Женщины, жемчуг и Монти Бодкин, стр. 11

Монти сидел и писал письмо Гертруде.

Наблюдательный читатель помнит, (а вялый и рассеянный — забыл), что мистер Баттервик, выставляя условия, разрешил переписку, и Монти, естественно, воспользовался такой оплошностью врага. Поздно вечером, в половине двенадцатого, прибыв в Меллингем-холл, Монти поднялся к себе и взял перо.

Если мы опустим привычные в таких случаях заверения в вечной любви, письмо примерно такое:

«Итак, я на месте. (Адрес смотри на конверте). Начинаю вторую попытку честно проработать целый год, раз уж так настаивает твой слабоумный папаша, чей желудок, надеюсь, не поддается лечению. Вероятно, он сказал тебе, что он и слушать не стал обо всех моих муках на киностудии. Если в своем экспорте-импорте он так относится к деловым соглашениям, то очень скоро попадет в какую-нибудь историю. Замечу, что у нас, в „Трутнях“, все считают его жуликом и шулером.

К счастью, я сумел сорвать его мрачные замыслы, и в дураках остался он. Он думал, я не найду работу, а я нашел. Помнишь этого Лльюэлина? Сейчас он в Англии, жена заставляет его писать мемуары, и наняла меня к нему секретарем. Меньше чем за год он их точно не напишет, и тогда даже такой шулер, как твой отец, не сможет сказать, что я не зарабатываю.

Кстати, о Лльюэлине. Ты будешь смеяться. Он обрадовался мне, как сыну после долгой разлуки, и занял у меня денег. Ты удивляешься. Ты поднимаешь брови. «Постой!» — говоришь ты: «Он же просто обложен долларами. Зачем ему деньги?» Вопрос логичный, но дело объясняется просто. У него с женой общий счет и она следит за каждым его чеком. Это не совсем удобно, поскольку они едут в Канны, где он даже не сможет поиграть в казино. Поэтому он обратился ко мне, и сейчас мы с ним — не разлей вода. Другими словами, он уже не Лльюэлин — гроза студии, а мой закадычный приятель.

Старушка его — женщина с характером. Подстать ей и дочка, которую я еще не встречал, но по слухам, она будет почище своей мамаши. Хотя со мной миссис Лльюэлин вполне ладит. Она уважает аристократию, а мне удалось создать впечатление, что я прихожусь родней чуть ли не половине всех именитых семейств Англии. Ей и в голову не придет меня уволить, а что до Лльюэлина, он не отпустит меня, даже если его попросит умирающая бабушка. Короче, судя по всему, Баттервику старшему не на что особенно рассчитывать. Здесь он проиграл.

Пока в Меллингеме все спокойно. В скором времени, может быть, начнутся вечеринки, но сейчас тут пока одни американцы, мистер и миссис Моллой, с которыми Лльюэлин познакомился в Каннах. Видимо, этот Моллой какой-то нефтяной король. Поначалу он только и говорил что о нефти. Правда, сегодня вечером посередине ужина он внезапно замолчал. Наверное, миссис Моллой, (он зовет ее Долли), украдкой нахмурила бровь, вежливо намекая, что он всем надоел.

Ну, вот и все. Уже поздновато. Целую тебя. Да, напомни обо мне своему отцу, чтобы он лопнул!»

А тем временем в комнате, гораздо более удаленной от крыши, чем чердак, отведенный для жилья секретарю, мистер Моллой и его жена Долли собирались ложиться спать. Миссис Моллой, в халате, только что стерла с лица крем от Элизабет Арден, банку которого тщетно искал парфюмер из Канн с того дня, как прекрасная американка нанесла ему визит. Мистер Моллой, в пижаме, докуривал последнюю сигарету, сквозь клубы сизого дыма глядя на жену, ибо даже в креме она была светом его жизни. Он часто думал о том, что без нее просто не выжил бы. Особенно полезной оказалась она в том случае, когда ударила Шимпа Твиста пистолетом по темечку.

Они были дружной парой. Удивительное сходство мистера Моллоя с американским сенатором самого высшего сорта очень помогало ему продавать акции несуществующей нефтяной компании. Он и сам скромно гордился, что если ему не помешают махать руками и говорить по-деловому, он продаст акции Силвер Ривер тем, кто воззовет к нему из Абердина или Новой Англии.

Таланты Долли, его жены, лежали в другом направлении. Если только случайные возможности иногда не отвлекали ее от призвания, она была поистине гениальной карманницей. По меткому выражению мистера Моллоя, ее пальчики так легки, словно она просто берет леденец у спящего младенца.

Каждый уважал искусство другого, что, как всем известно, верный залог крепкого брака. Если Мыльный Моллой проворачивал дельце, жена его искренне радовалась, а сам он первым хвалил ее, когда она возвращалась из магазинов с нужными в доме вещичками.

Наконец Долли стерла весь крем, и оказалась исключительно красивой женщиной со сверкающими глазами и вишневыми губками. Все в ней было рассчитано на то, чтобы привлечь самого разборчивого мужчину, хотя вряд ли она понравилась бы покойному Джону Ноксу. Она улыбалась какой-то тайной мысли, а когда заговорила, в ее голосе слышались восторженные нотки.

— Ну, вот мы и здесь, дорогой.

— Поскорей бы ими заняться!

— Тебе не придется долго ждать. Миссис Лльюэлин говорила мне, что богачи кишат тут как блохи. Лордов — просто куча, и все — сосунки. Пока она их не знает, но если я в ней не ошиблась, скоро узнает.

— Прошу, прошу! Я готов. Каждый день упражняюсь в деловом стиле речи.

— У тебя и раньше неплохо получалось. И не только соседи…

Моллою было неприятно охлаждать ее энтузиазм, но ничего не поделаешь.

— Если ты думаешь о Лльюэлине, забудь. Его я не трону.

— Я думала, он как раз в твоем вкусе. Его просто распирает от денег. Он голливудский босс, а ты можешь себе представить, какие деньги у этих боссов.

— Не спорю. Но у них с женой общий банковский счет. Нет, он не говорил, я такие вещи просто чую. Посмотришь на человека — та-ак, общий банковский счет… По глазам видно. Всучить ему Силвер Ривер — очень неплохо, но надо обдурить и жену, а она — не из таких. Она рисковать не станет. Скажем прямо, тут есть известный риск.

— Да, не без того.

— Конечно, никакой Силвер Ривер нету…

— Может, есть. Мало ли что бывает.

— Да. Может, и есть.

— Вот было бы совпадение!

— Да уж…

— Но вообще-то я думала не о Лльюэлине.

— А о чем?

— Помнишь этот жемчуг у миссис Лльюэлин? Ты его часто видел в Каннах. Пятьдесят тысяч долларов, не меньше. Пятьдесят тысяч зелененьких, да еще без налогов!