Дживз уходит на каникулы, стр. 17

— Я не удивляюсь. Все женщины так ездят. На этот раз она доехала и радостным голосом сообщила мне, что у нее на столе лежит мое письмо и что ей не терпится его прочитать. Дрогнувшим голосом я попросил ее не делать этого.

— Значит ты все же успел.

— Да что толку, что успел! Берти, ведь ты умный мужчина. Ну что сделает девушка, если ее попросят не открывать письма?

Я понял его ход мыслей.

— Она его откроет.

— Совершенно верно. Я слышал, как она разрывает конверт, а потом… нет, даже вспомнить страшно.

— Она разозлилась?

— Да, она готова была меня убить. Она говорила не переставая минут пять…

— По Шрузберсгкому времени?

— Что?

— Ничего. И что она сказала?

— Я всего не помню, но даже если бы и помнил, то не смог бы повторить.

— А что ты ей сказал?

— Да я и слова не мог вставить.

— Это я представляю.

— Женщины так быстро говорят.

— Как я тебя понимаю! И чем же все закончилось?

— Она сказала, что рада тому, что я выкинул ее из своей головы и что она сделает со своей то же самое и что она счастлива, что теперь сможет выйти за тебя и что она об этом всю жизнь мечтала.

В одном из рассказцев Мамаши Крим есть один парень по имени Скарфейс Мэккол, что-то типа гангстера. В один прекрасный день он садится в свой старый автомобиль, поворачивает ключ зажигания, и машина взлетает на воздух. Это его враги подложили в двигатель бомбу. Я пытался тогда еще встать на место этого бедняги. Теперь я его понимал. Потому что мне тоже подложили бомбу! Я вскочил и побежал к двери. Киппер очень удивился.

— Я, наверное, тебя достал, — сказал он обиженно.

— Нет, что ты. Просто я пошел к своей машине.

— Ты куда-то собираешься ехать? Но ведь сейчас будет ужин.

— Я не хочу никакого ужина.

— Куда ты собрался?

— В Херн Бей.

— Почему именно туда?

— Потому что там находится Дживз, а я хочу, чтобы он срочно занялся всем происходящим.

— Да что может сделать Дживз?

— Этого я тебе не могу сказать, но что-нибудь он да придумает. А так как это морское побережье и он там наворачивает рыбу, значит его мозги в прекрасной форме, а когда мозги Дживза в прекрасной форме, остается только нажать кнопочку и ждать…

ГЛАВА 11

Я бы не сказал, что от Бринкли до Херн Бей рукой подать, ибо сейчас я находился в центре Вустершира, а Дживз на береговой полосе графства Кент, но даже при самых благоприятных обстоятельствах расстояние не преодолевается в мгновение ока. В этом же случае мой не совсем арабский жеребец выбился из всех своих лошадиных сил, у него перегрелся мотор, и мне пришлось показать его специалисту, так что сегодня мы уже не поспевали к пункту назначения. Когда же на следующее утро я подъехал к месту, где расположился Дживз, мне сказали, что он ушел рано утром и что неизвестно, когда вернется. Оставив ему записку, я вернулся домой. Перед обедом я принял свою обычную курительную порцию, и тут позвонил Дживз.

— Мистер Вустер? Добрый вечер, сэр. Это Дживз.

— Наконец-то, — радостно проблеял я, как тот потерянный ягненок, который после длительной разлуки увидел (читай: услышал) наконец своего родителя на другом конце поляны (читай: на том конце провода). Где ты пропадал?

— Мой друг пригласил меня на ленч в Фолкестоун, сэр. А потом он уговорил меня задержаться и быть в числе судей на конкурсе приморских красавиц.

— Неужели? И как, все нормально?

— Да, сэр.

— Кто победил?

— Мисс Марлен Хиггинс из Брикстона, Мисс Лана Браун из Талсхилла, и Мисс Мерли Бантинг из Пенджа. Все очень привлекательные юные леди.

— Хорошо сложены?

— Весьма.

— Знаешь, что я тебе скажу, Дживз, и запиши это себе в записную книжку: хорошая фигура это не главное в жизни. Иногда мне даже кажется, что чем плавнее формы у представительниц слабого пола, тем больше в этом от руки дьявола. Я в ужасно расстроенных чувствах, Дживз. Помнишь, что ты мне рассказывал, что кто-то кому-то рассказал такое, отчего у другого что-то стало с глазами и ростом волос.

