Где ты, мой незнакомец? (Приди, полюби незнакомца) (др. перевод), стр. 27

Глава 4

Гостиная была тем местом, где обычно по вечерам собиралось семейство Уингейтов перед тем, как отправиться ужинать. Время проводили очень приятно: болтали, немного сплетничали за графинчиком шерри, порой позволяли себе глоточек чего-то более крепкого, дамы вышивали, а джентльмены наслаждались приятной мелодией, которую кто-нибудь наигрывал на клавесине. Бывало и так, что к жеманному клавесину присоединялся звучный низкий голос виолончели, и музыка наполняла весь дом. Оба инструмента то пели дуэтом, сплетая свои голоса вместе, то соло, как сейчас. Звуки эти долетели и до ушей Марелды, и прежние надежды возродились в ее душе. Ей было отлично известно, что единственный человек в доме, в чьих руках виолончель с таким чувством то плакала, то пела, был Эштон. Марелде вдруг пришло в голову, что она уже потеряла счет многочисленным талантам Эштона.

Девушка остановилась в холле перед огромных зеркалом, чтобы в последний раз критически осмотреть свой туалет. Темные, как вороново крыло, блестящие волосы были искусно уложены в высокую прическу так, чтобы выгодно подчеркнуть красоту ее лица: крупные волны были собраны и приподняты драгоценной заколкой с одной стороны, а оттуда сверкающим каскадом мелких локонов сбегали вниз, открывая крохотное ушко. Лелея надежду, что, может быть, сегодня Эштон будет ужинать вместе со всеми, Марелда надела роскошный туалет из темно-алой тафты. Уверенная, что ее надеждам суждено сбыться, девушка торжествующе улыбнулась своему отражению в зеркале. Похоже, она не ошиблась, выбрав это платье. Спереди, где кружевная шемизетка украшала верхнюю часть узкого корсажа, были искусно вшиты накладки, они приподнимали вверх ее маленькие груди, что придавало им невероятно соблазнительный вид. Низкий вырез корсажа не скрывал упругое тело, открывая гораздо больше, чем позволяли правила приличия. Взгляд любого мужчины сейчас вряд ли смог бы оторваться от затененной ложбинки между двумя восхитительными округлостями. Да и кто бы удержался, чтобы не бросить взгляд на такое декольте, а поскольку Эштон всегда был чрезвычайно неравнодушен к женским прелестям, то Марелда была уверена, что и сейчас ее маленькая хитрость не останется незамеченной. Конечно, подобные вольности в туалете могли привести в негодование пожилых дам, но если наградой будет возможность прибрать к рукам денежки Эштона, то стоит попробовать. Марелда всегда умела превосходно пользоваться маленькими мужскими слабостями. Да и глупо было бы с ее стороны отойти в сторонку и бессильно скрежетать зубами, наблюдая, как эта мерзавка ловко пользуется своей так называемой слабостью.

Неслышно подкравшись к двери, за которой скрывалась ненавистная соперница, Марелда приложила ухо к двери, жадно ловя доносившиеся из комнаты звуки. Хорошо был слышен низкий голос Уиллабелл, но так говорила так тихо, что Марелда, как ни старалась, так и не смогла ничего разобрать. Впрочем, подумала она, вряд ли это так уж важно. Ленивая сучка скорее всего предпочтет понежиться в постели, а о том, чтобы спуститься к ужину, и говорить нечего. За всю неделю она так и не решилась покинуть свое убежище, старательно играя роль бедной больной и беспомощной девушки.

Вот дура! Марелда злобно усмехнулась. Пока она там изображает из себя слабенькую и нежится под кружевным одеяльцем, я успею заарканить Эштона. Он еще дважды подумает прежде, чем признать эту шлюху законной супругой!

Спускаясь по широкой лестнице, она беззаботно мурлыкала себе под нос. При мысли о том, что через мгновение Эштон увидит ее во всем ее великолепии, Марелда сияла от счастья. В конце концов, нельзя отрицать, что она красавица, к тому же исходивший от нее соблазн заставлял многих терять голову и она умела отлично этим пользоваться. Конечно, она никогда не отказывалась от возможности приятно провести время с тем или иным поклонником, но была слишком умна и осторожна, чтобы поступиться своим драгоценным целомудрием и не менее драгоценной репутацией недотроги. Не то, чтобы она избегала любовных свиданий, но умела остановиться вовремя, когда распаленному поклоннику уже казалось, что еще немного и она уступит. Но нет, Марелда и не думала рисковать, лишив себя надежды когда-нибудь выйти замуж за Эштона.

