Коготь миротворца, стр. 51

Однако ни Доркас, ни Иолента не объявлялись. Не видно было также ни спешащих к месту побоища отрядов, ни даже участников празднества. И поныне мне неведомо, как далеко простираются покои Обители Абсолюта. Существует несколько карт, но они недостаточно подробны и противоречат друг другу. Планов Второй Обители нет вообще, и даже Отец Инир говорил мне, что не помнит всех ее тайн. Странствуя по узким коридорам, я ни разу не встретил белых волков, но обнаружил лестницы, ведущие к храмам под руслом реки, и колодцы с люками, выходящие в первозданный лес. (Одни из таких выходов отмечены полуразвалившимися, заросшими травой мраморными стелами, другие – нет.) Когда я закрывал люк и с сожалением погружался в искусственную атмосферу, в которой еще некоторое время оставались намеки на живые запахи увядающей листвы, я часто задумывался, не идет ли часть подземных переходов к самой Цитадели. Ведь не зря же старый Ультан намекал, что хранилища его библиотеки простираются вплоть до Обители Абсолюта. Разве это не означает, что сама Обитель Абсолюта тянется до хранилищ библиотеки? Некоторые закоулки Второй Обители так похожи на те слепые коридоры, в которых я когда-то искал Трискеля. Может, это те же самые коридоры, а если так, тогда я подвергался большей опасности, чем предполагал.

Я и сейчас не знаю, есть ли серьезные основания для подобных предположений, но в то время, о котором я пишу, мне ничего такого даже в голову не приходило. В своем невежестве я предполагал, что Обитель Абсолюта, которая как в пространстве, так и во времени простирается гораздо дальше, чем может вообразить неосведомленный человек, имеет четкие границы, и я приближаюсь к ним, а возможно, уже оставил их позади. Так я шел всю ночь на север, держа путь по звездам. А в пути передо мной проходила моя собственная жизнь, в точности как бывало всегда, когда я пытался заснуть, а сон никак не шел. Снова я плавал с Дроттом и Рошем в холодных водах под Колокольной Башней, снова я подменял игрушечного чертика Жозефины лягушкой и в очередной раз протягивал руку, чтобы перехватить рукоять топора, которой должен был обрушиться на шею великого Водалуса, и тем самым спасал Теклу, еще не заключенную в тюрьму. Я видел ручеек крови, вытекающий из-под ее двери, видел мастера Мальрубиуса, склонившегося надо мной, Иону, исчезающего в бесконечности между измерениями. Я опять играл с камушками во дворе под рухнувшей стеной, а Текла увертывалась от удара копыт лошади, на которой сидел охранник моего отца.

Даже миновав последнюю балюстраду, я все еще боялся наткнуться на стражников Автарха, но за весь путь ни разу не повстречал ни единого дозорного отряда, и постепенно страх сменился презрением. Я решил, что их бездеятельность – это часть общего беспорядка, столь обычного для Содружества. Было ясно, что и без моей помощи Водалус легко мог бы справиться с кучкой этих растяп. Прямо сейчас, если бы он только вздумал нанести удар.

Тем не менее гермафродит в желтом одеянии, знавший пароль Водалуса и явно ожидавший его послания, без сомнения, и был самим Автархом, повелителем армии и, если уж на то пошло, всего Содружества – по крайней мере, в тех пределах, в которых оно вообще подчинялось какой-либо власти. Текла много раз видела его, а поскольку воспоминания Теклы стали частью моей памяти, я мог с уверенностью сказать, что то был именно он. Если Водалус уже одержал верх, то почему он до сих пор скрывается? Или Водалус всего-навсего приспешник Автарха? (Но если так, то почему он сообщается с ним, как будто Автарх должен выполнять его распоряжения?) Я старался убедить себя, что все происходившее в комнате с фальшивой картиной просто приснилось мне. Но я тщетно обманывал свой разум: это было наяву, а огниво Водалуса больше не лежало в моей ташке.

Думая о Водалусе, я вспомнил о Когте. Автарх сам настаивал на том, чтобы я вернул его ордену Пелерин. Я достал Коготь. Теперь он светился ровным мягким светом – не сиял, как в пещере обезьянолюдей, и не был тусклым, как когда мы с Ионой смотрели на него в вестибюле. Хотя камень просто лежал у меня на ладони, он казался огромной чашей, заполненной голубой водой – несравненно более чистой, чем вода водохранилища или Гьолла. Я мог бы нырнуть в эту чашу, но погружение каким-то необъяснимым образом обернулось бы движением вверх. Я ощущал успокоение и тревогу одновременно. В конце концов, я снова сунул камень в голенище сапога и продолжил свой путь.

