Сумасшедшая шахта, стр. 14
– Дык пельмени у нас сегодня? – перехватив мой удивленный взгляд, перебил Инессу Шура.
– Да. Вода уже кипит, пошлите.
"Да, глюки – это серьезно... – думал я по дороге, блуждая глазами по ладной фигурке Инессы. – Где-то я об этом читал... Что-то о том, что у глючащих психов мысли идут по слуховым нервам. Ну и бог с ней. Жить с ней это не мешает...
6. Борис Бочкаренко и Николай Баламутов. – Мы на "крючке". – Банкет под скалой. – Шашлык из барашка и мешок из джута.
Утром 25-го августа сразу после завтрака я уехал в Кавалерово встречать друзей. И выпить с ними чего-нибудь после двух недель алкогольного воздержания. Мчась по прекрасно сохранившемуся шоссе, я представлял себе, как куплю в магазине водочки для Коли и Бориса и марочного вина для себя и как мы сядем в моем кубрике, нажарим шашлычка из барашка хозяина и напьемся до поросячьего визга.
"Надо бы еще крабов покрупнее взять и палтуса копченого, – думал я, унесшись мыслями в соответствующий отдел кавалеровского гастронома. – Начнем, пожалуй с пива, потом попаримся в баньке им. Бориса Пуго. А после баньки сядем под тентом у дома и начнем потихоньку пить..."
На переговорный пункт я пришел за полтора часа до уcловленного времени. Там, естественно, никого не было. Убедившись в этом, пошел на почту, узнать, нет ли писем или телеграмм на мое имя. И не напрасно – Плотников прислал письмо, в котором сообщал, что сам приехать не сможет, так как уезжает в Штаты в командировку. Но Баламутов и Бочкаренко приедут, первый 4-го, а второй 3-го.
"Блин! Значит Бочкаренко уже здесь! – подумал я, растерянно оглянувшись вокруг. – Уже сутки здесь! Наверняка уже бороздит простыни какой-нибудь местной красавицы...
И, решив, что к условленному часу Борька все таки появится на переговорном пункте, я пошел прогуляться по центру Кавалерова. И у базарчика наткнулся на Валеру, давнего своего знакомого. В былые годы мы с ним, можно сказать, дружили – он часто приезжал на инвалидной коляске на нашу базу и мы разговаривали о жизни. Валера знал, что эти разговоры можно углубить и продолжить в философские стороны, но для этого надо иметь пропуск в мою палатку. Пропуском, конечно, служила бутылка водки, а так как последняя тогда, в эпоху последнего и решительного боя с российским алкоголизмом, была целым сокровищем, визиты Валеры в мою палатку, к счастью, были весьма редкими. К счастью, потому, что Валера с детства страдал серьезной формой церебрального паралича и, в меньшей степени, паркинсонизмом. Согласитесь, что подолгу разговаривать с трясущимся и заикающимся человеком о смысле жизни дело весьма тягостное... Тридцатилетний человек, весь скрюченный, сморщенный, на костылях... Тяжелое зрелище... Он рассказывал мне о себе. Учился в Новосибирске на обувщика, дали третий разряд, на пятый не вытянул – надо уметь работать на машине. Первое время вкалывал как зверь, сшил 500 пар сапог и подорвал здоровье. Вкалывал потому, что хотел жениться – приглядел симпатичную девушку без ног, на протезах... Но она ему отказала...
Валера сидел в новенькой импортной инвалидной коляске, на его пальце сверкал массивный золотой перстень, очень похожий на Юдолинский. Мы немного поговорили с ним и он рассказал, что недавно женился на здоровой женщине и сейчас вполне доволен жизнью.
– Ты, что, разбогател что ли? – спросил я, стараясь поймать его глаза. С самого начала нашей встречи я увидел в них что-то меня насторожившее. Мне сразу показалось, что наша встреча не случайна и Валера все обо мне и моих помыслах знает...
– Не жалу-у-у-у-юсь! – ответил Валера, с достоинством борясь со спазмами шейных мышц. – А ты что т-у-у-у-т делаешь?
– Хочу здесь обосноваться... Земную жизнь пройдя до половины.
– А-а-а-а... – не поверил Валера. Местные люди считают Приморье малоприспособленным для жизни.
– Ну я пошел! Рад был встретиться!
– А-а-а-а... где-е-е... жи-и-вешь?
– Там, где и жил – на бывшей базе ВИМСа, заходи как-нибудь, водочки попьем.
И, озираясь по сторонам в поисках Борьки, я направился в сторону гастронома.
