Воин тумана, стр. 70

Было почти темно, и, пока я плыл, то взлетая вверх на гребне волны, то ныряя в пучину, на небе одна за другой зажигались звезды, образуя созвездия, которые здесь называют именами богов и животных. Я отыскал Большую Медведицу, а потом – Полярную звезду. Наш капитан говорил, что северный ветер для нас встречный, ведь нужно нам именно на север, так что Большая земля находилась на западе от нас, а остров Эвбея – на востоке. Я старался плыть так, чтобы Полярная звезда все время была у меня над правым плечом, надеясь выплыть на берег или отыскать судно.

Тоя вынырнула неподалеку, прыгая на волнах, точно с камня на камень, добралась до берега, остановилась там и стала надо мной смеяться. Когда ноги мои коснулись песка, она исчезла, и тихий смех ее сменился шелестом набегавших на берег волн. Довольно долго я, совершенно измученный, без сил валялся на песке, точно утопленник, однако жажда заставила меня подняться на ноги. Прислушавшись, я уловил бормотание ручейка, который словно рад был наконец добраться до моря и отдохнуть после долгого пути. Я отыскал ручей и вволю напился. Вдалеке я заметил красный огонек костра и услышал людские голоса, однако не пошел туда, а продолжал пить. (Не так давно я спросил Дракайну, кто из богов создал мир. Она сказала, что мир был создан Паном [150], четырехкрылым и четырехголовым божеством, которое одновременно имеет и мужские и женские черты. И до чего же был жесток этот Пан! Ведь из-за того, что он создал моря солеными, погибло так много людей!) Оказалось, что голоса принадлежали спартанцам с нашего корабля. Когда я это понял, то сразу догадался, что это Тоя привела меня к ним. А потом вспомнил, как наш капитан говорил, что Пасикрат собирался принести жертву в Фермопилах. И действительно увидел каменные колонны, алтарь перед ними, а на алтаре костер из плавника. Рядом стоял Пасикрат, держа за повод-быка, шею которого обвивала грубо сплетенная гирлянда. До меня донеслись слова:

– …и вступись за нас, великий Леонид, вступитесь за нас и вы, герои Фермопил, чтобы могли мы узнать, что за доля суждена рабу по имени Латро.

Ибо лишь богам да тебе, Леонид, известно, что он по-настоящему не был в числе побежденных и никто из богов не одарил его своей милостью. – Произнеся последнее слово, Пасикрат вонзил священный нож в шею быку и отправил жертвенное животное к покойному царю Леониду.

Разве можно было выдержать такое? И я не выдержал: шагнув в круг света от костра, я воскликнул:

– А боги говорят иначе, Пасикрат.

Я не помню своего прошлого, так что не могу сказать, много ли в нем было подобных ярких моментов. Вряд ли много. Когда эти могучие спартанцы, обычно такие гордые и суровые, изумленно разинули рты, точно малые дети, я мгновенно стряхнул с себя остатки усталости!

– Тебе было позволено бросить меня за борт, – сказал я, – исключительно для того, чтобы я смог поговорить с одной из нереид. Ее зовут Тоя. Однако теперь я вернулся и готов возобновить наш поединок. Ведь всем остальным предоставлялось по три попытки – не одна.

На мгновение воцарилась такая тишина, что потрескивание костра на алтаре казалось ревом пожара, пожиравшего город. В отдалении, где высился горный отрог Каллидром, послышался рев льва. Заслышав зверя, спартанцы тоже взревели – разом и так громко, словно хотели заглушить и грохот волн, и вой противного северного ветра.

Не успели смолкнуть их крики, как мы с Пасикратом сошлись, обняв друг друга крепче любовников. Только сейчас я понял, насколько он силен, да и он почувствовал мою настоящую силу. Сперва он попытался было поднять меня, но я держал крепко; потом я понемногу стал отклонять его назад. Я мог бы, наверное, сломать ему позвоночник, если б захотел – так жаждущий крови воин, выхватив у врага копье, в гневе переламывает его пополам. Однако я вовсе не жаждал крови Пасикрата; я хотел всего лишь победить в этом поединке, а потому просто швырнул его на землю.

Ио бросилась вперед, заливаясь радостным смехом, точно жаворонок. В руках она держала кувшин с вином и тряпицу, чтоб вытереть мне лицо.

