Птицы небесные, стр. 8

Коллеги Москалева, с которыми он состоял в дружеских отношениях, часто задавали ему вопрос: зачем ему, народному артисту, члену правления ВТО, ведущему актеру театра, председателю жилищной комиссии театральных работников и, наконец, настоящей кинозвезде, еще и эта головная боль, студенты?

Москалев неизменно отвечал с самым серьезным выражением лица:

— Чтобы не состариться прежде времени.

И в самом деле, набирая очередной курс, он чувствовал, как его обдает теплой волной их молодости, наивного оптимизма, полудетского задора и веры в свое блистательное будущее.

Это была его семья.

Когда-то давным-давно он был женат. Жена его, в прошлом известная киноактриса, однажды уехала на съемки совместного итало-советского фильма, которые велись в Швейцарских Альпах и в Париже. Спустя три месяца она вернулась, но лишь затем, чтобы потребовать развода, после этого след ее затерялся где-то в Европе. Поговаривали, что она вышла замуж за какого-то банкира, субсидировавшего фильм с итальянской стороны.

С тех пор дверь его дома и дверцы холодильника были всегда широко распахнуты перед студентами.

Они являлись группами и поодиночке, чтобы посекретничать с Москалевым; являлись в девчоночьем составе, чтобы сделать у него дома генеральную уборку; являлись всем курсом, чтобы выпить вина и попеть под гитару.

Стены прихожей были оклеены афишами, с которых смотрела бывшая жена Москалева; повсюду были развешаны ее фотографии. По этому поводу девчонки ехидно перешучивались: надо же, какая лебединая верность. Строили догадки, есть ли любовница у Москалева; кое-кто называл Юлию Севостьянову, новую восходящую звезду на небосклоне «Мосфильма», однако Москалев о своей личной жизни распространяться не любил.

Но как обстоят дела на личном фронте у студентов, замечал с налету, глаз у него на такие дела был наметанный.

Однажды он пригласил к себе студентов отметить новую работу в фильме «Бесприданница». Москалев играл второстепенную роль, Вожеватова, но студенты считали, что он, как всегда, всех заткнул за пояс, в том числе и исполнителя роли Паратова, и не скупились на восторги.

В разгар этого приятного для него гула и шумных похвал Москалев отозвал Наташу на кухню.

— Вопрос на засыпку, — сказал он, — отчего погибла Лариса?

— От любви, — сияя глазами при слове «любовь», ответила Наташа.

Москалев поднял палец.

— От безрассудной любви, — проговорил он и, взяв Наташу за подбородок, пояснил: — Женщине никогда нельзя забегать на территорию мужчины. Каждый из них должен пройти равный путь к той черте, на которой возможно соединение их судеб.

— К чему вы это мне говорите? — насторожилась Наташа.

— Вчера я видел твоего поклонника… Наташа покраснела:

— И что?

— Он дожидался тебя в вестибюле училища… Теперь я, как народный все-таки артист, изображу вашу встречу… Смотри внимательно. Это ты…

Москалев вдруг совершенно преобразился: в его лице появилось что-то девическое, восхищенное. Он привстал на цыпочки, как в балете, и несколькими пластическими жестами изобразил полет.

— Похоже?

Наташа рассмеялась.

— Теперь посмотри, но еще внимательней: вот каким я увидел его…

Москалев поднял голову и, словно увидев перед собой нечто очень красивое, растерянно улыбнулся. Москалев привстал со стула. В его движениях не было торопливости: его «герой» как будто был уверен в том, что «она» к нему сейчас подлетит сама и повиснет у него на шее.

— Похоже? — опять спросил он.

— Что вы хотите этим сказать? — смутилась Наташа.

— Имеющий гляделки да увидит, — сказал Москалев и очень серьезно прибавил: — Наташа, умерь свой восторг перед этим парнем… или не демонстрируй его так явно. Держи себя в руках. Это мое к тебе требование как педагога и руководителя курса…

Если бы кто-то, еще не видевший Виктора, попросил Наташу охарактеризовать его, она бы описала его такими словами:

— Он замечательный! Он возвышенный! Великодушный! Прекраснее его нет никого не свете. Сказочный…

Вряд ли из этих туманных восклицаний проступал живой образ, человек во всей своей полноте, с его достижениями и слабостями.

Сколь туманны были ее слова, столь же туманны и расплывчаты были Наташины чувства. Чувство тогда конкретно, когда направлено к какой-то цели.

У Наташи не было цели. Для нее ясно как божий день, что Виктор — ее избранник, человек, с которым она пройдет рука об руку всю жизнь, а вот каким образом все это должно осуществиться и какие для этого следует предпринять шаги, об этом она ни на секунду не задумывалась.

Ни разу ей не пришла в голову мысль: а почему, собственно, дни и часы свиданий всегда назначает Виктор, а не она сама, и отчего же свидания так редки? Единственное объяснение, которое Виктор дал ей, заключалось в том, что он очень занят на работе, в своем научно-исследовательском институте.

Но ведь она тоже человек занятой. Учеба, самостоятельные репетиции с однокурсниками, иногда вечерами она занята в массовках в том же театре, где работал Москалев, какой-никакой быт.

И тем не менее у нее всегда находилось время для Виктора, хотя для этого надо было жертвовать то репутацией, то участием в капустнике по какому-то торжественному случаю, то просмотром спектаклей в театрах, на которые будущих артистов пропускали бесплатно, по студенческому билету.

Иногда Виктор приходил к ней в общежитие, всегда неожиданно, с цветами, кульками сладостей и бутылкой вина, вследствие чего ее соседки, даже здравомыслящая Софья, тоже считали его «замечательным» и «великодушным».

Москалев верно изобразил «полет» Наташи навстречу Виктору.

Где бы она ни была, чем бы ни занималась, душа ее все время летела к нему. Их встречи не насыщали ее, ей хотелось быть с ним каждую секунду, погружать взгляд в его карие очи и исчезнуть в них, как в двух больших воронках.

— Почему мы видимся так редко? — однажды спросила она.

Виктор объяснил:

— Видишь ли, я занят на работе, но дело не только в этом… Я хочу постепенно привыкнуть к своему счастью… Мы ведь все равно будем вместе, у нас вся жизнь впереди, так почему бы нам часть ее не прожить в мечтах?.. Это самое счастливое состояние… Я все время мечтаю о тебе, фантазирую, строю планы…