Борис Бочкаренко (170 см, 52 кг) гордился своей внешней схожестью с Жан-Полем Бельмондо. Познакомился я с ним на втором курсе. Борька учился на третьем и слыл среди студентов интеллигентом и чистюлей. Чистюлей он был и в самом деле: однажды, оставшись у меня ночевать, Борька перед тем, как лечь спать, выстирал свои рубашку и носки, а на мой немой вопрос ответил с презрительной улыбкой:
– Не могу же я идти на работу в несвежем...
Отец у него был пехотным полковником, прошедшим войну до Рейхстага. Борька рассказывал, что папаша всю войну не расставался с противотанковым ружьем и в часы затишья часто ходил с ним вместо снайперского ружья на передовую – при удачном выстреле немца эффектно разрывало надвое. В семидесятые годы старший Бочкаренко работал каким-то военным консультантом в ЦК Компартии Таджикистана и в подарок на свою свадьбу от этой партии Борька получил хорошую трехкомнатную квартиру.
По специализации он был инженерным геологом-гидрогеологом и очень скоро стал начальником с обширным кабинетом, премиленькой секретаршей и белой "Волгой". Но был им всего года два-три, потом случился скандал с секретаршей и лишь благодаря отцу он вылетел из своей гидрогеологической конторы относительно сухим.
Борька умел подбирать приятелей. Одним из его друзей был капитан милиции Толик Зубков. С Зубковым на пассажирском кресле можно было ездить пьяным, к тому же он время от времени выручал его из неприятных ситуаций.
Другим его приятелем был Искандер Сафарзаде – тихий, сухощавый, чрезвычайно уверенный в себе таджикский аристократ и начинающий ученый-филолог. Борька любил ходить с ним по злачным местам и затевать там драки. Сафарзаде был обладателем черного пояса по карате и для него уложить человек десять подвыпивших бугаев было плевым делом. Но он не укладывал – по просьбе товарища он лишь приводил противников в состояние нокдауна, а добивал их Борька.
А третьим его приятелем был я. Борька любил приходить ко мне в любое время суток с дюжиной шампанского или пачкой сигарет. Мы болтали с ним до утра о Платонове, Шопенгауэре, о ценах на дизельное топливо и невзирая на мое изрядное превосходство в живом весе, он частенько меня перепивал.
Так получилось, что я его женил. Однажды, еще в студенчестве, я договорился со своей симпатичной подружкой Натали что Новый 1972 год мы встретим вместе с ней. А чтобы нам не было скучно, мы решили, что я приведу двух своих друзей, а она – двух подружек. Когда мы ввалились к ней в одиннадцатом часу ночи с огромными корзинами с шампанским, ликерами, водкой и ананасами, то первое, что мы увидели, это были салаги со второго курса нашего факультета (Наташка предпочитала выбирать жениха из большого количества претендентов). Возмущенно переглянувшись, мы тут же ушли. И мне пришлось звонить своей предыдущей подружке Галке Злобиной. К счастью, оказалось, что она встречает Новый год с двумя своими подругами. "И только ради них я согласна на твое присутствие" – сказала она мне перед тем, как положить трубку.
И мы пошли к ней. Это был самый скучный Новый год в моей жизни – Галка так и не допустила меня до себя. И мне пришлось сидеть и напиваться. Лешке Суворову повезло больше – ему досталась очень большая женщина Люся, но он не растерялся и очень скоро расположился на ее пространных коленях. А Борька сразу же после десерта исчез с Людмилой в Галкиной спальне. И через три месяца совершенно неожиданно пригласил меня на свадьбу...
Брак Бориса и Людмилы не был счастливым. И все потому, что упомянутый выше скандал с секретаршей, скандал, поставивший жирный крест на Борькиной инженерно-геологической карьере, не был случайностью – Борис был законченным бабником. Он легко заводил знакомства, почти никогда не влюблялся и более двух раз с одной женщиной не встречался. И очень скоро возбуждавшие его стимулы "красивая", "очень красивая", "оригинальная", "страстная", "жена или подруга того-то" перестали действовать и ему пришлось вырабатывать себе другие. В 1977-1981 таким стимулом была национальность. Переспав с представительницами основных национальностей оплота социализма, он перешел к отлову представительниц малых и, особенно, вымирающих народностей СССР. В конце 1981 года поставленная задача была в основных чертах выполнена и взоры Бориса все чаще и чаще стали устремляться на географическую карту мира. Но по понятным причинам он был вынужден отложить на неопределенное будущее реализацию своих заграничных фантазий и заменить их реальными. Новым стимулом стало место жительства. Постельные знакомства с представительницами Ленинграда, Вологды, Киева, Саратова, Архангельска, Астрахани, Тобола и Иркутска продолжалось вплоть до падения железного занавеса, чтобы в открытом обществе смениться (вы правильно угадали!) отложенными зарубежными фантазиями...