Общество для Генри, стр. 6

На встречу Джейн шла не без некоторого трепета. Они с Лайонелом не виделись полгода, а первое свидание после долгой разлуки это всегда нервно. Она чувствовала, что почти робеет.

Неуютное ощущение еще усиливалось тем, что обедать должны были у Лайонела в клубе — древнем и важном заведении, куда он вступил, потому что там собирались богатые люди, владельцы сельских усадеб, которым в любую минуту может потребоваться художник по интерьерам или торговец антикварной мебелью. Только год назад учредители со скрипом согласились выделить помещение, куда члены клуба могли бы приглашать дам. Меньше всего Джейн хотелось встречаться в таком месте. Здесь царила мрачная респектабельность, на окнах висели плотные шторы, мебель была тяжеловесная, дряхлые официанты с трудом переставляли ноги.

Все в Лайонеловом клубе угнетало Джейн, и особенно — испытание, которому посетители подвергались при входе. Они оказывались в просторном вестибюле, уставленном отвратительными статуями, в обществе швейцара, с которого эти статуи, возможно, лепили. Ему надо было сообщить свою фамилию и фамилию пригласившего лица. Швейцар, явно не веря ни единому слову, но, видимо, забавляясь тем, что самозванец сейчас окончательно себя разоблачит, отряжал мальчика к указанному лицу, предвкушая, как тот вернется и скажет, что лицо впервые о таком слышит. Это, словно говорил швейцар, навсегда отучит вас приходить сюда и просить в долг.

Сегодня ритуал, по счастью, сократился до минимума. Лайонел стоял в вестибюле, глядя на часы. При виде Джейн он шагнул вперед; она увидела, что шесть месяцев в Америке ничуть не повредили его картинной внешности.

Те, кто распоряжается человеческой жизнью, постановили — не без серьезной причины, надо полагать — что художники по интерьерам в массе своей должны быть безобразны. Возможно, за этим кроется мысль, что больно жирно совмещать красоту и талант в одном человеке. У художников по интерьеру куда чаще, чем у представителей иных профессий, встречаются впалая грудь, срезанный подбородок и бакенбарды, похожие на древесные грибы. К примеру, Орло Тарвин, партнер Лайонела, так очевидно не дотягивал до человека, что при виде его даже сильные мужчины не могли сдержать дрожь.

Однако изредка встречаются отклонения, и самым заметным был Л.П.Грин, которого так не любил Алджи. При своих чарующих карих глазах, безупречном носе и шелковистых усиках он вполне мог быть знаменитым киноактером, благодаря которому куплены и съедены тысячи пакетиков с попкорном.

Ослепительная улыбка, правда, отсутствовала. Он выглядел сосредоточенным, даже обеспокоенным.

— А, вот и ты, — сказал он.

Джейн, и без того несколько сникшая после общения со швейцаром, совсем опешила. После шестимесячной разлуки она ожидала более бурного проявления чувств. Тут она сообразила, что он не может вести себя пылко при чужих, так что все претензии — к учредителям.

— Здравствуй, Лайонел, — сказала она. — Я не опоздала?

— На несколько минут.

— Прости. Мне пришлось съездить в Вэлли-филдс, повидать Алджи.

— Нда? — сказал Лайонел, явно возмущенный тем, что она вращается в таком обществе. Недостаток любви между ним и Алджи всегда был взаимным.

— Он живет там у друга.

— Нда?

— Я вырвалась, как только смогла.

— Хорошо, что ты успела вовремя, — сказал Лайонел, — потому что я пригласил друга пообедать с нами.

Джейн вытаращила глаза. Она подумала, что ослышалась.

— Ты…

— Моего партнера, Орло Тарвина. Он тебе понравится.

— Ты уверен?

— Совершенно уверен. Интереснейший человек. А вот и он, — сказал Лайонел, и Джейн увидела, что к ним приближается нечто жуткое и худосочное. На нем были пестрые очки, галстук с широкими концами, непременные бачки и борода. Не очень большая борода — Уолт Уитмен бы в ней не спрятался — тем не менее Джейн передернуло. Ей подумалось, наверное, что Лайонелу приятно с этим человеком, потому что тот оттеняет его красоту — так некоторые хорошенькие девушки любят таскать за собой уродливых подруг.

Она вышла из недолгой комы и обнаружила, что Орло Тарвин завладел обеими ее руками и умильно заглядывает в глаза.

— Моя дорогая! — восклицал он. — Я безумно рад! Лайонел столько о вас говорил. Вам не кажется, что после Америки он выглядит просто замечательно? Он должен за обедом вам все-все рассказать.

— Да, идемте, — сказал Лайонел.

И они направились в потайной каземат, куда заключают посетительниц клуба. Джейн поймала себя на странном и неприятном чувстве. Проанализировав его, она пришла к выводу, что это ярость, крайнее возмущение, негодование, досада, бешенство и прочие эмоции, которые в «Словаре синонимов и сходных по смыслу выражений» следуют за словом «гнев». Когда она думала, что Лайонел, после шести месяцев разлуки, превратил долгожданное свидание в светское мероприятие с участием бородатого Тарвина, злоба, исступленность и остервенение вскипали и скворчали в ее груди, словно яичница на сковородке у дяди Генри.

День шел своим чередом. Джейн пообедала с Л.П.Грином и его другом Орло Тарвином. Билл пообедал со своим адвокатом. Алджи, по-прежнему в халате поверх пижамы, пообедал в Мон Репо сардинами с пивом. Кларенс Бинстед, надо думать, где-нибудь пообедал. В 3.30 Джейн села на поезд до Эшби Параден. В пять часов Генри Параден сел в шезлонг на лужайке Эшби-холла, чтобы сочинить приглашение Дж. Уэнделлу Стикни. Глаза он закрыл, чтобы лучше думалось. Задача была не из легких.

Открыв глаза, он снова принялся сочинять, но вдохновение все не приходило. Генри никогда не блистал в эпистолярном жанре. Он встал с шезлонга и заходил по лужайке — весьма неосторожно, потому что отсюда он видел Эшби-холл — зрелище, от которого у него всегда портилось настроение. Иногда он гадал, за какой неведомый проступок вынужден нести такую суровую кару.

Одни рождаются обладателями усадеб, другие приобретают усадьбы, на третьих усадьбы сваливаются. Генри принадлежал к последним. До того, как стать единственным наследником Эшби-холла, он подвизался в оперетте, и лишь по смерти нескольких родственников, о чьем существовании почти не подозревал, оказался владельцем усадьбы, в которой Парадены жили более четырех столетий.