Рассвет застал меня на узкой тропе, которая, казалось, с трудом пробиралась через лес, где все дышало роскошью упадка, еще более пышной, чем в старом лесу за Стеной Нессуса. Здесь в отличие от тамошних мест не было прохладных арок папоротника, но мясистые виноградные лозы льнули к огромным стволам красного дерева, как гетеры, простирая гибкие побеги в облака зеленой листвы и ниспадающие до самой земли пышные завесы, усеянные цветами. Над головой перекликались незнакомые птицы, а однажды я заметил обезьянку. Она подглядывала за мной с ветки дерева, уходящего ввысь, как шпиль, и, если бы не четыре лапы, ее можно было принять за мудрого рыжебородого человечка, укутанного в меха. У меня больше не было сил двигаться, поэтому я нашел сухое, укромное место меж толстых, как колонны, корней и завернулся в плащ.

Мне часто приходится гоняться за сном, словно это самая неуловимая из химер – полулегенда, полупризрак. Но на этот раз сон пришел сразу. Не успел я закрыть глаза, как оказался лицом к лицу с потерявшим рассудок великаном. В руке я сжимал «Терминус Эст», но вдруг он превратился в тоненький прутик. Мы стояли не на сцене, а на узком парапете. С одной стороны светились факелы какой-то армии. С другой – крутой обрыв вел к разлившемуся озеру, которое и было и не было лазурной чашей Когтя. Балдандерс взмахнул своим чудовищным светильником, а я съежился и стал той детской фигуркой, которую как-то раз видел на дне моря. Я чувствовал приближение огромных женщин. Великан обрушил свою дубинку.

Был полдень. Рыжие муравьи проложили торную дорожку по моей груди. Еще две или три стражи я шел сквозь бледную листву этого величавого, но обреченного на смерть леса, пока не наткнулся на более широкую тропу, а еще по прошествии стражи (тени уже стали длиннее) остановился, потянул носом и удостоверился, что чувствую запах костра. К тому времени у меня уже сводило внутренности от голода, и я поспешил на запах.

Глава 26

Расставание

Неподалеку от пересечения двух тропинок вокруг крошечного костерка сидели четверо. Первой я узнал Ио-ленту – из-за ореола красоты, всегда окружавшего ее, полянка казалась поистине райским уголком. Почти в то же самое мгновение меня увидела Доркас и бросилась мне навстречу, а я разглядел лисью мордочку доктора Талоса, высунувшуюся из-за массивного плеча Балдандерса.

Облик великана изменился до неузнаваемости – в противном случае я, несомненно, первым узнал бы именно его. Голова гиганта была обмотана грязными тряпками, а вместо потертого черного сюртука, который он всегда носил, его могучий торс скрывался под толстым слоем мази, похожей на глину и источавшей запах тухлой воды.

– Вот так встреча! – воскликнул доктор Талое. – А мы тут как раз гадаем, что с тобой случилось. – Легким движением головы Балдандерс дал мне понять, что в действительности беспокоилась обо мне одна Доркас, о чем я догадался бы и без его намека.

– Я сбежал, – сказал я. – Как и Доркас. Удивительно, как вы все остались в живых.

– Да, нас едва не убили, – подтвердил доктор. Иолента повела плечами так, что это простое движение казалось изысканной церемонией.

– Я тоже убежала. – Она приподняла ладонями огромные груди. – Но, кажется, я не приспособлена к бегу, как вы думаете? Потом в темноте я столкнулась с экзультантом. Он сказал, что мне не нужно больше бежать, и обещал защитить меня. Но тут же подъехали несколько верховых. Надеюсь, когда-нибудь у меня будет карета, запряженная такими же лошадьми – они были очень красивы. Среди них оказалось какое-то высокопоставленное лицо из тех, что не интересуются женщинами. Я надеялась, что меня отведут к Автарху, чьи поры источают звездный свет, – как это едва не случается в пьесе. Но эти люди прогнали моего экзультанта, а меня привезли обратно к театру, где оказались он, – она указала на Балдандерса, – и доктор. Доктор накладывал повязки на Балдандерса. Солдаты чуть было не убили нас, хотя я видела, что убивать меня им совсем не хотелось. Все-таки они нас отпустили, и вот мы здесь. Доктор Талое добавил: