Коготь миротворца, стр. 39

– В живописи сходящиеся линии обманывают глаз, – продолжал человек в желтом. – Поэтому, встречаясь с ними в объемном мире, да еще когда эффект усиливается одноцветным освещением, человеку кажется, что он видит очередную картину, особенно если зрение подготовлено созерцанием обычных произведений искусства. Когда ты прошел через проем, вполне реальная стена закрыла его, потому что при тебе было оружие. Думаю, нет нужды говорить о том, что есть и настоящая картина. Она нарисована на дальней стене.

Никогда в жизни я не испытывал подобного удивления.

– Но как могла комната узнать, что у меня меч?

– Это сложнее. Гораздо сложнее, чем устройство этой несчастной комнаты. Вряд ли я смогу дать удовлетвори-; тельное объяснение. Скажу только, что проем ограничен металлическими пластинами, они-то и узнают другие металлы, своих сородичей, когда те пересекают ограниченное ими пространство.

– И все это изобрел ты?

– О нет. Все это… – Он помолчал. – Из этой и еще сотен подобных хитростей состоит то, что мы называем Второй Обителью. Она – творение Отца Инира. Первый автарх призвал его, чтобы он создал тайный дворец в стенах Обители Абсолюта. Я или же ты, сын мой, несомненно, просто построили бы сеть потайных комнат. Но, по его замыслу, скрытые помещения должны пронизывать всю Обитель и сосуществовать с теми покоями, что доступны всем.

– Но ты не он, – сказал я. – Потому что я тебя знаю! А ты узнаешь меня? – Я сдернул маску, чтобы он увидел мое лицо.

Он улыбнулся.

– Ты посетил нас всего лишь раз. Наша девушка плохо выполняла свои обязанности?

– Она доставила мне меньше удовольствия, чем ее соперница, или, вернее, мне больше нравилась другая женщина. Сегодня я потерял друга, но, как видно, взамен мне суждено повстречать немало старых знакомых. Позволь узнать, что заставило тебя покинуть Лазурный Дом? Тебя вызвали на время празднеств? Я недавно видел здесь одну из твоих женщин.

Он равнодушно кивнул. Зеркало неправильной формы, висевшее над трюмо этой странной плоской комнаты, отразило его профиль, тонкий, как профиль на камее, и я решил, что он, должно быть, гермафродит. Когда я представил себе, как он, ночь за ночью, открывает двери мужчинам в своем заведении в Веселом квартале, во мне всколыхнулась жалость и пришло ощущение беспомощности.

– Да, – ответил он, – я пробуду здесь праздники, а потом уеду.

Перед моим внутренним взором все еще стояла картина, которую мне показал старый Рудезинд, и я попросил:

– Тогда ты, наверное, можешь показать мне дорогу в сад.

Я сразу почувствовал, что он растерялся, может быть, впервые за много лет. В его глазах мелькнула боль, а левая рука дернулась (едва заметно) к флакону на шее.

– Значит, ты слышал… Допустим, я и вправду знаю дорогу, но с какой стати я должен открыть ее тебе? Слишком многие захотят ей воспользоваться, если морской странник завидел землю.

Глава 21

Гидромантия

Прошло несколько мгновений, прежде чем до меня наконец дошло, что же он в действительности произнес. Потом мои ноздри наполнились одуряюще сладким запахом жареной плоти Теклы, и я, казалось, снова услышал беспокойный шорох листьев. Я был так ошеломлен, что мне даже не пришло в голову, насколько нелепы какие бы то ни было предосторожности в этой комнате, которая вся – не что иное, как обман, и осмотрелся вокруг в поисках соглядатаев.

Потом я вдруг почувствовал, что рука помимо моей воли (я намеревался задать несколько вопросов, прежде чем открыть свою причастность к делам Водалуса) достает из глубины ташки огниво в форме лезвия ножа.

Гермафродит улыбнулся.

– Я чувствовал, что ты можешь оказаться тем самым человеком. Я жду уже несколько дней. Тот старик и многие другие получили распоряжение препровождать ко мне всех приезжих.

– Меня посадили в вестибюль, – ответил я. – Отсюда и задержка.

