Кол Будды, стр. 38

– Ну ладно, спасибо. Если чего-нибудь от меня будет надо, звони, не стесняйся.

Засунув телефон под подушку, Олег набросился на Зиночку, и та получила, может быть, лучший секс в своей жизни.

24.

Желающих узнать будущее не было долго. Первыми подошли две пары средних лет, явно из сытного и не хлопотного нефтегазового района. Все четверо, и мужчины и женщины, были массивны, шеи всех украшали массивные золотые цепочки, а пальцы – золотые кольца и перстни с бриллиантами. Мужчины смотрели на Смирнова с плохо скрываемым презрением, женщины посмеивались, представляя как этот странный и, несомненно, сексуальный гадальщик щупает дамские ножки.

– А сколько вы берете за гадание? – спросила одна из женщин – крашеная блондинка с обгоревшими докрасна плечами, в стройном прошлом, несомненно, красавица, – посмотрев на мужа заискивающим взглядом и дождавшись разрешающего кивка.

– Понимаете, сударыня, гадание должно стоить дорого, если вы, конечно, хотите достоверного результата…

– Так сколько же? – спросила вторая женщина, приметная лишь крайней полнотой и несуразной тридцатирублевой русалкой на предплечье.

– Чтобы получить хороший результат, вы должны открыться мне сердцем, совестью и умом, а для этого нужно потратить значимую для себя сумму.

Все четверо опешили. "Значимая сумма? Тысяча долларов!?" – прочитал Смирнов у них в глазах.

– Да нет, вы меня неправильно поняли. Вот, представьте, вы собираетесь на день рождения к большому чиновнику Газпрома. И должны купить ему значимый подарок.

Мужчины нахмурились. Евгений Евгеньевич снисходительно улыбнулся и продолжил:

– А потом вы идете на день рождения к тете Свете. И тоже покупаете значимый для нее подарок…

– На тетю Свету мы тратим десять долларов, – глянула первая женщина на мужа. И тут же обратив к Смирнову удивленное лицо, спросила:

– А откуда вы знаете, что мою тетю зовут Светой?

– Мне это пришло в голову, – был ответ.

Муж женщины, продырявив Смирнова глазами, достал из нагрудного кармана рубашки самодовольный бумажник и вынул несколько сто долларовых купюр.

Сердце Смирнова возликовало.

Мужчина, посмотрев на него с сарказмом, вернул доллары на место, и, покопавшись в кармане шорт, протянул жене три мятые сторублевые бумажки. Женщина расправила их и, виновато глядя, передала Смирнову.

– Что ж, неплохое начало, – сказал он. – Давайте перейдем к делу. Садитесь, сударыня, на скамейку.

Женщина, бывшая в коротких шортах, как и все ее спутники, села, скинула босоножку и, смущенно глядя, протянула ногу Смирнову, уже устроившемуся перед ней на корточках.

Тот, не зная, что делать, стал поглаживать ладонью объект гадания. Нога была гладенькая, ступня шероховатая. Некоторое время он водил пальцем по ее линиям. Затем, в надежде что-то увидеть, тягуче взглянул в глаза. Женщина смотрела на него точно так, как смотрела Ксения, когда он угадывал ее прошлое. "Вот почему я стал говорить о большом чиновнике Газпрома! – подумал Смирнов, вспоминая газпромовский пансионат и коттедж с гостеприимным дубовым шкафом. – У них похожие глаза.

– Вы работаете в магазине, – вернулся из прошлого Смирнов. – Двенадцать часов на ногах, все требуют внимания, все что-то просят…

– Да…

– Вы молчите, не отвлекайте, – буркнул недовольно.

Недовольство его было вызвано тем, что, говоря о профессии женщины, на ее голени, ближе к колену, он нащупали довольно большой бугорок, несомненно, представлявший собой проявление тромба, закупорившего крупный сосуд. Точно такой же бугорок когда-то был на голени отчима.

– Обувайтесь, – сказал он, окончательно расстроившись – на другой ноге тоже был тромб.

– Что? Что вы увидели? Говорите же! – напугалась женщина перемене в его лице.

