Хирург и Она. Матрица?, стр. 33
– Я читал эту вещь...
– А сейчас... Знаешь, что мне сейчас кажется? Сейчас, когда я встаю, нет, уже встала на ноги?
– Что?
– Что люди выдумывают всю эту чушь из головы, чтобы оправдать свою жизненную импотенцию. Вот ты специально понял, что живешь в колбе и дышишь не воздухом а физиологическим раствором, чтобы оправдать свои неудачи, чтобы свалить их на некие могущественные сверхъестественные силы. Ты не смог работать с людьми, не смог найти себе хорошую женщину, не смог придумать цели...
– Это ты говоришь!? – рассердился Лизоносов. – Ты, которая сама спряталась в колбу! Всю жизнь карманные мясорубки рекламировала и на даче в высоких гладиолусах пряталась!
– Мне по жизни мало хорошего досталось. Тебе Бог дал много больше, и ты все равно спрятался. Наверное, у тебя "нарушено кровоснабжение правого полушария мозга и пара пустяков с почками, печенью и желчным пузырем".
Они засмеялись.
– Я вытащу тебя из твоей колбы, почти уже вытащил, – сказал Хирург успокоившись. – Только знай, что человек выскакивает из одной колбы, чтобы попасть в другую. Потому что реальный мир состоит из колб или луз, в отличие от выдуманного, состоящего из RAM-радости, флоппи-любви и CD-верности.
– Давай, мы забудем об этой чепухе и выдумаем свой мир? Ты же выдумал мне лицо? И внизу все переделал. А я выдумаю тебе радость, любовь и верность? Так выдумаю, что ты до конца своих дней будешь в них верить?
По глазам Даши было видно, что она что-то пытается вспомнить.
– Давай... – недоверчиво улыбнулся Лихоносов. – У Николая Доризо есть строчки "Ты обмани меня, но так, чтоб не заметил я обмана". Я всю жизнь хотел, чтобы мои женщины меня обманывали. Но они не удосуживались.
– Не стану я тебя обманывать. Я просто все выдумаю, как Пушкин выдумал "Евгения Онегина".
– Женские выдумки сильно отличаются от реального мира... Да что говорить, давай посмотрим, что у нас выйдет. Ты о чем думаешь?
– О, Господи! – вмиг побледнела Даша.
– Что с тобой? – испугался Лихоносов.
– Я вспомнила!
– Что ты вспомнила? Говори!
– Этот человек... Который хотел меня задавить у дома... Мне тогда показалось, что он кого-то напоминает... Какого-то артиста. И вот, вспомнила...
– И побледнела из-за этого?
– Да... из-за этого. Этот человек был похож на того типа, который охотился за... ну, за этими борцами из твоей "Матрицы"... Я помню, он еще очки снял, перед тем, как прибавить скорость. Точно такие же, кстати, очки как в кино.
– Какая чушь!
– Конечно, чушь... Но очень уж был похож...
62. Причем здесь Чингисхан?
На следующий день – было 17 июля, Даша впервые за две недели прошлась по дому. Увидев развороченную Козловым кухонную стену (Хирург не удосужился ее починить), она вплеснула руками:
– Да что же это такое! Это же не дом, а свинарник!
Женщина, осознав, что Хирург никуда от нее не уйдет, потихоньку становилась сама собой.
Хирург, смеясь, увел ее в комнату, усадил в кресло.
– Ты что смеешься?
– Да Чингисхана вспомнил. Он, как и ты любил порядок.
– Причем здесь Чингисхан?
– Однажды в сражении этого великого полководца ранила отравленная стрела. Человек притащил его в шатер, вынул стрелу и стал отсасывать кровь из раны. Очнувшись через некоторое время, Чингисхан поднялся, пошатываясь, на ноги и увидел, что ковер вокруг него густо оплеван кровавой слюной. И брезгливо выцедил человеку: "Грязная свинья! Пошел вон! Ты осквернил мое жилище!" Но человек не смог уйти, он упал, мертвый от яда. И великий полководец пнул его в сердцах ногой, и приказал вынести с глаз долой.
Даша поняла, что Хирург изложил ей один из вариантов их совместного будущего. Но, будучи женщиной, она не стала "грузиться", а по особенному улыбнулась.
63. Будет из чего выбирать.
Еще через неделю Хирург начал готовиться к операции. Он не хотел с ней спешить, видимо, в глубине души считал, что все женщины – "чингисханы". Но как-то поздним вечером, спустя час после истечения моратория на определенный род отношений, Даша попросила его назначить долгожданный ею день, и ему пришлось согласиться.
Лето прощалось с июлем, стояла густая жара, и потому ногу пилили ночью. Операция прошла удивительно буднично и закончилась под утро. Правой стороной лица Хирург занялся в конце августа. С ним тоже не было никаких проблем, хотя Даша поначалу опасалась, что она может получиться не вполне похожей на левую. Но хирург, принимаясь за нос, ее успокоил.
– Если получится непохоже, то тебе будет из чего выбирать, – сказал он, хитро улыбаясь.
– Ты что имеешь в виду? – испугалась Даша.
– Ну, если тебе понравится правая сторона, то левую под нее подгоним, и наоборот. А вообще ты особо не беспокойся – для себя ведь делаю.
Сказав, Хирург смущенно улыбнулся. Последнее время, как мы уже говорили, он часто ловил себя на мысли, что накрепко привык, прикипел к Даше. Привык слухом к ее голосу, зрением и осязанием к ее телу, сердцем – к ее ласкам. Ему ничего не было нужно, кроме ее присутствия, ее завтраков, ее мыслей, ее особенного взгляда, ее маленьких глупостей и житейского ума, в общем, всего того, что неразрывно с ней связано.
Даша чувствовала это. Поэтому и опасалась за лицо, ведь левую его половину делал человек, в общем-то, к ней равнодушный. А правую собирается делать любящий.
Между ногой и лицом исчез Козлов. Хирург как-то зашел к нему на дачу и сын Козлова, весь вымазанный кровью (он только что заколол очередного кабанчика), сказал, что отец уволился и, оставив семье все свои деньги и парадный китель с погонами полковника, Орденом мужества и многочисленными медальками, уехал то ли в Сибирь к Александру Первому, то ли еще куда.
– Белая горячка? – предположила Даша, узнав об этом. – Или тебя наслушался?
– Нет, не горячка. Просто немного паранойи на фоне убожества жизни. Этого вполне достаточно, чтобы выбраться из колбы и пойти искать себя...
– А ведь нормальный на вид человек...
– Нормальный человек не в силах ниоткуда вырваться. Вырываются душевнобольные.
– Да, только больной мог близко принять к сердцу твою... – Даша хотела сказать "болтовню", но осеклась, побоявшись обидеть Витю (так она его последнее время звала), – твою философию "фальшивого" мира.
– Знаешь, в последнем нашем разговоре он спросил меня, уверен ли я, что я – это я. Я ответил, что в этом уверенным быть нельзя. Так же, как и в том, что он – это он. На это Козлов кивнул и, пожав руку, вышел.
– Достал человека. Все у него было – должность важная, дачи, коровы, свиньи...
– Жена-полуторка...
– И дети, – тепло улыбнулась Даша. – Послушай, мне иногда кажется, что ты и в самом деле веришь в эту чепуху.
– Да нет... Я же говорил, что уверенным в этом быть нельзя. В той же "Матрице" борцы против фальшивого мира могли сидеть в колбах другого уровня, более высокого. Сидеть и воображать, что они борются. Неуверенность во всем – это свойство разума, способного вообразить почти все.
– А уверенность есть свойство тупости?
– Ну, это банально. А Козлов наш молодец...
– Почему это молодец? Потому что ушел?
– Никуда он не ушел. Просто он не дал вставить в себя очередную дискету с трехэтажной дачей, английской коровой и женой-полуторкой. И теперь эта дискета ждет кого-то другого.
64. Пробный камень.
Бинты Хирург снял в конце сентября. Он тянул, сколько мог, тянул, чтобы на лице Даши не осталось ни одной не зажившей клеточки. Он снял бинты и принес зеркало.
Она смотрела на себя и себя не видела. Она видела необыкновенно красивую улыбчивую женщину с алыми губками, глазами, то проникновенными, то по-детски наивными, она видела аккуратный носик, безусловно, являвшийся центром ("Фокусом", – сказал потом Хирург) зеркала ее души. Лицо ей дружески улыбалось, оно говорило ей: – "Я – это ты. Возьми меня насовсем. Перестань меня замечать! Видь лишь неровно улегшуюся прядь волос, выпавшую ресничку на нижнем веке, и эти едва заметные шрамы под ухом – некоторое время их придется умащивать снадобьями нашего друга".