— Я думаю, что вы имеете в виду призрака отца Гамлета, Принца Датского, сэр. Обращаясь к своему сыну, он говорил: «Когда б не тайна моей темницы, я бы мог поведать такую повесть, что малейший звук тебе бы душу взрыл, кровь обдал стужей, глаза, как звезды, вырвал из орбит, разъял твои заплетшиеся кудри, и каждый волос водрузил стоймя, как иглы на взъяренном дикобразе…»

Ты слушаешь меня?

— Да, сэр.

— Тогда слушай меня внимательно.

Когда я закончил повествование, Дживз заметил: «Я вас очень понимаю, сэр. Могут быть большие неприятности», что редко услышишь от Дживза, обычно он ограничивается: «это весьма неприятно, сэр».

— Я немедленно еду в Бринкли, сэр.

— Правда? Мне жаль, что ты прерываешь свой отпуск.

— Ничего страшного, сэр.

— Ты потом можешь продолжить.

— Конечно, сэр, если вам это будет удобно.

— Но сейчас…

— Конечно, сэр. Если вспомнить еще одно крылатое выражение, сейчас как раз то время,…

— …когда один хороший человек хорошо, а два хороших человека — лучше.

— Именно это я и имел в виду, сэр. Завтра утром я приеду домой как можно раньше.

— И мы вместо отправимся в путь. Отлично, — сказал я и вернулся к своему простому, но плотному обеду.

Можно сказать, что на следующий день я отправился в Бринкли с легким сердцем. Ведь рядом со мной сидел Дживз, чей интеллект, после пребывания на побережье, был обогащен фосфором. Но с тяжелым сердцем я вдруг подумал: а вдруг Дживз не справится. Он был большим специалистом по склеиванию разбитых сердец, но на этот раз он имел дело с сердцами фирмы Роберта Уикам и Регинальд Херринг. Я помню, как однажды по какому-то поводу Дживз сказал: «Это не по силам никому из смертных». При мысли, что Дживз повторит эту фразу и на этот раз, я заколыхался от страха, как заливная рыба. Я вспомнил, как Бобби, давая Кипперу от ворот поворот, грозилась, что приволочет меня к алтарю и свистнет священника. Поэтому я уже ехал с тяжелым сердцем.

Когда мы выехали за черту Лондона и можно было беседовать без риска врезаться в другую машину или зацепить невинного пешехода, я объявил наше совещание открытым.

— О друг мой Дживз, ты не забыл вчерашний телефонный разговор?

— Нет, сэр.

— Ты уловил, в чем суть?

— Да, сэр.

— Ты уже пытался это обдумать?

— Да, сэр.

— Какая-нибудь идея клюнула?

— Пока нет, сэр.

— Да, я и не удивляюсь. Такие вещи быстро не делаются.

— Да, сэр.

— Суть дело в том, — сказал я, крутанув руль, чтобы объехать встречную курицу, — что в лице Роберты Уикам мы имеем девушку возбудимого и крутого нрава.

— Да, сэр.

— А с девушками возбудимого и крутого нрава приходиться возиться. И уж никак нельзя их называть рыжими Йезавелями.

— Никак нельзя, сэр.

— Вот если бы меня кто обозвал рыжей Йезавелью, я бы обиделся. Кстати, кто такая Йезавель? Имя девушки знакомо, но никак не вспомню.

— Сэр, это действующее лицо из Ветхого Завета. Царица Израиля.

— Ах да, конечно. Скоро я и свое собственное имя забуду. Кажется, ее съели собаки?

— Да, сэр.

— Должно быть, это ей не было приятно.

— Нет, сэр.

— А все-таки взяли и съели. Кстати, о собаках. В Бринкли живет одна такса, которая сначала имеет такие манеры, будто хочет поиметь тебя в виде легкой закуски. Но не придавай этому значения. Это все чистой воды надувательство. Ее воинственное настроение ничто иное, как…

— …обыкновенное пустолайство, сэр?

— Совершенно верно. Хвостовство. Пара ласковых слов, и она прижмет вас… как это там?

— …И она прижмет вас к своей груди всеми четырьмя клешнями.

—Да, не пройдет и двух минут. Она и мухи не обидит, но ей нужно держать марку, ведь ее зовут Попет [Крошка]. Ведь если собаку изо дня в день зовут: «Крошка, Крошка!», поневоле захочешь применить силу. У каждого есть своя гордость.