Объятые страхом, стр. 32

Как сотни других, вот уже больше месяца «дримона» бороздила Южную Атлантику… Без всякого освещения, она медленно плыла вдоль впадины по всему периметру. Ныряльщики погружались двенадцать раз, чтобы инфицировать метакриновые водоросли. Двенадцать раз они погружались, чтобы впрыснуть яд в корни растений. Двенадцать раз обливались потом в своих скафандрах, чувствуя, как колотится сердце, рискуя выскочить из груди, испытывая недостаток воздуха, поступающего через искусственные жабры… Все двенадцать погружений прошли успешно.

— Вы суеверны? — спросил Афалет. — Если хотите, мы можем окрестить это погружение «12-бис».

Бруно засмеялся, но как-то невесело. Уже в скафандре, при слабом освещении камеры, заполненной водой, Бруно с беспокойством прислушивался к работе компрессионных насосов, которые, казалось, ритмично отстукивали: су-е-ве-рен, су-е-ве-рен!

Он мысленно пожал плечами. Должно быть, большие глубины оказывают давление на его психику, заставляют впадать в детство! Он постарался выбросить из головы это слово, заменив его на казавшееся более подходящим: и-ди-от, и-ди-от!

Первый удар трещотки больно отозвался в ушах, прервав эти размышления. Бруно напрягся. Второй сигнал! Бруно перевел скафандр в стартовое положение… Третий! Вперед! Запуск всех систем, падение в черную бездну, все ниже и ниже, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… Яркая вспышка холодного света озарила бездну. Вопреки всем ожиданиям, кольцо из светящихся пузырей неожиданно сработало на полную мощь.

Бруно закрыл ослепленные глаза, сцепил зубы, прошептал сдавленным голосом: «Все врассыпную».

Подобное было предусмотрено, но до сих пор не случалось. Чередование света и тени до этого погружения было стандартным: тридцать минут — «солнце», тридцать минут — «луна». Когда погружение осуществлялось сразу же после «солнечного» периода, можно было смело рассчитывать на полчаса темноты.

Команда, которая погрузилась в полном составе и тут же устремилась ко дну, по приказу командира моментально бросилась в разные стороны по заранее отработанным траекториям. Каждый, исходя из собственных возможностей, затормозил падение и осторожно стал выплывать из освещенной зоны, медленно лавируя, как настоящие селаканты.

Со слезящимися, покрытыми пеленой глазами, Бруно чувствовал себя словно парящим в голубом небе, беззащитным и уязвимым, под прицелом тысяч невидимых пушек.

Из «дримоны» послышался мягкий и ласковый голос Ку Сен:

— Скаты разговаривают… Говорят о метакрине, о пиве… Теперь что-то непонятное, но не о вас… Никаких восклицаний, никакой тревоги… Не беспокойтесь…

Затем раздался голос Афалета:

— Все в порядке, старина?

— Да, глаза уже привыкают. Вижу скопление скатов, около пятнадцати особей, которые резвятся, не обращая на меня внимания. Три из них вошли в круг. Мои люди удаляются по всем направлениям. Некоторые уже скрылись в темноте, поднимаясь по спирали… Я остался один. Теперь моя очередь уходить…

— Осторожно! — прошептала Ку Сен. — Они говорят о селакантах.

Бруно ощутил, как его охватывает страх.

— В самом деле, два ската наблюдают за мной… Заканчиваю связь, так как они очень близко.

Пытаясь выплыть из освещенной зоны, Бруно немного ускорил движение. Скаты приблизились на расстояние в несколько стадиев. Бруно замедлил ход и через прибор заднего вида прицелился в ближайшего ската.

— Все вернулись, — послышался еле различимый голос Афалета. — Все в порядке?

— Да, — чуть слышно прошептал Бруно.

Установилась глухая тишина, лишь изредка нарушаемая плеском воды о скафандр да урчанием в животе, звучащим необыкновенно громко из-за малых размеров скафандра.

Увеличив скорость, он удалился в темные воды подальше от скатов, которые, похоже, перестали им интересоваться.

— На этот раз я выкрутился, — сказал он с облегчением, — мне повезло! Как это всегда бывает в страшных ситуациях, человек сам себе говорит: «Со мной ничего не случится!»

— Рано празднуешь победу, старина, — предостерег Афалет. — Не забывай, что ты один в морской пучине. Остальные уже вернулись.

— Осторожнее, Бруно, — с мольбой в голосе сказала Ку Сен.

— Ладно, я поднимаюсь!

И он стал подниматься по длинной восходящей спирали, опоясывающей освещенную зону.

— Быстрее, — поторопила Ку Сен. — Сейчас я их отчетливо слышу: они также поднимаются! Ты слышишь, Бруно? Скаты поднимаются.

— «Дримона» открыта, вплывай сразу, — приказал Афалет.

Бруно сориентировался, нажал до отказа кнопку двигателя и стремительно поплыл к аппарату.

— Уже вижу вас, — сказал Бруно, испытывая состояние, похожее на опьянение, и добавил: — Я добрался, — проскальзывая между ложными щупальцами.

Мягкий толчок плечом, голова ударяется о прибор заднего вида… и почти стон Афалета:

— Идиот! Это настоящая дримона империалис, мы… о черт! Она атакует! Контакт!

Крик женщины, который растворяется вдали, звучит слабым эхом — «Бруно-о-о», — и сознание медленно покидает его. Вкус крови на губах и тошнота… «Кто там, внизу, трясет мою голову?.. Жарко… Мне плохо… где… А теперь сразу холодно… Сделай мне укол… нет, не тряси меня… нет… темно, очень темно… Включи свет, дорогая, включи…»

Раздавшись в гулком металлическом скафандре, звук собственного голоса вырвал его из небытия, в то же время усилив ужас от реальности происходящего.

Перед тем как Бруно потерял сознание, его мозг успел зафиксировать неожиданное слово, сказанное Афалетом: — «империалис». Сейчас это слово всплыло из подсознания.

«Нет, — мысленно закричал он, — нет! Быть пойманным как насекомое каким-то… Ни за что!»

Он пошевелил руками и ногами. Ничего не сломано. Затем попытался включить освещение в скафандре: напрасно! Чернильная темнота! Провел рукой по лицу: какая-то липкая жидкость. Пот или кровь?

Вот это да! Он пленник примитивного животного, какой-то желатиновой массы. Но безвыходных положений не бывает, надо бороться!

«Человек — существо мыслящее!» — поиздевался над собой Бруно, затем, в припадке ярости, закричал: