Сердце Дьявола, стр. 22

...За последнее время многое изменилось. Лишь немногие козлы приходили к краалю, чтобы проводить победно сверкающими глазами улетающего в пропасть соперника. Но зато приходить стали издалека, за многие десятки километров. И приходили сильные, уверенные, задиристые. Их безжалостные схватки продолжались многие часы, и Борис равнодушно наблюдал за ними сквозь прикрытые веки... Иногда он вспоминал прошедшие годы... Он вспоминал, как несколько лет назад к водопаду пришли геологи, нашли ртуть и заложили для ее изучения короткую штольню...

Так в этих краях появились люди... Они пришли с ружьями и принялись выбивать вокруг все живое. За полгода поголовье козлов в округе сократилось вчетверо, и многие вожаки увели свои поредевшие стада к дальним хребтам. Борис понимал, что надо продолжить начатое предприятие по спасению будущих товарищей, но не мог заставить себя учить козлов сбрасывать людей в пропасть.

Но трагический случай ему помог. Однажды Борис потерял в скалах Нинку и несколько часов искал ее повсюду... И когда он уже направился к водопою, – больше искать было негде, – в стороне крааля раздался выстрел, потом другой. Борис сразу же понял, что эти две пули окончили свой полет в теле его любимой супруги и, обезумев, вихрем поскакал к ней. Выскочив из-за скалы, увидел бородатого геолога, освежевывавшего Нинку на краю обрыва...

Этот геолог был первым человеком, улетевшим в пропасть. Несколько молодых козлов видели издали, как Борька расправился с двуногим, и приняли его поступок, как руководство к действию...

* * *

Таинственная гибель старшего геолога поисковой партии (проходчики видели, как бородатый шайтан столкнул его в пропасть) вызвала отток рабочих со штольни и, как следствие – ликвидацию геологоразведочных работ в ущелье. Со временем это происшествие привело к появлению в окрестных кишлаках многочисленных легенд о поселившемся в штольне злом духе, шайтане (если вспомнить о рассыпанных там повсюду костях, факт возникновения таких легенд никому не покажется странным). Через некоторое время еще кто-то упал с тамошних скал, затем под водопадом случайно был найден труп сбежавшего из тюрьмы дезертира, а полгода спустя после этой находки начали случаться и вовсе странные вещи – некоторые жители местных кишлаков, побывав в штольне, напрочь теряли разум. Нет, они не начинали дебоширить или дурачиться, они просто превращались в растительных людей, то есть людей с полным отсутствием любых проявлений сознательной деятельности.

Народная молва связала такие исчезновения душ с отравлением шайтан-чочом, то есть волосами дьявола: один из подпасков видел, как его дядя-чабан перед утратой души нашел их прядь у водопада и, прельстившись приятным запахом, простодушно использовал их как приправу к опостылевшей жареной баранине (эта догадка, как мы узнаем позже, была верной – волосы, потребленные внутрь в чистом виде, безвозвратно отправляли душу в запечатленное прошлое)...

Так, факт за фактом, легенда о подземном дьяволе превратилась в объективную реальность. Начался отток населения из близлежащих кишлаков и, в конце концов, местный мулла решил раз и навсегда покончить со злым духом. Он всеми правдами и неправдами собрал отряд крестьян и мужественно пробрался с ним к ущелью. Изгнав из него дьявола предписанными Кораном методами, мулла приказал своим людям перегородить ущелье прочной каменной стенкой.

* * *

...Через неделю после сооружения стены Борька умирал на своем наблюдательном посту над краалем. Когда до смерти осталось несколько секунд, он заставил себя приковылять к обрыву, к тому самому месту, где умерла Нинка. Постояв немного на нем, бросился вниз. Последняя мысль заставила его улыбнуться:

"А я ведь никогда не пожалею, что был козлом..."

5. Рожать спасителя? – Окучивание по-нашему. – Эрекция возможна? – Житник получает свое.

