Отрава, стр. 10

Ловец духов вернулся к своей телеге в полдень, закончив утреннюю работу. Он продирался сквозь деревья, спину сетку с железными банками, взвалив на которые бились друг о друга, гремели и бряцали. Не плохая выдалась Ночь блуждающих огней, но и не хорошая. Было полно и других мест, где хорошо ловились болотные духи, но Чайка была его территорией, и ему нравилось, с каким рвением местные жители брались за работу. Некоторые ловцы духов самостоятельно развешивали ловушки и работали от заката до рассвета. От него же требовалось всего лишь поручить все жителям деревни, а утром раздать им за труды жалкие гроши — по медяку за каждого болотного духа. Местные были до ужаса невежественными — они даже не знали, что за пределами Черных болот уже никто не расплачивался медными деньгами. Хотя это и не имело никакого значения: все равно никто из деревенских жителей не собирался покидать дом.

У телеги ловца духов были широкие колеса, обитые гвоздями, и для того, чтоб они лучше катились по грязи, вокруг каждого обернули цепь.

Телега была низенькая, плоская, грязная, но крепкая. А тащил ее крокоящер. Это были единственные тягловые животные, которые могли пере— двигаться по Черным болотам. На своих перепончатых, плоских, как лопаты, лапах, с хвостами как у бобра, они никогда не увязали в грязи, даже когда телега застревала, и могли ее вытянуть. Крокоящеры — это рептилии с темно-зеленой чешуей, пятью лапами, приплюснутой мордой и безразличными желтыми глазами по обеим сторонам головы. Что и говорить, упрямства и медлительности им не занимать, но зато они очень сильные, понятливые и к тому же неприхотливые. В отличие от многих своих «родственников-рептилий, крокоящеры — животные травоядные, они могут переварить любое болотное растение, даже ядовитое.

Прикрикнув на крокоящера, ловец духов отбросил с телеги парусиновый полог и свалил железные банки с их светящимися пленниками к тем, что уже там скопились. Теперь повозка почти наполнилась, чего и следовало ожидать. Ну вот, пора везти на продажу. Ловец духов наморщил нос и вскарабкался на козлы. Какое облегчение— вырваться наконец из этого паршивого захолустья.

И тут он заметил девушку, которая стояла за деревьями неподалеку. У нее было странное выражение лица — какая-то угрюмая задумчивость застыла в больших и сердитых глазах лилового цвета. Ловец духов разгладил свои густые белые усы тыльной стороной ладони и окинул девушку взглядом. На ней было поношенное платье — не платье даже, а скорее простой мешок из тонкой кожи, к которому приделали длинные рукава. Подол выпачкан грязью. На ногах — прочные сапожки, за спиной — тяжелая котомка.

— Ты не можешь поехать со мной, девочка, — произнес ловец духов, угадав ее намерения…

Ведь зачем нужна такая котомка, если не собираешься далеко?

— Я могу заплатить, — ответила та.

— Ха! И чем же?

Девушка подошла к краю телеги и протянула блестящий серебряный соверен'.

— Вот.

— Этим? — поперхнулся ловец духов.

— Мало.

— Этого более чем достаточно, — не моргнув глазом, заявила девушка.

Мужчина нахмурился, и его косматые белые брови сошлись на переносице.

— А где ты взяла серебряный соверен, девочка, не украла ли?

— Не твое дело. Тебе он нужен или нет? Ловец духов подумал с минуту и протянул

руку, но девушка не отдала монету.

— Сначала довези.

— А куда ты собралась? — спросил он, раздражаясь.

Для девчонки в три раза младше его эта особа определенно была чересчур наглой.

— В Крепость, — ответила она медленно, словно пробуя на вкус незнакомое название. Даже просто произносить его вслух было так непривычно, прямо дыхание перехватывало…

— Я и так знаю, — заверила его она и взобралась к нему на козлы.

— Меня зовут Отрава.

— Сама, что ли, выбрала такое имечко?

Это была шутка, но Отрава серьезно ответила: — Да.

Ловец духов опять нахмурился, уже сомневаясь в правильности своего решения.

— Брэм, — в свою очередь, представился он.

— Так местных не называют, — заметила девочка.

— А я и не местный, — ответил он. — Так, говоришь, в Крепость направляешься? Считай, тебе повезло. Я как раз туда.

Отрава кивнула. А куда же еще?

На болотах есть растение, которое не встретишь больше нигде. Это трефовое дерево. Его листья известны своей гибкостью и эластичностью. Ребенком Отрава сорвала один, прибила краешек к дощечке на площадке и стала тянуть за другой, чтобы посмотреть, насколько листра стянется. Она тянула и тянула, поражаясь, как лист становится все тоньше и длиннее пока, наконец, он не порвался и Отрава не шлепнулась с размаху на площадку.

Что-то похожее происходило в тот день с ней самой. Уже через час медленно катившаяся телега ловца духов увезла ее от дома дальше, чем ей когда-либо приходилось забираться. А к тому времени, когда спустился вечер, мир вокруг стал неузнаваем. Отрава чувствовала, как ее связь с Чайкой, подобно листу трефового дерева, становилась все тоньше и тоньше, растягивалась все сильнее, тянула ее назад. Девочка задумалась о том, что больше никогда не увидит Паруса, отца и даже Мелиссу. Она вдруг остро ощутила свое бесконечное, абсолютное одиночество. Если ловец духов вздумает выгнать ее с телеги, у нее нет ни карты, ни малейшего представления, куда идти. Дом остался позади, и в сердце поселилась нежданная гнетущая боль. Отрава и представить не могла, что когда-нибудь ощутит такую тоску.

А потом, когда пришла ночь, связь порвалась. Горе и печаль уступили место волнению, пред— вкушению грядущего. Зная, что пути назад нет, девушка поняла, что путь есть только один— вперед. Неужели теперь она свободна? Разве не об этом она всегда мечтала? Ведь это ее первый шаг по дороге прочь из захудалой деревушки, в мир сказок Паруса!

— Чего это ты так улыбаешься? — спросил Брэм. Он заговорил впервые за много часов.

Отрава, которая и не заметила, как на ее лице расцвела улыбка, пожала плечами:

— А что, нельзя?

— Люди, которые так широко улыбаются, обычно что-то скрывают, — проворчал Брэм.

— Ну, я уж точно, — ответила девочка, улыбнувшись до самых ушей, просто чтобы досадить ему.