– Но, как я вижу, тебе удалось бежать. Вряд ли тебя выпустили бы прежде, чем мой человек об этом позаботился. Хорошо, что ты выбрался сам – у нас не так много времени. Три дня празднества, а потом… Идем, я покажу дорогу в сад, хоть и не могу поручиться, что тебя туда пустят.

Он открыл дверь, через которую вошел, и на этот раз я заметил, что в ней действительно не было ни одного прямого угла. Комната за дверью оказалась не больше первой, но была нормальной формы и пышно обставлена.

– Тебе посчастливилось попасть в нужную часть Обители Абсолюта. В противном случае нам пришлось бы проделать немалый путь. Но сначала мне нужно прочесть послание.

Он подошел к предмету, который я принял за стол со стеклянной столешницей, и положил огниво на полочку под стеклом. Стекло сразу же осветилось, хотя над ним не было источника света. Огниво вдруг стало расти, пока не достигло размеров меча, а полоски, раньше воспринимавшиеся как обычные зубцы, о которые чиркают кремнем, превратились в строки отчетливых знаков.

– Отойди, – приказал гермафродит. – Если ты не прочел этого раньше, то не должен видеть и сейчас.

Я сделал, как он велел, и некоторое время наблюдал за фигурой, склонившейся над странным предметом, который доставил сюда из лесного царства Водалуса.

Наконец он произнес:

– Ничего не поделаешь, придется сражаться на два фронта. Впрочем, к тебе это не имеет отношения. Видишь вон тот шкаф с овалом на дверце? Открой его и принеси книгу, которую там найдешь. Потом положи ее на эту подставку.

У меня мелькнуло подозрение, не заманивают ли меня в ловушку, но все же я открыл дверцу шкафа. В нем хранилась одна-единственная книга гигантских размеров – высотой чуть ли не с меня, а шириной в добрых два кубита. Перед моими глазами предстала сине-зеленая кожа, и мне вдруг показалось, что я открыл крышку поставленного стоймя гроба. Вложив меч в ножны, я обхватил огромный том обеими руками и водрузил его на подставку. Гермафродит спросил, случалось ли мне видеть эту книгу раньше. Я ответил отрицательно.

– Похоже, ты ее побаиваешься… По крайней мере, ты так старательно отворачивал лицо, пока ее нес.

Он открыл обложку. Первую страницу покрывали красные незнакомые мне письмена.

– Это предупреждение ищущим пути. Хочешь послушать?

Я признался:

– Когда я открыл шкаф, мне показалось, что я увидел в коже мертвеца, и этот мертвец был мною самим. Он закрыл книгу и провел рукой по переплету.

– Всего лишь переливы краски – работа старинных мастеров. А линии под ней – только шрамы на шкуре замученных животных, следы шипов и бичей. Но если ты боишься, в путь отправляться не стоит.

– Открой книгу, – попросил я. – Покажи мне карту.

– А карты и нет, – усмехнулся он, переворачивая обложку и первую страницу разом. – Есть сама книга.

Я почувствовал, что ослеп. Так грозовой ночью слепит вспышка молнии. Страницы книги казались сделанными из чистого серебра, отполированного настолько, что они ловили каждый крошечный лучик света и отражали его, усиливая в сотни раз.

– Зеркала… – пробормотал я. Уже произнеся это слово, я понял, что нет никаких зеркал, а есть нечто, для чего у нас не нашлось иного слова; кроме «зеркало». То самое, что недавно вернуло Иону к его звездам. – Но откуда берется энергия, если они не обращены друг к другу?

– Подумай, как долго они смотрят друг на друга, пока книга закрыта. Теперь мощность поля какое-то время сохранится. Если решился, ступай!

Я никак не решался. Пока он говорил, в сияющем воздухе над страницами возникла удивительная форма. Не женщина и не бабочка, а нечто, в чем эти два существа сливались воедино. И так же как, глядя на изображение горы на заднем плане картины, мы отдаем себе отчет в том, что в реальности эта гора огромна, так и я твердо знал, что смотрю на это существо из беспредельной дали – крылья его держал протоновый ветер космоса, а весь Урс был не чем иным, как одной из пылинок, вздымаемых их биением. И так же как я смотрел на него, как несколько мгновений назад гермафродит смотрел сквозь стекло на письмена, начертанные на огниве, так и оно смотрело на меня. Оно замерло, потом повернулось ко мне и распахнуло крылья. Я увидел, что они испещрены множеством глаз.