Чтобы своим появлением добиться ошеломляющего эффекта, Марелда на цыпочках подкралась к дверям гостиной и стала так, чтобы видеть все, что там происходит, при этом сама оставаясь незамеченной. Аманда и тетушка Дженнифер удобно устроились возле камина и проворно орудовали иголками, наслаждаясь звуками виолончели. Целиком погрузившись в игру, Эштон сидел ближе к дверям и, похоже, ничего не замечал. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, а на лице было задумчивое выражение как у человека, который так поглощен своими раздумьями, что ничего не видит и не слышит. Но что так занимало его мысли, Марелда не знала. Неужто это как-то связано с той негодяйкой, что расположилась наверху, словно она у себя дома?! Нет, этого допустить нельзя!

— Добрый вечер! — пропела она, довольная произведенным эффектом. Это было именно то, на что она рассчитывала. Эштон оглянулся, и музыка резко оборвалась, заставив престарелых дам удивленно поднять головы от вышивания. Тетушка Дженнифер подняла голову, и глаза ее от удивления полезли на лоб. Она нечаянно воткнула иголку в палец и невольно вскрикнула от боли. Посасывая уколотый палец, она нахмурилась и с осуждением взглянула на молодую женщину.

— Боже милостивый! — выдохнула Аманда и, откинувшись на спинку кресла, прижала сухонькую руку к груди.

Только Эштон, казалось, не обратил ни малейшего внимания на вызывающий туалет Марелды. Он неторопливо встал и приветствовал ее спокойной улыбкой.

Темноволосая красавица указала на клавесин.

— Не будете возражать, если я к вам присоединюсь?

— Буду только рад, — отозвался Эштон, вежливо провожая ее к инструменту. Подождав, пока Марелда уселась, он вернулся на свое место. Проворные пальчики девушки быстро пробежали по клавишам клавесина, и она кивнула ему, давая понять, что готова и можно начинать. Божественная музыка вновь наполнила весь дом волшебными звуками. Но вот вступил клавесин, и очарование вмиг исчезло. Прекрасная музыкантша то забегала вперед, то опаздывала на такт, заглушая громкими аккордами низкий голос виолончели. Бедная тетушка Дженнифер сморщилась, как от зубной боли. Она низко склонила голову над вышиванием, стараясь не слушать, но это ей плохо удавалось, и иголка еще не раз вонзилась ей в палец. Аманда продолжала хмуриться, потом вздохнула и отвернулась. Но Эштон, скосив глаза в ее сторону, заметил, как старушка покачивает в такт головой, словно подгоняет Марелду, которая безбожно опаздывала на пару тактов. Он с трудом спрятал насмешливую ухмылку и смилостивился над бедными старушками, взял несколько эффектных аккордов и отложил смычок. Склонившись к виолончели, Эштон задумчиво пощипывал струны, словно недовольный собственной игрой. Марелда вспорхнула с табурета и неторопливо проследовала к буфету, где стоял серебряный поднос, уставленный хрустальными бокалами. Повернувшись к Эштону спиной, Марелда взяла высокий стакан и доверху наполнила его неразбавленным бренди. Сделав глоток, она вернулась к мужчине, который так много значил для нее.

В эту минуту неодобрительный взгляд Аманды упал на нее, и старушка возмущенно нахмурилась, отметив возмутительно низкий вырез ее роскошного платья. Морщинистые щеки старой леди покрылись багровыми пятнами, ей давно уже не случалось быть свидетельнице такого откровенного, даже кичливого показа женских прелестей. Громко пробили в холле старинные дедушкины часы и старушка обрадовалась, что есть повод отвлечь внимание от этой бесстыдницы.

— Где Уиллабелл, хотелось бы мне знать?! Обычно в это время она или бегает взад-вперед, накрывая на стол, или сводит с ума поваров, торопя их подавать ужин.

Эштон откликнулся, не поднимая глаз.

— Скорее всего, она и сейчас на кухне, доводит до белого каления Берту.

Это как раз был тот самый вопрос, который вызывал у Марелды неизменное раздражение.