Мы поднималась в горы после недельного отгула. Вахтовка ревела и тряслась на сплошных ухабах. Проходчики уже были в кондиции и не стеснялись в выражениях. Старший по машине Чернов не обратил бы на них внимания, если бы в салоне не было нового маркшейдера Лидии Сидневой. Она ему понравилась – где-то под двадцать пять – двадцать семь, короткая стрижка под мальчика, ковбойка, джинсы, чистенькая, спокойная, на правильном умном лице снисходительная усмешка. И он наехал на матершинников весьма свирепо. И те, потупив недобро засверкавшие глаза, успокоились – никто не хотел связываться со старшим геологом Кумархской геологоразведочной партии, который запросто может двинуть в зубы, а в конце месяца при закрытии нарядов не приписать пару-тройку, а то и больше метров проходки. Потом над ним смеялась вся партия. Оказалось, что Лидка в области табуированных выражений русского языка может дать сто очков вперед и Чернову, и даже самому Мишке Мясогутову, тишайшему дизелисту и радисту базового лагеря, который в течение двадцати двух лет изучал эти самые выражения на нарах одиннадцати зон (не всегда природных) в самых различных уголках многонационального Советского Союза.

Еще оказалось, что Лидка Сиднева, если не алкоголичка, то запойная пьяница и умнейший человек – не было ни одной логической задачи, загадки или преферансного расклада, которые бы она не раскусила в течение нескольких секунд. И еще она спала только с серьезными людьми за пятьдесят и не потому, что у них, преимущественно начальников и уважаемых шоферов, водились денежки, а так, из-за душевного своего устремления.

* * *

Все эти свои достоинства и устремления Лида Сиднева приобрела в одном из показательных советских детских домов.

Иногда она довольно равнодушно рассказывала о своих "университетах". За малейшую провинность старший седовласый воспитатель Венцепилов заставлял девочек и Лиду, естественно, раздеваться донага и ставил их на полчаса перед строем хихикающих мальчиков и юношей. А когда Лиде исполнилось одиннадцать лет, предложил ей сожительство. Лида с благодарностью согласилась – еще в десять лет ее изнасиловали трое из этих самых хихикающих мальчишек и продолжали насиловать при каждом удобном и неудобном случае. А воспитатель был джентльменом – он защищал, подкармливал, не обижал и старался не искалечить. И, может быть, с тех пор Лида предпочитала спать со степенными мужчинами.

Один из них, директор золотодобывающей артели, человек с понятием, прилетал к ней раз в месяц-два с полными чемоданами денег. И тогда Лида поила марочным коньяком своего непосредственного начальника Чернова, и он отпускал ее в недельный загул. Другой любовник был начальником Кумархской геологоразведочной партии, но скоро умер, и Сиднева безошибочно заменила его шофером ЗИЛа-131-го Евгением Ивановичем Мирным. Последний был весьма представительным и серьезным человеком. Отсидев десяток лет за дезертирство (семнадцатилетним пареньком напоролся на Манштейна, повернувшего к Сталинграду, и побежал домой), он стал зажиточным шофером Южно-Таджикской ГРЭ (на рудостойку, горбыль и доски в горных кишлаках всегда находился покупатель). Таким зажиточным, что после нескольких недель беспорядочных связей с Лидкой подарил ей большой плановый дом на недальней окраине города Душанбе.

Сиднева сдружилась с Черновым. Нет, они не спали – Чернов в это время всецело принадлежал своей первой жене и коллеге Ксении. Чернову нравились ум и исполнительность Лидии, ей – его довольно быстрая отходчивость и не бюрократичность.

* * *

Вот так вот повезло Ольгиной душеньке... Она восполнила Лидину душу поздним осенним вечером, когда последняя шла пьяная домой после банкета-междусобойчика в городской камералке.

Это был первый банкет после завершения полевых работ и закрытия основных этапов и посвящен он был получению премии. Получили неожиданно много – по 500-800 рублей, плюс зарплата и, естественно, решили отметить. Послали гонца на Зеленый базар; он принес зелени, корейских закусок и фруктов. Другой гонец сгонял в ближайший магазин за иваси, колбасным сыром и рыбными консервами в масле, третий – в спецмагазин за водкой, десертными и сухими винами и шампанским (чего-чего, а этого добра, причем качественного, тогда было достаточно), четвертый – в кондитерскую за тортами (до них, впрочем, дело доходило редко).