Дживс, вы — гений!, стр. 3

Я снял трубку и стал слушать. И чем дольше я слушал, тем упорней каменела решимость на моем лице.

— Очень хорошо, мистер Манглхоффер, — холодно отчеканил я. — Можете сообщить миссис Тинклер-Мульке и ее приспешникам, что я выбираю второе «или» вашей альтернативы.

И тронул кнопку звонка.

— Дживс, -сказал я, — у нас неприятности.

— В самом деле, сэр?

— На Беркли-Мэншнс, в респектабельном аристократическом сердце Лондона, назревает отвратительный скандал. Не вижу у живущих здесь людей желания идти на взаимные уступки, и уж вовсе отсутствует дух добрососедства. Я только что говорил по телефону с управляющим нашего дома, он предъявил мне ультиматум. Сказал, или я прекращаю игру на банджо, или должен съехать.

— Неужели, сэр?

— Оказывается, на меня подали жалобы достопочтенная миссис Тинклер-Мульке из шестой квартиры, подполковник Дж-Дж.Бастард, кавалер ордена «За безупречную службу», из пятой квартиры; а также сэр Эдвард и леди Бленнерхассет из седьмой квартиры. Ну и пусть жалуются, мне наплевать. Наконец-то мы избавимся от всех этих Тинклер-Мульке, Бастардов и Бленнерхассетов. Расстанусь с ними без сожалений.

— Вы планируете съехать, сэр?

Я вскинул брови.

— Дживс, неужели вы могли предположить, что я способен принять иное решение?

— Боюсь, сэр, что с той же враждебностью вы встретитесь всюду.

— Там, куда я поеду, ее не будет. Я хочу забраться в самую глушь. В мирном сельском уединении я найду себе коттедж и снова предамся занятиям музыкой.

— Как вы сказали, сэр, — коттедж?

— Да, Дживс, коттедж. Желательно увитый жимолостью.

И тут случилось такое, после чего меня можно было сшибить с ног легким щелчком пальцев. Наступило непродолжительное молчание, потом Дживс, этот василиск, которого я столько лет лелеял, если можно так выразиться, у себя на груди, слегка кашлянул и произнес совершенно немыслимые слова:

— В таком случае, сэр, боюсь, я вынужден заявить об уходе.

Наступило тягостное молчание. Я в изумлении глядел на него.

— Дживс, — наконец произнес я, и если вы скажете, что вид у меня был ошарашенный, вы ничуть не ошибетесь. — Дживс, я не ослышался?

— Нет, сэр.

— Вы в самом деле хотите покинуть меня?

— С величайшим сожалением, сэр. Но если вы намерены играть на этом инструменте в тесном пространстве деревенского домика…

Я расправил плечи и вскинул голову:

— Вы произнесли слова «на этом инструменте», Дживс. И произнесли их враждебным брезгливым тоном. Должен ли я сделать вывод, что вам не нравится это банджо?

— Не нравится, сэр.

— Но ведь до сих пор вы его терпели.

— С великими муками, сэр.

— Так знайте же, что люди более достойные, чем вы, терпели неудобства, в сравнении с которыми банджо просто цветочки. Известно ли вам, что один болгарин, такой Элия Господинофф, играл однажды на волынке двадцать четыре часа без передышки? Об этом рассказывает Рипли в разделе «Хотите верьте, хотите нет».

— Вот как, сэр?

— И вы наверняка думаете, что камердинер Господиноффа устроил своему хозяину по этому поводу обструкцию? Со смеху лопнуть можно. Они там, в Болгарии, сделаны из другого теста. Уверен, он с начала и до конца поддерживал своего хозяина, пожелавшего поставить рекорд среди стран Центральной Европы, и, уж конечно, постоянно приносил ему мороженое и разные вкусности для подкрепления сил. Берите пример с болгар, Дживс.

— Нет, сэр, увольте меня, прошу вас.

— Какого черта, Дживс, вы и так объявили, что увольняетесь.

— Правильнее было бы сказать: я не могу отступиться от своего намерения.

— Хм.

Я задумался.

— Вы это серьезно, Дживс?

— Да, сэр.

— Вы все тщательно обдумали, взвесили все «за» и «против», сопоставили то-се, пятое-десятое?

— Да, сэр.

— Ваше решение окончательное?

