Старшая сестра, стр. 8

В отдельной квартире инженера Белокурова почти не слышно заводского гудка. Николая Сергеевича поднимает будильник – маленький, круглый, с нежным звоном будильник, который он ставит около своей постели. А чтобы этот будильник никого не тревожил в квартире, Николай Сергеевич спит у себя в кабинете, за плотно закрытой дверью.

Никто не слышит, как утром встаёт и уходит на работу Николай Сергеевич, – ни жена его Антонина Андроновна, ни дочка его Тамара, ни работница Ирина. Зачем их тревожить? Позавтракать можно и в заводском буфете… Правда, Николай Сергеевич нередко забывал и в буфете позавтракать: ведь утренние часы, если прийти пораньше, так хороши для работы!

Николай Сергеевич привычным движением приглушил будильник, быстро оделся, отдёрнул тяжёлую зелёную штору. С улицы глянуло серенькое утро, большая светлая капля пробежала по стеклу, оранжевый кленовый лист медленно пролетел мимо окна… Но Николай Сергеевич ничего этого не видел, он просто посмотрел, не идёт ли дождик и не надо ли взять прорезиненный плащ. В неясном свете осеннего утра его словно вытянувшееся лицо казалось ещё бледнее, ещё темнее казались тени вокруг глубоко сидящих глаз. Нечаянно заглянув в зеркало, он удивился: почему у него такое лицо, лицо больного человека? Устаёт он слишком, что ли?

Недавно директор остановил его с этим же самым вопросом.

«Не знаю. По-моему, не болен», – ответил, улыбаясь, Николай Сергеевич.

«Не знаете! – с упрёком возразил директор. – И никому, видно – ни вам, ни домашним вашим, – до этого дела нет? Балуете вы их, домашних-то своих, Николай Сергеевич! Думаете, никому не известно, что вы даже на работу приходите без завтрака!»

«Пусть живут, как им хочется!» – добродушно отмахнулся тогда Николай Сергеевич.

Но разговор этот оставил в душе чувство неясной горечи. Сейчас эта горечь шевельнулась снова. В самом деле, почему это о нём никто не заботится, никто не беспокоится? Почему бы Ирине не приготовить ему завтрак?

Стараясь ступать неслышно, чтобы не скрипел паркет, он прошёл в кухню. Ирина, позёвывая, расчёсывала перед зеркалом косу.

– Ирина, – обратился к ней Николай Сергеевич, – вот дело-то какое…

– Какое? – удивилась Ирина, раскрыв свои круглые блестящие глаза.

– Да вот… – Николай Сергеевич усмехнулся и пожал плечами. – Нет ли у тебя чего-нибудь поесть?

– Поесть? – Ирина ещё шире открыла глаза. – Как это – поесть?.. Чего поесть?

– Ну, чего-нибудь. Позавтракать.

Ирина откинула на спину косу и, в свою очередь, пожала плечами:

– Вы бы, Николай Сергеевич, с вечера говорили. А сейчас что же? Тут есть колбаса, но ведь это Тамаре бутерброд в школу. А грудинка – Антонине Андроновне на завтрак. Давайте сейчас сбегаю на рынок, куплю чего-нибудь…

– Что, на рынок? – испугался Николай Сергеевич. – Ну нет, матушка. Мне ждать некогда. Впрочем, не беда. Позавтракаю в буфете.

– Конечно! – весело согласилась Ирина. – А то тут пока принесёшь да пока приготовишь…

Николай Сергеевич надел шляпу; прислушавшись на мгновение к сонной тишине своей квартиры, сказал со вздохом:

– Пускай живут.

И вышел, неслышно прикрыв дверь.

«Что это сегодня с хозяином? – недоумевала Ирина, укладывая косу на голове. – Вдруг завтракать попросил…»

В прихожей раздался несмелый звонок. Ирина побежала открывать: «Уж не вернулся ли?»

Но Николай Сергеевич не вернулся. А на пороге стояла тоненькая светлоглазая девочка в синей вязаной шапочке и со школьной сумкой в руках.

– Здравствуйте. Я к Тамаре, – сказала она.

– Ай, батюшки! – Ирина всплеснула руками. – А я и забыла, что Тамару будить пора!

И Ирина, легко ступая на цыпочках, убежала в комнату.

– Спит?! – удивилась Зина.

Зина Стрешнева, как и обещала, зашла за Тамарой, чтобы Тамара не опоздала и сегодня. Скоро восемь, а она спит! Но вот из комнаты быстрым шагом вышла Ирина, а за ней в ночной рубашке и ночных расшитых туфельках появилась Тамара. Зина чуть не выронила сумку:

– Тамара, что же ты? Мы же совсем опоздаем!

– Не волнуйся, – ответила Тамара. – Иди сюда. Ты посиди, а я буду одеваться.

– Только ты скорее!

– Да я сейчас.

Но «сейчас» не получалось. Сначала куда-то девались резинки. Тамара перерыла и разобрала всю свою постель – резинок не было. Полезла под кровать, заглянула под кресло. И наконец нашла их на своём письменном столе, заваленном книгами, коробками, лентами и флаконами…

Зина незаметно приглядывалась к окружающему. Какие богатые вещи! У постели ковёр, на круглом столике бархатная скатерть, на резной полочке хрустальная ваза, в ней цветущая вишня, сделанная из розового шёлка… На окне, среди цветов, аквариум с одиноко плавающей золотой рыбкой.

– Как хорошо у вас! – сказала Зина. – Красиво. Ты рыбок разводишь, да?

– Я? Нет! – ответила Тамара, поспешно натягивая чулки. – Сначала они мне нравились. А потом – то одна подохнет, то другая… Возня с ними!.. Ну вот, теперь башмаков нету!

Зина начинала нервничать: стрелка больших, стоящих на комоде часов побежала за восемь.

– Тамара, мы опаздываем!

– Ничего. Сейчас.

Однако и опять это «сейчас» не получилось. У форменного фартука не оказалось застёжки.

– Разве ты вчера не знала, что у тебя застёжка оторвалась? – осторожно заметила Зина.

– А она не знала? – возразила Тамара, кивая в сторону кухни. – Деньги получать – так она знает. Ей и мама сколько раз говорила: «Вы, Ирина, отлично знаете, когда день вашей получки. А что надо сделать то-то и то-то, так вы не знаете». А она тут же и начнёт: «Да у меня стирка, да у меня обед, да мне на рынок бежать!..» Подумаешь – стирка!

– Не знаю… – потупясь, сказала Зина. – Я сама себе всегда ботинки чищу и застёжки пришиваю… Ну, что тут такого?.. – Взглянув ещё раз на часы, Зина вдруг встала: – Я пойду, больше никак нельзя ждать!

Тамара только что налила себе чаю.

– Нельзя? – спросила она, и в тёмных глазах её загорелись знакомые Зине насмешливые огоньки. – То дружба на всю жизнь, и ничего не жалеть друг для друга, и быть около друга в беде… А то три минуты подождать нельзя. Вот так дружба! Ну что ж? Ну, опоздаем. Но ведь мы же обещали беду вместе делить. А теперь ты меня бросаешь! Хорошо, я пойду без завтрака.