Юрьевская прорубь, стр. 17

Глава восемнадцатая. МАРТИН ПРИЗНАЁТСЯ

В тот день Мартин оделся потеплее и отправился на реку поглядеть, как Николка и другие русские будут купаться в проруби. Он издали наблюдал за крестным ходом и обрядом водосвятия, стесняясь подойти ближе, — ведь русские пришли сюда не ради чего-то праздного, а ради совершения своего священного обряда. Мартин видел, как рыцари окружили русских и погнали их в город.

Его оглушила мысль: значит, недаром все его последние дни были наполнены ожиданием чего-то страшного — вот оно!

Он следовал в отдалении за шествием, над которым покачивался лес копий и хоругви, видел, как все остановились и как после заминки несколько рыцарей понесли вслед за шествием кого-то огромного в голубой шубе, а двое других поволокли в противоположную сторону, к проруби, безжизненное тело в красном кафтане,

Вереница людей начала втягиваться в Монашеские ворота. Мартину удалось разглядеть среди идущих Николку, но Николка не смотрел в его сторону. Следуя за шествием, Мартин проводил схваченных до самой темницы.

За обедом он не мог проглотить ни кусочка, Георг Трясоголов пристально наблюдал за ним. Таким, как сегодня, он внука ещё не видел, хотя давно заметил, что с ним творится неладное. Мартин был явно не в себе с тех пор, как открылась эта злополучная ярмарка. Сегодня схватили русских во время исполнения праздничного крещенского обряда. Но что до всего этого Мартину?

Старший приказчик выяснил, что Мартин дружит с сыном русского серебряника — мальчишкой того же возраста, что и он сам. Ничего подозрительного приказчику заметить не удалось — мальчики играют, гоняют голубей. Почему же Мартин принимает так близко к сердцу дела, которые должны занимать государственных мужей, но отнюдь не мальчишек?

Гоняют голубей… Соглядатай из Пскова говорил, что голубь, принесший во Псков письмо с сообщением о планах фон дер Борха, отправлен не иначе, как из Русского конца, хотя письмо и написано по-немецки… Что ж, возможно даже, что письмо было послано из того именно дома, где живёт дружок Мартина. Но смешно предполагать, что русские посвятили в свои тайны немецкого мальчишку и вот теперь он боится, как бы это не открылось. Так можно пойти дальше и предположить, что они с какой-то загадочной целью поручили именно ему написать это письмо во Псков!

Трясогов усмехнулся. Всё это чепуха, конечно, но, как бы то ни было, у Мартина есть своя, тайная жизнь, связанная с русскими, и необходимо, чтобы тайное стало явным. Однако не следует торопиться, дабы не допустить оплошности, как в прошлый раз, когда возникли ложные подозрения относительно младшего приказчика.

На следующий день судьба послала Трясоголову улику — вещественное доказательство чересчур тесной дружбы его внука с русскими: служанка во время уборки извекла из-под кровати Мартина коньки. Они были явно русской и притом превосходной художественной работы. Такие коньки задаром не дадут, Трясоголов был убеждён в этом. Его жгло тревожное любопытство: за какие такие услуги получил их Мартин?

После обеда мальчик, как обычно, стоял в столовой, глядя в Библию. Но взгляд его был тупо неподвижен. Он вздрогнул, когда служанка окликнула его, однако не проявил удивления, узнав, что дедушка зовёт его в спальню. Он вяло поднялся по скрипучей лестнице и, войдя в спальню, остановился у двери с равнодушно-вопросительным видом. Дедушка сидел на стуле возле кровати Мартина и пригласил его сесть рядом.

— Я хотел поговорить с тобой начистоту, — начал дедушка. — Залог хорошего будущего в правильном прошлом. Неисправленные ошибки прошлого могут жестоко отомстить в будущем.

Мартин молчал, устремив взор куда-то вдаль.

— Я знаю, что ты ходишь в Русский конец…

Трясоголов жадно впился глазами в лицо внука, но тот по-прежнему глядел, не моргая, в какую-то невидимую Трясоголову даль. Его слова не произвели на внука никакого впечатления. Трясоголов был озадачен, но продолжал, несколько смягчив голос:

— Ты дружишь с русским мальчиком по имени Николка… Мартин молчал.

— Разве мало кругом сыновей почтенных бюргеров? Мартин молчал.

