Истребители, стр. 54

Радостные вышли мы из госпиталя. Зубная щетка и мыльница в кармане — вот, собственно, и вся моя поклажа на обратную дорогу. Кирилл свое единственное движимое состояние — книгу «Спартак», которую товарищи дали ему, провожая в госпиталь, — вручил на прощание доброй библиотекарше, сделав на обложке надпись: «От больного — за хорошее лечение». Одновременно с новеньким обмундированием нам выдали и деньги…

Ничем не стесненные, полные чувства молодой здоровой силы, шагали мы по пыльным улицам города, залитого солнцем. И, как бывает с фронтовиками, только что вышедшими из госпиталя, нас интересовало, где теперь базируются свои, каким транспортом лучше всего туда добираться и у кого навести об этом справки, какая обстановка на фронте и что с товарищами, все ли живы Внутренне я уже готовился к новой встрече с войной. И в сутолоке всяких дел я не забывал о компасе, который отныне буду всегда носить с собой.

Стояла теплая солнечная погода, казалось, даже какая-то праздничная. Да и что вокруг могло не радоваться нашему выздоровлению?

Возле здания средней школы я увидел турник.

Подойдя, схватился обеими руками за перекладину, прогнулся, пробуя поясницу. Позвонки глухо заныли Сделал небольшой мах и, крякнув, соскочил на землю.

— Еще не разучился? — спросил Кирилл. А я действительно был доволен, доволен тем, что позвоночник не помешал мне выполнить это простое упражнение.

Кирилл, на вид грузноватый, работал на перекладине легко. Спрыгнув, он подвигал плечами, ощупывая затянувшиеся рубцы на спине и сросшиеся ребра.

— Ничего, летать можно! — И тут же счел нужным объяснить, почему подъем разгибом получился не так чисто, как раньше: давно не занимался, а очень люблю!..

По школьному двору степенно разгуливали куры Среди них царственно вышагивал прекрасный петух. Разрыв сильными ногами землю, он взял в клюв приманку и призывно поквохтал, подзывая подругу. Та приняла сладкое угощение, и петух, распустив одно крыло, ласково закружился подле нее, что-то по-своему ей наговаривая. Кирилл не мог остаться безучастным. Он вдруг зашикал, замахал руками, стал хлопать ладонями, озорно разгоняя кур.

Испуганные куры побежали в сторону, но петух не дрогнул. Не выказав никакого испуга, он степенно с державным видом, пошел вслед за своим гаремом, удостоив нас презрительным взглядом: «Ступайте своей дорогой!» Чтобы его лучше поняли, он выразительно пропел. Эта сцена привела нас обоих в бурный восторг.

Мы двинулись дальше. Кирилл, совсем уподобившись мальчишке, позвонил в одно парадное, потом в другое, да и я, наверно, был хорош, когда, вооружившись палкой, стал барабанить по доскам забора, имитируя пулеметные очереди: тра-та-та, тра-та-та… Один за другим мы обошли все магазины на центральной улице.

Когда я купил и надел на руку маленький компас с двухцветной стрелкой, с медным рычажком, почувствовал, что от ходьбы устал и изрядно голоден.

В ресторане было нелюдно. Мы заняли столик в дальнем конце зала неподалеку от двух военных. Один из них был майор с авиационными петлицами и орденом Красного Знамени, другой — капитан-танкист. «Из Монголии, — шепнул Кирилл. — Одного знаю». В ожидании заказа военные тихо беседовали между собой. Потом танкист подошел к нам и сказал, что майор приглашает составить им компанию. Меня обрадовала возможность узнать какие-нибудь новости о Халхин-Голе. Мы познакомились. Но разговор пошел вначале по иному руслу.

— Мы с капитаном заказ сделали, прошу вас, — сказал майор, протягивая Кириллу карточку. Официантка стояла рядом, держа наготове карандашик. Выбрав первое и второе, мы несколько замешкались. Майор оказался догадливым:

— Хотите показать себя трезвенниками, истребители? Это ни к чему. Покажите, на что способны!

— Будем равняться на вас, товарищ майор, — сказал я.

— Так не годится, братцы, — мягко возразил майор. — Вы только что из госпиталя…

— Литр водки для начала, — решительно сказал Кирилл. Официантка записала. — Сто граммов зернистой икры с маслом — дополнительно…

— Отставить такую лошадиную дозу, — вразумительно произнес майор — Если летчик хочет жить и хорошо летать, он больше двухсот граммов выпивать не должен… И то по праздникам!

— Тогда четыреста граммов на двоих, — покорно сказал Кирилл.

Официантка иронически уточнила:

— Всего? Но, может быть, вы еще что-нибудь закажете? — она выжидала, постукивая карандашиком.

— Пока все! — суховато отрезал майор. Официантка пожала плечом и удалилась.

— Видите, как на летчиков смотрит? — майор проводил ее недобрым взглядом. — Если летчик, значит пьет И не одна она так думает. А почему? Да потому, что никто нашу будничную жизнь по-настоящему не знает Нас видят по выходным дням или когда мы в отпуске. Стоит одному нарушить норму, и пошли разговоры. По таким выходкам и судят. А что летчики большую часть своей жизни проводят на аэродроме, дежурят, как пограничники, охраняя покой людей, нередко рискуют собой ради дела, с утра до вечера трудятся, чтобы овладеть сложнейшим мастерством, — этого-то как раз большинство не видит и не знает…

Майор нахмурил брови.

— А что летчик переживает в бою, из которого, бывает, выходит седым, знают только те, кто повоевал. Да… Ну, как себя чувствуем?

— Отлично!

— Когда думаете в часть?

— Хоть сейчас, — ответили мы в один голос.

— Так уж и сейчас? — переспросил майор, вглядываясь в наши округлившиеся в госпитале лица. — Похвально это… Вы бы зашли завтра в штаб, вам помогут. Здесь есть собранные И-16… Пожалуй, на них и улетите…

— Вот это бы здорово!

Майор оглянулся по сторонам и тихонько добавил:

— Теперь нам стали больше давать самолетов.

Это была радостная новость. Вообще, все, что касалось фронтовых дел, представляло для нас первостепенный интерес.

— И нас после Баин-Цаганского побоища начали лучше снабжать танками, — вставил капитан.

Теперь стало ясно, что на соседей нам просто повезло.

— Что же это за побоище?

— Так танкисты окрестили бои на той горе… Баин-Цаган. А правду сказать, там и горы-то нет никакой… Так, бугорок на ровном месте, — наше внимание воодушевляло капитана и он продолжал: