Информационная бомба, стр. 19

«Рациональность индивидуального поведения приводит к всеобщей иррациональности».2

Установление превосходства мирового времени (времени прямого включения) над царившим с незапамятных времен местным временем отдельных регионов предваряет скорое развития интерактивной рекламы и тревожное распространение рекламного сравнения фирм и инвесторов. Это настоящая гражданская холодная война, где торговые партизанские действия направлены на символическое истребление конкурентов, которому Совет Европы дал «зеленый свет».

Сейчас «рекламное пространство» не ограничивается заставками в фильме или рекламными роликами между программами, но способно охватить все реальное пространство-время коммуникации.

Теперь виртуальная инфляция затрагивает не только стоимость произведенных товаров, но и осмысленность наших отношений с миром.

С недавнего времени пресловутый системный риск связан не только с возможным банкротством предприятий и банков в результате цепной реакции, вроде азиатской, а с опасной потерей зрения, коллективной слепотой человечества, вызываемой расстройством фактичности происходящего и нашей дезориентацией в реальном…

Обманчивость феноменов и крах видимого способствуют формированию экономических и политических установок дезинформации: аналоговое уступает место цифровому, «сжатие данных» ускоряет наше взаимодействие с реальностью, приближает нас к ней… но при этом все более обедняет наше чувственное восприятие.

Отцифровка образной, звуковой, тактильной и обонятельной информации ослабляет непосредственные ощущения; аналоговое подобие близкого, сопоставимого заменяется цифровым правдоподобием дальнего — всех отдаленных объектов. Что грозит окончательным заражением нашей экологии чувственного.

XIII

Уже прошло полвека с тех пор, как в 1948 году Даниэль Галеви опубликовал "Эссе об ускорении истории ", где обрисовал грандиозные исторические перспективы, открывшиеся перед человечеством после Хиросимы: "Бедная Земля, измерением и описанием ландшафта, флоры и фауны которой мы довольствовались в XVIII веке, стала для нас источником гораздо большего наслаждения в XIX веке, когда мы опоясали ее волнами, сделали живой и вибрирующей, как живое существо, как душу!

Бедное человечество — его преследуют властные видения, и теперь оно получило оружие, которое, кажется, для того и выковано, чтобы видения стали реальностью!"

Более проницательный, чем Фрэнсис Фукуяма, Даниэль Галеви предвидел, что технонаучный прогресс не завершит Историю, но уничтожит все возможные отсрочки и расстояния, и историческая наука вскоре откроется новому темпу, ритму, который однажды разгонится до «истины»: «Если более четверти века назад, после открытия Эйнштейном уравнений относительности, люди отказывались понимать физический мир, где они живут, то сегодня они отказываются понимать политическую систему, внутри которой проходит их жизнь».

Что можно сказать в XX веке, в эру глобализации, об отказе от понимания'? Лишь то, что он у нас перед глазами и обусловлен закатом государства-нации и негласным установлением новых политических образований с помощью масс-медиа и сетевых мульти-медиа, отражающих на своих экранах ускорение Времени, «реального времени» коммуникаций, выполняющих релятивистское сжатие «реального пространства» Земли путем искусственного временного сжатия обменов изображениями мира. Отныне не существует «здесь», но существует «сейчас». Таким образом, мы подошли не к завершению Истории, а к запрограммированному исчезновению hie et nunc и in situ\

Следовательно, глобализация обменов имеет не экономическое значение, о котором часто упоминают в связи с быстро развивающимся единым рынком, а скорее экологическое. Оно заключается не только в загрязнении субстанций («парниковый» эффект), но и в заражении расстояний и временных интервалов, формирующих сферу конкретного опыта.

Другими словами, объединение связано с потеплением замкнутой дромосферы1, с предельным ускорением коммуникаций.

«Начинается время конечного мира», — провозгласил Поль Валери еще в 20-х годах. В 80-х годах наступил мир конечного времени. После преждевременного исчезновения всякой локализированной длительности (duree) ускорение истории сталкивается со временем прямого включения, универсальным мировым временем, вытесняющим локальные времена, производившие историю.

Если в XVIII веке мы открыли глубинное время многих миллионов лет, ушедших на отвердевание несущего нас небесного тела, то сейчас перед нами открывается поверхностное время дромологической реальности-эффекта взаимодействий на расстоянии.

После времени-материи твердой геофизической реальности мест наступает время-свет виртуальной реальности, вязкой и изменяющей саму сущность длительности, вызывающей, тем самым, искажение времени и ускорение всех реальностей: вещей, существ, социокультурных явлений…

Вспомним «виртуальные общества», организующиеся в Интернете.

В мире насчитывается уже семьдесят миллионов интернавтов, вездесущих сообществ адептов, «телеприсутствующих» друг перед другом с помощью мгновенных сообщений, а в скором будущем — с помощью камер on-line.

Что же остается от исторического значения публичного пространства полиса в эпоху метапо-лиса, в котором правит публичный имидж?

Интерактивная картинка, в любой момент доступная для использования в торговле, в образовании и на постиндустриальном предприятии, во всех концах нашей маленькой планеты?

В целом, глобализация оказывает и будет оказывать более сильное воздействие на историю, чем на географию. Ускорение реального времени, предельная скорость света, разрежает не только геофизическое пространство, естественный образ земного шара, но и принижает значение длительностей (longues durees) локального времени регионов, стран и наций, привязанных к своей территории.

Телетехнологии замещают «хронологическую» последовательность локального времени непосредственностью мирового всеобщего времени, делают интерактивными и засвечивают любую деятельность, факт и историческое событие.

Прошлое, настоящее и будущее, привычное разделение длительности, отступают перед новым типом теленастоящего, перед его пока еще непривычным рельефом. Это не событийный рельеф, а рельеф объектов, у которых вместо четвертого, временного измерения вдруг оказалось третье: материальный объем перестал указывать на «действительное присутствие», а вместо него возникло «телеприсутствие» звука и образа, с легкостью подменяющее реальные события.

В недалеком будущем установится новое видение, формируемое мощной мгновенной передачей аналоговых сигналов и цифровой информации, основанной на временном сжатии данных.

Таким образом, сейчас речь идет не столько о пространстве, сколько о времени. Не о времени долгих периодов стародавней истории, а о времени света и скорости, космологической постоянной, способной повлиять на Историю человечества.

Три физических измерения, когда-то определявшие восприятие действительного рельефа, сейчас дополняются третьим измерением самой материи; а за «массой» и «энергией» в сегодняшние хроники вторгается «информация», застилая наличие реальных вещей и мест образами теленаблюдения и контроля за окружающей средой.

Виртуальная перспектива оптоэлектрическо-го присутствия не противостоит реальной перспективе оптического присутствия эпохи кватроченто, но сливается с ней в перспективе реального времени телекоммуникаций, вызывая «эффект поля», когда актуальное и виртуальное вместе создают новый тип рельефа, схожего со «звуковым эффектом» высоких и низких частот.

Вместо материального, имеющего определенный физический объем предмета возникает нематериальный объем электронной информации; информации звуковой, визуальной, тактильной: благодаря «передающей усилие» киберперчат-ке — и обонятельной: благодаря недавнему изобретению цифровых химических датчиков.

Стереофония вчера и стереоскопия сегодня, воспроизведение образа и звука создали, наконец, возможность для искусственного представления ускоренной и расширенной реальности, «стереореальности» мира, где линия видимого горизонта замещена рамками экрана: горизонт вправлен в монитор компьютера или видеошлема, подобно стереоочкам представляющего самый последний «объем» — объем мгновенных наложений действительного и виртуального образов, а не физических объектов, воспринимаемых невооруженным глазом.