— Да, сэр. Если вы действительно намерены продолжать игру на этом инструменте, у меня нет выбора: я должен оставить свое место у вас.

Горячая кровь Вустеров вскипела. Обстоятельства так складывались в последние годы, что этот ничтожный субъект стал эдаким домашним Муссолини; но ладно, отметем это в сторону и встанем на твердую почву фактов, кто он, в сущности, такой, этот Дживс? Слуга. Лакей, которому платят жалованье. А человек не может раболепствовать — или раболепничать? — перед своим слугой до скончания века. Наступает миг, когда он должен вспомнить, как доблестно сражались его предки в битве при Креси [4], и твердо настоять на своем. Именно такой миг наступил сейчас.

— Ну и уходите, черт побери.

— Благодарю вас, сэр.

ГЛАВА 2. Чаффи

Что греха таить, когда я через полчаса взял трость, шляпу и лимонного цвета перчатки и вышел из дому пройтись, на душе у меня было чернее тучи. Страшно было подумать, как я теперь буду жить без Дживса, однако мысль о том, чтобы сдаться, ни разу не пришла в голову. Я шагал, горя воинственным огнем и сверкая блеском лат, еще минута — и я бы заржал, как боевой конь, или даже издал бы древний боевой клич Вустеров, но, свернув на Пиккадилли, я заметил на горизонте знакомый силуэт.

Знакомым силуэтом оказался мой школьный приятель, пятый барон Чаффнел, и именно его тетка Миртл, если вы помните, бражничала вчера вечером с этим исчадием ада Глоссопом.

Увидев Чаффи, я вспомнил, что мне нужен коттедж в деревне, а Чаффи именно тот человек, кто может мне коттедж предоставить.

Я вам никогда не рассказывал о Чаффи? Если рассказывал, скажите. Я знаю его чуть не с пеленок, мы вместе учились сначала в закрытой школе, потом в Итоне, потом в Оксфорде. Но сейчас мы видимся не сказать чтоб слишком часто, ибо он по большей части живет в Чаффнел-Реджисе, в графстве Сомерсетшир, где ему принадлежит на побережье немыслимых размеров дворец в сто пятьдесят комнат минимум и раскинувшийся на десятки миль вокруг дворца парк. Однако не спешите делать вывод на основании сказанного, что Чаффи — один из самых богатых моих друзей. Бедняга еле сводит концы с концами, как почти все, кто владеет землей, и живет он в Чаффнел-Холле только потому, что у него есть этот злосчастный замок, а поселиться где-нибудь еще ему не по карману. Приди к нему кто-нибудь и скажи, что хочет купить его владенья, он расцеловал бы благодетеля в обе щеки. Но кому в наше время нужна такая громадина? Чаффи не может даже сдать замок в аренду. Вот и мается там круглый год, слова не с кем перемолвить, единственное общество — деревенский доктор, приходский священник да тетка Миртл со своим двенадцатилетним отпрыском Сибери, которые живут во вдовьем флигеле в парке. Ничего себе существование для человека, который в университете обещал стать порядочным выпивохой и весельчаком.

Чаффи также принадлежит деревня Чаффнел-Реджис, но и от нее ему толку мало. Понимаете, налоги на землю и недвижимость, а также расходы, связанные с ремонтом и другими надобностями, съедают почти все, что он получает от сдачи внаем, словом, какая-то бездонная бочка. И все-таки он землевладелец, и, значит, в его владении несомненно имеются свободные дома и коттеджи, и он с превеликой радостью сдаст один из них такому надежному жильцу, как я.

— Ты-то, Чаффи, мне и нужен, — сказал я после обмена приветствиями. — Идем обедать в «Трутни», у меня к тебе есть одно деловое предложение.

Он покачал головой — как мне показалось, печально.

— Я бы с удовольствием, Берти, но через пять минут мне надо быть в отеле «Карлтон». Я там обедаю с одним человеком.

— Плюнь на него.

— Не могу.

— Тогда захвати его с собой, пообедаем втроем.

Чаффи горько усмехнулся:

— Вряд ли тебе придется по вкусу его общество, Берти. Это сэр Родерик Глоссоп.

Я, конечно, удивился. Да и как не удивиться, если вы только что расстались с А и встретились с Б и этот самый Б с первых же слов начинает говорить об А.

— Как ты сказал — сэр Родерик Глоссоп?