Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция, стр. 52

– Так это ты меня тетрациклином смазал?

– Да. А перед этим хотел добить. А до того, как хотел добить, разобрал завал, за которым ты находился.

– А что в тайге делал?

– Шишковал.

– Понятно. А почему ушел? Я ведь мог и не дойти до лагеря?

– Ты мог не дойти? Шутишь?

– Сотрясение у меня было. Неделю потом рвало, и с памятью пришлось разбираться.

– В розыске я тогда находился. И рисоваться перед твоей партией не было мне никакого резону.

– А что натворил?

– Да так... Шмелиное гнездо разорил, меня и покусали.

В Кавалерово, на нашу базу, заходил милиционер и равнодушно говорил, что на севере района скрывается опасный преступник.

Подумав, я оживился.

– Знаешь, что из этих тринадцати лет получается?

– Что?

– Из этого получается, что мы когерентны. То есть мы с тобой суть два волновых процесса с периодом колебания в тринадцать лет... И все люди – есть волны всеобщего поля.

– Слушай, кончай, а?

– Почему кончай? Да ты не понимаешь, мы же с тобой связаны когерентным принципом! И это здорово! Вот раньше меня удивляло, почему на "Степного волка" Германа Гессе, я натыкаюсь каждые пять с половиной лет, а теперь...

– Еще три слова, и я верну тебя в больницу. Христос должен быть прост и понятен, как волна.

Я вынул из рюкзака пуховой спальный мешок и протянул ему. Он, отказываясь, покачал головой и сказал, что удовлетворится шерстяным одеялом и подстилкой. Не став спорить, я хлебнул из фляжки и лег спать.

36

Разбудил меня громкий смех. Разлепив глаза, увидел, что смеется девушка лет восемнадцати. Она сидела рядом с Пашей и смеялась заразительным природным смехом. Под глазом у нее набирал красу синяк, губы справа припухли и кровенились. Сообразив, что она смеется, чтобы разбудить меня, я вылез из мешка и подошел к кострищу. Несмотря на травматические украшения, лицо у гостьи было милым и характерным.

– Вас, конечно, зовут Магдалина? – спросил я, оценивая прилично ли расстояние между ней и Павлом.

Глаза ее застыли на мгновенье. С некоторым трудом оживив их, гостья сказала:

– Меня зовут Настей. Но клиентам я называюсь Магдой...

– Она на дороге работает, – прямо глядя, сказал Павел. – Ночью один дальнобойщик ее подобрал и выбросил потом из машины.

– И от этого ты такая веселая?.. – я испытывал удовольствие, глядя на собеседницу, ничуть не огорченную ночным своим несчастьем. Мне казалось, она чем-то внутренним освещает все вокруг, а то, что исходит от меня, преобразуется в ней в нечто большее, как в линзе. Преобразуется и складывается с ее светом в единое доброе излучение.

Вдобавок, кожа у девушки была белой и шелковистой. Вряд ли дальнобойщик мог ее оценить.

– Не грузи, начальник, – отреагировал Грачев на мою реплику.

– А ты и в самом деле Христос? – спросила она. Лицо ее попеременно выражало кокетство, надежду, страх, радость. Глаза удивляли чистотой.

– Да, – ответил я просто. – И я знаю, что ты хочешь.

– Что?

– Мужа невредного на всю жизнь, и чтобы умереть с ним в один день.

– В общем-то, да...

– А знаешь, почему ты сказала "В общем-то, да"?

– Почему?

– Да потому что в настоящий момент ты больше всего хочешь другое.

– Да, хочу... – согласилась, чуточку покраснев.

Природные девушки всегда как на ладони.

– Но это другое можно купить в магазине, а я не торговец. Я – Христос, и распространением Кока-колы не занимаюсь.

Магда чуточку огорчилась. Ей хотелось баночку Кока-колы. Хотелось подержать ее в руке, ощущая крепкими пальчиками упругий металл, подержать, колебля то так, то этак содержимое и добавляя по желанию пустоты.

Когда держишь что-то в руках, то чувствуешь себя увереннее.

Это обычный хватательный рефлекс приматов.

Люди сжимают в руке баночки, телефоны, поводки, близких. И чувствуют себя увереннее.

– Ну ладно, давайте мужа... – сморщила носик.

– Да ты не расстраивайся. Я найду хорошего, он подарит тебе эти несчастные штаны.

Ей хотелось иметь самые дорогие джинсы. Она была уверена: если бы у нее были джинсы за тысячу баксов, ее увидело бы больше народа. И все бы сказали: "Ничего девочка!"

– В самом деле, хорошего?!

– Определенно.

– Тогда пойдемте прямо сейчас?

– Можно и сейчас... – посмотрел я на синяк и припухшие губы невесты.

– Что, с ними муж будет хуже? – испуганно прикрыла ладошкой повреждения.

– Наоборот, лучше. Без них тебя любой возьмет...

– Он еще тебе не все сказал, – встрял Павел.

– Чего не сказал? – испуганно посмотрела.

– Что ты очень красивая, но одной разновидности красоты тебе определенно не хватает.

– Какой еще разновидности?

– Самоуважения.

– Да, Настенька, ты – богиня, – покивал я. А ошиваешься черт те с кем.

– Богов просто в нашем районе нет. А жить по-божески хочется...

– Ладно, хватит молю катать, пошли, – Павел решительно встал и направился на станцию.

Через четыре часа муж Насти нашелся в пригороде города Чехова. Я шел впереди, ведя ее за собой; Павел шел в арьергарде. Мужчины, попадавшиеся по пути, были либо так себе по внутреннему содержанию, либо не подходили по возрасту. Некоторые встретившиеся юноши были приятны лицом, но я чувствовал, что их хватит всего лет на шесть-семь супружеской жизни, и потому ими пренебрег. А мужа увидел сразу. Он, среднего телосложения, лет двадцати пяти, стоял с секатором во дворе ухоженного дома. Углядев Настю, застыл и стал думать: "Кто мог ударить такую девушку?!"

Я посмотрел на Павла, и он, подойдя к забору, спросил:

– Невеста не нужна? Самое то?

Спросил он серьезно, я и Настя смотрели серьезно, и эта серьезность не дала пресечься мысли парня, и она продолжилась, несмотря на то, что девушка была в вызывающих бордовых чулках и коротенькой плюшевой юбочке, с головой выдававших ее способ существования.

– Нужна, – буркнул парень, посмотрев на меня. – А вы кто такие?

– Это Христос, – показал на меня Павел подбородком.

Я не говорил, что шел, опираясь на посох, в верхней части которого веревочкой была прикреплена палочка, превращавшая его в крест.

– Да, Христос... – ясно улыбнулась девушка, подавшись ко мне плечом.

– Шутите?

Я улыбнулся высокомерно:

– Да нет, какие шутки? Доказать?

– Чудо, что ли покажешь?

– Можно и чудо.

– Какое?

– Огромное и чистое. Ты всю жизнь будешь счастлив с этой девушкой, и она будет счастлива с тобой. И люди вокруг вас будут становиться лучше и счастливее. Это не чудо?

Парень посмотрел недоверчиво. Я сказал:

– Чувствуешь, оно уже начало в тебя проникать?

Настя освободила руку и шагнула к забору. Они встали друг против друга.

– Кто это так тебя? – тронул он ее щеку.

– Да никто. С поезда спрыгнула...

Сказав, она почувствовала, что нисколечко не соврала (и это отразилось в ее глазах), почувствовала, что действительно спрыгнула с поезда, несшего ее от станции к станции по разменянной с детства жизни, спрыгнула с поезда, в окнах которого ничего было не увидать, спрыгнула с поезда, и теперь стоит на земле, на твердой своей земле, стоит с человеком, который как-то странно растворяет ее, прежнюю, снаружи, растворяет, наполняя изнутри живительным счастьем.

Парень почувствовал, что эта девушка спрыгнула с поезда, спрыгнула, чтобы стать перед ним. Двумя ударами кулака он выбил справа от себя две заборные доски и предстал перед ней счастливый и сильный.

Павел потянул меня за локоть, и мы ушли.

37

Две недели мы ходили по России, слава богу, удачно, так как чудеса получались. И прошу, не морщитесь. Поначалу мне самому было не по себе, потому что чудеса эти, как ни крути, были всего лишь фокусами, бросавшими тень на светлый образ Иисуса Христа. Долгая, внимательная жизнь среди людей, знание их психологии, пусть дилетантское, позволили мне успешно выполнить многие пожелания клиентов, в том числе, и в области здравоохранения и финансов, что воспринималось публикой как чудотворение. Но я чувствовал себя мошенником, бессовестным и наглым узурпатором. Чувствовал, пока не случилось это...