Сердце Дьявола 2, стр. 39

– Почему?

– Потому... – ответил Борис и провалился в безболезненное небытие.

Бельмондо висел на цепях и гвозде еще сутки. За это время Фетиде сделали анализ, который выявил чреватое заболевание. Узнав об этом, Зевс со всей своей свитой ринулся в каменоломню. После того, как Геракл, прибежавший первым, вырвал гвоздь из груди Бельмондо и разорвал сковывающие его цепи, Валуев-Судетский обнял Бельмондо, и они заплакали...

6. Баламут. – Неадаптированные плачут. – Чукотка, ворвань... – Третья скорость.

И третье погружение Баламута было неудачным: он вынырнул под скамейкой на третьем пути железнодорожной станции Могоча.

Выбравшись из-под скамейки, Николай в глубоком расстройстве упал на нее и зашарил в карманах в поисках сигарет. "Блин, одни в Испаниях и Аргентинах выныривают, а я все в России и России, – подумал он, закуривая измятую честерфилдину. – Что-то я не так делаю..."

В это время на третий путь прибыл поезд Москва-Благовещенск. Он был немедленно взят на абордаж разносчиками и разносчицами вареного в мундирах картофеля, соленых огурчиков и пива. Баламут вспомнил, что у него есть червонцы от Судьи, достал один и купил у бросившегося к нему пацана бутылку водянистого местного пива. Не успел он сделать несколько глотков, как рядом с ним уселась высохшая от условий и, казалось, только что выплакавшаяся женщина лет пятидесяти:

– Отдашь бутылочку, сынок?

– А можно я допью? – огрызнулся Баламут. Как всякий нормальный человек, он нервничал, когда у него стояли над душой, особенно, если она заправлялась пивом.

– Допей, сыночек, допей. Я тебе не помешаю.

– Что хреново здесь живется? – спросил Баламут, сделав пару глотков – невооруженным глазом было видно, что бедная женщина насквозь пропитана несчастьем.

– По-разному живут... – чуть не заплакала женщина. – Но все больше тоскливо...

– Неадаптированные, значит, – ввернул Николай модное среди "новых" русских слово.

– Да нет, – вытерла женщина набежавшие слезы уголком головного платка. – Господь за грехи великие нас наказывает. – И, невысоко подняв глаза к небу, запричитала, заплакала:

– Ой, грешница, я грешница! Муж пьет, сын – безногий, я – больная, сил уже нет на станцию приходить, а надо, надо, жить больше нечем...

Баламут, не в силах вынести душераздирающей сцены, вылил в себя пиво быстрее, отдал пузырящуюся бутылку, затем порылся нервно в карманах и, найдя мятую десятку, сунул женщине. А она, отшатнулась от нее, как от пачки долларов:

– Ой, не надо, сынок, не надо! Ты в дороге, она тебе пригодятся!

Бросив деньги ей на колени, Баламут ушел прочь, попеременно матерясь и срыгивая углекислый газ, отходящий от торопливо выпитого пива.

Удалившись от скамейки метров на двадцать пять, Николай сообразил, что уходит от колодца. Обернулся и увидел, что его знакомая – глаза от слез красные, лицо в пятнах – во все ноги устремилась к первому пути вместе с разносчиками вареной картошки, огурцов и мутного пива.

Баламут вернулся к колодцу, уселся на скамеечку и под грохот порожняка задумался, почему в колодец не проваливаются случайные прохожие и плательные шкафы дочерей гангстеров? И почему он выныривает то в Москве, то в далекой сибирской Могоче? Ведь Нулевая линия прямая? "Божья воля" – решил он. И вспомнив о несчастной "божьей" женщине, смявшей вконец его настроение, с испугом оглянулся на первый путь. К счастью, тот оказался отгороженным незаметно вкравшимся поездом Владивосток-Москва.

