, как Пенелопа своего Одиссея.

Джинни не слишком одобряла выпады Роджера и сказала, что ему давно пора повзрослеть и не выходить за рамки светской любезности.

— А, собственно, почему? — возразил Роджер, глядя на свою кузину светлыми, как утреннее небо, наивными глазами. — Да, я не люблю ее. А точнее, терпеть не могу! И между прочим, — добавил он, слегка понизив голос, — у меня вполне серьезные сомнения относительно того существа, что созревает у нее в животе. Является ли оно ребенком Джорджа? Не решилась ли она на этот шаг уже после его смерти — от неистового желания заполучить наследника и преемника Девейн-Холла?

— Роджер!

Леди Реджина была глубоко возмущена.

Что касается меня, то, должна признаться, подобная мысль закралась мне в голову еще до того, как я услышала откровения Роджера. Поэтому меня они совсем не удивили.

— Как ты можешь говорить такие ужасные вещи? — продолжала Джинни.