Полярный летчик, стр. 35
«Нет. Это ещё не всё!» – подумал я и поехал в редакцию «Правды».
Товарищи журналисты совсем иначе отнеслись к моему предложению и обещали помочь.
Вскоре, к великой радости, меня вызвали в Кремль.
Когда я, волнуясь, вошёл в кабинет Куйбышева, Валериан Владимирович поднялся мне навстречу:
– Вы готовы лететь спасать челюскинцев?
– Да! Машина подготовлена к полётам на Севере. Могу вылетать завтра!
– Покажите маршрут, по которому думаете лететь.
Я начал уверенно водить карандашом по уже хорошо знакомой карте.
Товарищ Куйбышев задумался, потом встал из-за письменного стола и решительно сказал:
– Маршрут, в общем, правильный. Только до Хабаровска поедете экспрессом и самолёт в разобранном виде возьмёте с собой.
Я попытался возразить: зачем лётчику плестись поездом, когда дорог каждый день. Люди томятся в ледяном плену. Ждут помощи…
Куйбышев, словно заранее предвидя мои возражения, очень спокойно разъяснил:
– Подсчитайте, каким путём вы скорей достигнете цели? Сейчас зима, дни короткие. Вы полетите на восток, стало быть, день укоротите настолько, что больше одного участка пути не осилите. А их примерно десять до Хабаровска, а поезд идёт девять суток. Да и погода на трассе может оказаться плохой, придётся ждать, пока она улучшится, а сколько – неизвестно. Нет, поездом верней!
– Я хотел лететь день и ночь! – растерянно сказал я.
– Этого мы вам не разрешим, – остановил меня Валериан Владимирович. – Надо рассчитывать силы. Не торопитесь! Арктика не прощает спешки! Не рискуйте, действуйте наверняка!
– Понятно. Разрешите приступать к выполнению задания?
На прощание председатель правительственной комиссии тепло, по-дружески посоветовал:
– Всё тщательно проверьте, без нужды не рискуйте, в плохую погоду не летайте. Помните: люди на льдине ждут и надеются на помощь лётчиков… В общем, успех будет зависеть от вас самих…
В хвост транссибирского экспресса, отходившего от Ярославского вокзала в Москве, прицепили товарную платформу. На неё был погружен тщательно закрытый брезентом, разобранный «М-10-94». В купе мягкого вагона устроились я и бортмеханик. Это был не Бассейн. Флегонт не дождался моего возвращения. Можно сказать, изменил мне. С другим лётчиком он отправился спасать челюскинцев.
На выручку пленников льдов
– Втроём лететь веселей. В случае чего, будем оказывать друг другу помощь! – предложил старый пилот Галышев.
В то время полярных лётчиков можно было по пальцам перечесть. Они все заочно знали друг друга. Слышали, что этот в тумане летает, у того посадка не ладится, один смел до лихости, летит в любую погоду, другой больно осторожен, месяц выжидает безоблачного неба. Но были лётчики на северных линиях, с которыми знаком был каждый, и все уважали их за мастерство и мужество. Таким был Виктор Васильевич Галышев – пилот, поднимавшийся в небо ещё до революции. Он облетал чуть ли не весь советский дальний Север.
Я очень обрадовался, когда встретил в Хабаровске Галышева. Здесь же я увидел Ивана Доронина, ещё молодого, но уже бывалого лётчика, очень «везучего», потому что у него за десять лет работы в авиации не было ни одной аварии.
Мы втроём помогали механикам сгружать с платформы «М-10-94» и собирать его. Работали часов по двадцать трое суток. Нашему нетерпению не было границ – челюскинцы на льдине ждут!
Из газет мы уже знали, что лётчик Анатолий Ляпидевский, оказавшийся ближе всех к лагерю Шмидта – его двухмоторный самолёт «АНТ-4» зимовал на Чукотке, – после многих разведывательных полётов пятого марта первый добрался до челюскинцев и вывез на материк всех женщин и детей. Лётчики Маврикий Слепнёв и Сигизмунд Леваневский, командированные правительством в Америку для закупки самолётов, летели к лагерю со стороны Аляски. От Аляски до льдины в Чукотском море – рукой подать. Борясь с циклонами и туманами, пробивалось к пленникам льдов звено Каманина. А мы всё еще мешкаем. Надо спешить. Ох, как надо спешить!…
Поставили мы на самолёт новый мотор. Облетал я его над аэродромом. Всё нормально, машина ведёт себя прекрасно. Здесь же, на аэродроме, стояли два пассажирских самолёта «ПС-3» Галышева и Доронина. Скорость их была ниже, чем у моего «Р-5».
– Хороша, Михаил, у тебя машина! – восхищённо сказал Галышев, похлопывая по её борту.
Как старшего и самого опытного, мы выбрали Виктора Васильевича «старостой» нашего перелёта.
Утром семнадцатого марта втроём мы покинули Хабаровск. Я стартовал последним на своём быстроходном «Р-5», пришлось описывать в воздухе круги, набирать высоту, планировать. Пошёл снег, видимость ухудшилась.
Как ни старался не потерять товарищей из виду, всё-таки в густом снегопаде они исчезли из моего поля зрения. И вдруг перед самым носом моей машины появился тёмный силуэт, я рванул ручку управления на себя и чудом не столкнулся с самолётом товарища. Прибавив обороты мотору, вынужден был по приборам уйти вверх. На высоте двух с половиной тысяч метров я поднялся выше облаков. Ослепительно светило солнце, а над землёй бушевала метель. Судя по сводке, и в Николаевске – месте первой нашей остановки – тоже снегопад. Лететь по компасу на высоте, не видя земли, опасно. Пробиваться вниз – рискованно, можно налететь на высокую сопку, около Николаевска их много. Идти же по низам, бреющим полётом, тоже нельзя: вдруг налечу на Галышева или Доронина.
Скрепя сердце положил самолёт на обратный курс. Через два часа сел в Хабаровске. Подбегают ко мне все, кто был на аэродроме.
– В чём дело? Почему вернулся? С мотором что случилось?
– Нет, – говорю, – мотор работает как часы, самолёт тоже исправный.
– Так почему же вернулся?
– Погода плохая, поэтому и вернулся.
– Такого случая с тобой ещё не бывало!
Я рассказал о напутствии товарища Куйбышева: «Не рискуйте, действуйте наверняка!» Где уж тут лезть на рожон!
На другой день я поднялся в воздух один. В Николаевске Галышева и Доронина уже не было. Они вылетели в Охотск.
Опять мне догонять. Знаю, товарищи волнуются, на каждой посадке запрашивают: где Водопьянов? Я тоже первым делом интересуюсь, как там Галышев и Доронин. Так что хоть не было у нас прямой связи друг с другом, но нас связывала всё время какая-то невидимая нить.
Когда подлетел я к Охотску, с радостью увидел на поле два самолёта.
– Вот вы где, голубчики, наконец-то догнал!
Встретились мы так, будто бы не виделись сто лет.
Очень тяжёлым был путь от Охотска до бухты Нагаева. День был ясный, но как нас качало! Смотришь на высотомер – две тысячи двести. И вдруг – тысяча восемьсот. Какая-то неведомая сила резко швыряла машину то вниз, то вверх… Казалось, не будет конца этим чёртовым качелям! Вдобавок сильный встречный ветер. Он дул прямо в лоб. Самолёты, кажется, стоят на месте. Шестьсот пятьдесят километров мы летели шесть часов, тогда как это расстояние можно было преодолеть за три часа двадцать минут.
Мой «М-10-94» просто молодец. Хорошо перенёс отчаянную трёпку, а вот моим соратникам на пассажирских машинах порядком досталось.
Со вздохом облегчения, один за другим, сели мы в бухте Нагаева на чистый лёд. Выключили моторы. И тут машины чуть не унесло ветром… Хорошо, подоспели пограничники, удержали их за крылья и помогли крепко привязать.
Здесь нам рассказали, что в этот же день в Японии тайфун разрушил целый город и потопил несколько пароходов. Мы попали в крыло уже терявшего свою силу урагана.
Шесть томительных суток мы пережидали свирепую пургу. Выл без конца ветер, с неба сыпался сухой колючий снег, вихрился, слепил – в двух шагах ничего не видно. Куда уж тут лететь! Мы сидим в жарко нагретой комнате, а на сердце кошки скребут. Нам тепло и сытно, а каково им, ждущим нашей помощи, в насквозь продуваемых палатках на льдине, медленно кружащейся по студёной воде Чукотского моря! Но что мы можем сделать?