— Чем тебе так понравился этот русский мальчик? Мартин молчал.

— Ты нынешней ночью звал его во сне, уговаривал куда-то улететь… дети часто во сне летают… что тебе снилось?

Мартин ощутил холодное прикосновение опасности, словно к сердцу его приложили плашмя лезвие ножа. Он сказал:

— Я не помню.

От внимания старика не ускользнуло, что в его внуке что-то шевельнулось. Тогда Трясоголов решил пустить в ход главный козырь. Он достал из-под кровати коньки и спросил:

— Что это такое?

— Коньки, — спокойно ответил Мартин.

Если бы Мартину две недели тому назад сказали, что он очень скоро забудет о коньках, он бы ни за что не поверил. А ведь сейчас, когда дедушка полез под кровать, Мартин даже не сразу вспомнил, что там лежит. Неужели ещё совсем недавно Мартин думал о них день и ночь?

— Откуда у тебя коньки?

— Мне их отковал Николкин отец.

— Что он за это от тебя потребовал?

— Ничего.

— За что же он тебе подарил их?

— Ни за что. Просто так.

— Не лги мне, Мартин.

Мартин не ответил.

Трясоголов видел, что главный козырь ничего не дал. Но ведь не могло же и вправду быть такое, чтобы русский кузнец ни за что ни про что отковал великолепные коньки немецкому мальчишке? И вдруг у Трясоголова мелькнула мысль, от которой его прошиб холодный пот: уж не окрестили ли русские Мартина тайно в свою веру? Старик спросил, стараясь скрыть волнение:

— Он подарил тебе их как крёстный отец?

Мартин с удивлением взглянул на дедушку. Это было опять то самое удивление, которое Трясоголов уже видел однажды осенью, когда спросил Мартина, куда его посылал младший приказчик.

Трясоголов израсходовал запас ловушек и не достиг никакого успеха. Тогда он начал умолять Мартина открыться ему. Голос его звучал печально и ласково.

— Милый Мартин, ты у меня один на всём свете — не мудрено, что я тревожусь о твоей судьбе. Ты у меня один, но ведь и у тебя никого, кроме меня, нет…

Дедушка никогда ещё так не разговаривал с внуком. Сперва Мартин насторожился, но вскоре в нём проснулась жалость — и к дедушке, и к самому себе. А дедушка продолжал:

— Я вижу, что в последнее время что-то гнетёт тебя. И мне очень горько, что ты от меня таишься. Если ты совершил ошибку, кто, кроме меня, поможет тебе исправить её?

Мало-помалу Мартин оттаивал: у него нет отца с матерью, но у него есть дедушка, который, оказывается, любит его!

— Да, мой мальчик, если кто-нибудь и поможет тебе, так это только я. Что бы ты ни натворил, я ведь, в конце концов, всё равно прощу тебя! Открой мне, милый Мартин, какая тяжесть у тебя на душе?

— За что русских посадили в темницу? — спросил Мартин. Трясоголов насторожился.

— Ты слышал, какое преступление совершили они против магистра и епископа?

Мартин кивнул, и дедушка сказал:

— Вот за то, думаю, и посадили.

— Служанки говорят: их там пытают…

— Возможно, — ответил дедушка.

— А как пытают? — с затаённым страхом спросил Мартин.

— По-разному, мой мальчик. Подвешивают на дыбе, поджаривают пятки над огнём… Боже, что с тобой? Мартин!

У Мартина задёргался подбородок, лицо его сделалось зеленовато-белым. Он попытался что-то сказать и не смог. Дедушка бросился к нему и впервые в жизни обнял внука. Мартин разрыдался, а старый купец беспомощно лепетал какие-то ласковые слова и гладил внука по голове. Сквозь всхлипывания Мартин спросил:

— А потом их всех повесят?

— Зачем же всех, — поспешил утешить его Трясоголов, — повесят тех, кто виновен!

— Тогда пусть и меня вешают! — закричал Мартин. — Я тоже виновен!

Трясоголов в ужасе оглянулся на дверь, потом прошептал, точно прошипел:

— Тише!

Мартина словно прорвало: он умолял дедушку спасти Николку. Епископ, конечно, послушается его — ведь дедушка один из самых главных людей в Дерите. А если Николку спасти невозможно, то пусть и его вешают вместе с Николкой, иначе он сам наложит на себя руки.