"Хватит лирических отступлений, – ударил Баламут кулаком по скамейке. – Пора и делом заняться". И задумался, как все же ему добраться до корабля Трахтенна. "Во-первых, не надо спешить с выныриванием, – в конце концов, решил он. – А то дальше России я не уеду. Во-вторых, надо, наверное, думать о пункте назначения. И, в-третьих, надо бы помолиться Господу Богу. Может и смилостивится. Интересно, за какие это грехи он наказал эту бедную женщину? За блядство от тоски? За пьянство от безысходности? Нет, наверное, за отсутствие экономического образования и незнание основ менеджмента. Ведь каждому известно, что практически всем менеджерам и бухгалтерам Бог помогает. Ну и еще экспортерам газа и нефти, юристам и ганг... Извиняюсь, Отче, это кощунство. Вот, блин, хотел помолиться, а получилось наоборот. Теперь точно меня куда-нибудь на Чукотку зафиндилит и ворвань есть заставит..."

Нырок № 4 и в самом деле закончился на мысе Дежнева, на Чукотке (есть Бог, на свете, есть!). Чукчи, случаем умертвившие кита, сказали ему, что в знак уважения к их обычаям, Баламут должен съесть хотя бы килограмм сырого китового жира. Баламут съел грамм двадцать-тридцать и едва не умер от отвращения. И целых две недели после этого колодец Нулевой линии так смердел ворванью, что влезть в него мог только сугубо мотивированный человек.

...Нырок № 893 был поворотным: Николаю впервые удалось набрать третью космическую скорость, и он смог преодолеть не только тяготение родной России, но и матушки Земли, а также Солнечной системы. Закончился он на дикой планете, и Баламута едва не съело животное, напоминавшее земного стегозавра неестественно крупных размеров.

Нырки №№ 894-1344 показали Николаю, насколько пустынна наша Вселенная: из колодца ему открывались лишь просторы, мертвевшие под аммиачно-метановыми атмосферами. Несколько раз Баламут умирал, лишь только высунув голову из колодца, несколько раз впадал в кому и транс. 1300-ый нырок его чуть было не доконал: планета оказалась такой заразительно-унылой, что он решил уползти подальше от колодца и там умереть. Но когда он уже вылез из сиреневого тумана, чтобы осуществить свое слабохарактерное намерение, ему неожиданно вспомнилась притча о лягушке, упавшей в молоко...

Нырок № 1345 окончился на обитаемой планете. Пришельца никто не обнаружил, так как краеугольное открытие Мыслителя было верным. Но сам Коля испытал незабываемые ощущения, увидев себя синекожистым многочленом с четырьмя теми самыми. Вконец растерявшись, Баламут не стал разглядывать иные части своего удивительного инопланетного тела. Он просто нырнул в колодец в холодном поту... Оказавшись в нем, перевел дух, и в который раз задумался, что делать дальше. Но, вспомнив свое более чем безнадежное двухнедельное барахтанье в холодных просторах бескрайней Вселенной, разозлился и крича: "К Трахтенну, сволочь, давай, к Трахтенну!" принялся со всех сил колотить кулаками по стенкам колодца. И, к своему удивлению, немедленно воплотился в отсеке, несомненно, космического корабля, команда которого дышала газовой смесью, по составу мало отличавшейся от состава земной атмосферы.

7. Черный. – Нехилая просьба. – Голос из сердца и глас с небес. – Дорожка к святости.

Бывшая теща и злодей сидели рядышком на плетеном из тростника диванчике. Узрев меня, Светлана Анатольевна покрылась пятнами и всем телом подалась к Худосокову. Однако я был такой блаженный, как изнутри, так и на вид, что Светлана Анатольевна мало-помалу успокоилась и продолжила свой рассказ о том, как год за годом меня изводила:

Смятенный мстительным блеском ее глаз, я хотел, было, плюнуть им под ноги, но, вспомнив, что Он смотрит на меня, воздержался. Демонстративно вежливо поздоровавшись, я нырнул с разбега в волнующееся море и поплыл вразмашку к берегу. Выйдя из воды, бросился на горячий коралловый песок и задумался о Нем.

– А ты молодец! Держишься, не грешишь! – ответил моим мыслям его голос. – Никак и в самом деле поверил?

– Одно из двух, Отче: или поверил, или сошел с ума.

– Обижаешь, сын мой... Не укрепился ты еще в вере.

– Да нет, я верую. Слышу твой голос, сердцем тебя чувствую. Ничего, что я на "ты"?

– Ко мне все так обращаются...

– У меня просьба к тебе... Можно ее сразу изложить, без молитвы?