Какой-то спартанец обтер лицо Пасикрату. Другой спартанец, года на два постарше, спросил:

– А жертвоприношение как же? Ведь этот поединок – наверняка святотатство!

– Мы отдаем должное Леониду, – сказал Пасикрат. – Точно так же когда-то отдавали должное Патроклу [151]. А жертвоприношение завершит победитель.

Когда мы снова сошлись, Пасикрат будто стал сильнее в два раза.

Казалось, мы боремся всю ночь напролет, однако же ни он, ни я так и не могли одержать верх.

Один раз, повернувшись лицом к огню, я встретился с ним взглядом, и тут снова проревел лев, но уже ближе и громче, точно военный рог, заглушивший крики спартанцев. Пасикрат оцепенел.

– У тебя из глаз смотрит лев! – задохнулся он.

– А у тебя – мальчишка, – ответил я и, подняв его над головой, пронес как можно дальше от алтаря, зашел в воду по колено и бросил в волны; Лев прорычал в третий раз и умолк.

Глава 37

ЛЕОНИД, ЦАРЬ СПАРТЫ

– Услышь нашу молитву, – взывал я, вновь натянув свой хитон, заботливо сохраненный Ио, и опоясавшись мечом. На голове у меня красовался венок из полевых цветов. – Услышь, как мы оплакиваем тебя! – И подстрекаемый неведомо кем, я вдруг прибавил:

– Мы не победы просим, но мужества. – И бросил в костер кусок жира и бычье сердце, а спартанцы запели какую-то военную песню в ритме марша.

Жертвоприношение завершилось. Полдюжины рабов набросились на бычка с ножами и топорами и мгновенно разрубили его на куски. Вскоре каждый уже держал в руках палочку с насаженными на нее кусочками мяса. Нашлось и вино, и ячменный хлеб, и твердый сыр, и соленые оливки, и даже изюм и сушеные фиги.

– Сегодня самый лучший ужин с тех пор, как мы оказались среди этих ужасных спартанцев, – сказала Ио. – Везет тебе, Латро: ты даже не помнишь, что мы ели до сих пор!

– По-моему, ели мы не так уж плохо, – ответил я. Я был страшно голоден и с трудом заставлял себя жевать мясо, а не давиться целыми кусками.

– Да в общем, ничего, конечно. Но вот суп у них такой, что лучше его никогда и в рот не брать! Я скорее уж сама себе горло перережу, чем позволю кому-нибудь влить мне в рот этот их суп. – Ио встала, сходила к почти уже очищенной до костей туше бычка и принесла еще порцию жаркого на палочках. – Ах, это почти так же вкусно, как у Каллеос, а я нигде не пробовала более вкусной еды, чем у нее в доме. Знаешь, если ты хочешь еще мяса, то лучше сейчас пойди и возьми, а то там совсем мало осталось.

– Я лучше что-нибудь другое съем. Одним жареным мясом можно желудок расстроить.

– Подумать только, наша Дракайна пропустила такой роскошный ужин! – засмеялась Ио.

– Вот как? А где же она?

– На корабле осталась. – Ио показала на залив, где виднелся силуэт стоявшего на якоре судна. – Пасикрат решил, что ты утонул из-за ее колдовства. Во всяком случае, он так заявил, и если ты спросишь, не искал ли он козла отпущения, то я скажу, что выбрал он правильно. Вот она и сидит на корабле со связанными за спиной руками и кляпом во рту, чтобы больше колдовать не вздумала.

– Я должен немедленно поговорить с ним! – воскликнул я.

С куском хлеба в руке я подошел к костру, где сидел Пасикрат, и опустился на землю рядом с ним:

– Приветствую тебя, благородный Пасикрат.

– А, это ты, – откликнулся он. – Победитель! И все-таки раб. По крайней мере, пока. Не следовало мне опускаться до поединка с рабом! Боги наказали меня за это.

– Что ж, пусть для тебя я раб. Ты ведь у нас командир, тебе подчиняются все на борту. Но если я и раб, то никак не вспомню, чей именно. А пока что я твой слуга – я никогда не назову себя твоим рабом! – и пришел просить, чтобы ты освободил эту женщину по имени Дракайна. Она никакого зла мне не причинила. Или, может, она причинила зло тебе?