– Да не беспокойтесь, все у вас будет в порядке. Линия жизни уходит к самой пятке, зловредных транзакций и катароглифов Сян-Хуа-Цы в тройной вариации Лю-Шао-Ци очень мало. Зато полно весьма обнадеживающих четверных фрактальных синусов Иванова. И потому в будущем вас ждут приятные события, не буду о них говорить, чтобы не портить впечатления. Знаете, рассказывать хорошую судьбу так же противно, как перед просмотром хорошего фильма рассказывать его содержание. Но также вас ждет одна маленькая неприятность. Советую вам бросить работу в магазине – вы ведь там стоите целый день, – не покупать следующую собаку, а уделить больше внимания своим близким. Если вы позволите, я наедине скажу вашему мужу несколько теплых слов. Понимаете, он не всегда правильно ведет себя по отношению к вам, и я хочу ему кое-что объяснить.

Евгений Евгеньевич поднялся, взял мужа женщины под руку, отвел в сторону и зло зашептал:

– Слушай, мужик, ты хочешь, чтобы твоей жене отрезали ноги, а потом и все остальное? Думаю, что не хочешь. Так вот, ты ей ничего про этот разговор не скажешь, а когда приедешь домой, то достанешь свой жмотский кошелек и отведешь ее к самому лучшему врачу, специалисту по венам. Понял, мужик или по буквам повторить?

Мужчина смотрел со страхом, губы его заметно подрагивали. Достав бумажник, он вынул триста долларов и протянул провидцу.

Тот не взял. Евгений Евгеньевич не любил, когда откупаются от горя.

– Все, дорогой, поезд ушел, – пренебрежительно махнул он рукой. – Лучше купи ей что-нибудь. Или вообще отдай бумажник.

Когда они вернулись, мужчина отдал жене бумажник, глядя на нее испуганно-преданным взглядом. Та изумленно заулыбалась. Вторая пара во все глаза смотрела то на Смирнова, то на них. Старшина, подойдя незаметно, драматизировал ситуацию до предела:

– Он позавчера нагадал одной гражданке из Тамбова, что разбогатеет себе на голову, так что вы думаете? Она вчера в Анапе за полчаса сто тыщ в рулетку выиграла, лежит теперь с инфарктом… Потом, уже здесь, в Утрише, за сотню всего, сказал корешу моему домой из ресторана на маршрутке ехать, не на своей машине, но тот, вот дурак! не послушался, теперь в реанимации на гирьках висит и одну глюкозу через вену кушает…

25.

Со второй женщиной Евгений Евгеньевич разобрался быстро. Накатившая эйфория и сто долларов, полученные от ее мужа, говорили за него. Отправив вполне удовлетворенных клиентов к дельфинам, он разменял деньги и отдал старшине семьсот рублей. Оперативно явившаяся цыганка получила триста. Спрятав деньги, оба они просили Смирнова остаться хотя бы на недельку – старшина даже пообещал люкс в ближайшем пансионате, – но тот отказался. Все, что он хотел – это отойти от Утриша километров на пять, зажечь костер в укромном месте, испечь в золе ершей с окунями и пить вино, глядя на море и дружелюбные в тот день облака.

Но все или почти все вышло по-другому.

Он жал руку старшине, когда к ним подошла женщина лет тридцати. За плечами у нее был новенький рюкзак.

– А мне вы не погадаете? – спросила она бархатным голосом. И улыбнулась так открыто, так женственно, что у старшины, привыкшего к ефрейторским замашкам супруги (майорской, кстати дочери), отпала челюсть.

Евгений Евгеньевич реагировал аналогично. Милое лицо, льняные волосы, завораживающий пупок с малюсеньким золотым колечком под короткой синей кофточкой, короткие шорты, стройные, белые еще ноги в легких кроссовках, белые носочки с красной каймой и, главное, глаза – согревающие, добрые и чуть ироничные – это была его женщина. Он уже встречался с ней, да-да, конечно же, именно с ней, или с точно такой же, как она, встречался в студенческие годы, но тогда ничего не вышло, и не по их вине.

– Вас зовут Наташа, – сказал он голосом, сделавшимся непослушным.

– Да… – удивление округлило невероятно синие глаза женщины. Она стала чудо как хороша.

– Вы родились в Душанбе и учились в университете на филологическом факультете…

– Ой! Откуда вы знаете!? Это же невозможно!

– Он знает все! – отрезал старшина невозмутимо. – Вчера он нагадал одной женщине из Волгограда, что она отравится, а сегодня она утонула. Сам ее в морг сопровождал. Редкостная красавица была, муж так убивался – в мертвецкой даже трупы плакали.