Дети капитана Блада, стр. 6

Глава 3

Надлежит признать, что благородные доны не расхаживали по Гаване в промысловых количествах. Во всяком случае, в портовой части города. Преобладали носильщики-мулаты, торговцы, оборванцы, негры, матросы вполне пиратского вида и ярко одетые женщины всех оттенков кожи. «Дон Хуан» должен был простоять здесь дней пять – или даже больше – в ожидании конвоя, и поэтому часть пассажиров сошла на берег и устроилась в гостинице.

Бесс сошла также. Пробираясь сквозь толпу, она заметила дона Эстебана, который беседовал с двумя весьма темного вида личностями. Поскольку Бесс твердо решила не смотреть на проклятого дона, она не оглянулась, вот почему она не увидела, что проклятый дон не только смотрит ей вслед, но и показывает на нее своим собеседникам.

Что же касается молодого дона Диего, то у него было письмо к дядюшке – точнее, к дяде его матери, следовательно, двоюродному дедушке, дону Иларио де Сааведра, который некогда занимал важный пост на Эспаньоле, а теперь жил в загородном имении на Кубе. Городской дом у него тоже был, так что, как видите, это был весьма богатый родственник. Впрочем, у него, помимо внучатого племянника Диего, были родные племянники и племянницы, а также хорошенькая дочка.

Дон Диего плохо знал дядюшку Иларио. Дело в том, что сей достойный муж предпочитал обо всем иметь собственное мнение, и оно частенько не совпадало с таковым трех его сестер, их мужей и прочих родственников, включая и младшего брата – дедушку Диего. Мнением же всех этих родственников дирижировала старшая из сестер, двоюродная бабушка дона Диего, весьма разумная особа с твердыми принципами. Вот почему о доне Иларио, несмотря на занимаемый им некогда крупный пост, сложилось мнение, что он – человек хотя и небесталанный, однако чудаковатый и трудный в общении. Матушка дона Диего, тем не менее, всегда находила с дядей общий язык, хотя виделись они редко.

К счастью для молодого Диего, хозяин находился в своем городском доме, что избавило юношу от тяжелого путешествия пешком по жаре. Привыкший к прохладному, или, еще хуже, приторно-сочувственному отношению своих родственников, Диего был ошеломлен сердечностью дона Иларио.

Дон Иларио, еще весьма крепкий и бодрый, был много старше матушки Диего. Легкая хромота не мешала ему двигаться быстро, и он порывисто обнял мальчика.

– Сын племянницы Марии! Подумать только! Последний раз я тебя видел, когда приезжал на свадьбу твоей двоюродной сестры – когда же это было? Кажется, не меньше десяти лет назад. Благополучно ли здоровье твоей матушки?

– Благодарю вас, матушка здорова. У меня есть для вас письмо от нее.

Приведение себя в порядок, отдых, обед и пересказ основных новостей Картахены за последние два-три года заняли немало времени. Наконец разговор коснулся самого Диего.

– И зачем же, позволь спросить, ты едешь в Европу?

– Видите ли, сеньор… я хотел бы учиться… и… – неуверенно начал Диего.

– Ну-ну! Я верю, что ты хочешь учиться, однако, как мне кажется, у тебя есть еще кое-что на уме?

К своему удивлению, Диего почувствовал потребность поговорить откровенно.

– Вы правы, сеньор, есть еще что-то. Я никому не говорил об этом, даже матушке, но я чувствую, что вы могли бы дать мне добрый совет.

– Я слушаю тебя, племянник.

– Дело касается моего отца. Я чувствую, что мой долг – долг сына моей матери – найти негодяя, сделавшего ее несчастной. Я и так прождал слишком долго. У моей бедной матушки не было защитника, когда этот сукин сын, мой достопочтенный папенька…

– Что ж, – сказал дон Иларио серьезно, – познакомиться с отцом – это неплохая идея. Я немного знал его, и мне кажется, что вы бы понравились друг другу.

Диего поперхнулся. Дон Иларио вежливо ждал, когда гость прокашляется.

– Я вижу, что тебе не приходило в голову, что может существовать множество версий одних и тех же событий, – сказал он наконец. – Люди видят вещи по-разному, и это приводит ко многим сложностям. Я думаю, то, что ты знаешь, – это официальная версия. Твоя бабушка обожает создавать официальные версии. Самое забавное, что они гораздо основательнее, правдоподобнее и убедительнее, чем сама жизнь. Они как-то понятнее.

– Так вы хотите сказать, сеньор, что моя бабушка говорит неправду?!

– Ни в коем случае! – возмущенно произнес дон Иларио. – Моя сестра всегда говорит только правду. Но – заметь себе это, племянник, – она говорит не всю правду. Вся правда – явление очень запутанное и сложное. Всю правду трудно понять и еще труднее объяснить другому. Вот – например – как ты объяснил бабушке свое желание поехать в Европу?

Дон Диего понял, почему дон Иларио не ладил с бабушкой и был в отличных отношениях с матерью.

– Ну разумеется, сеньор, ведь я и вам не все рассказал. И – я даже не знаю, как это можно было бы объяснить…

Дон Иларио сочувственно покивал головой.

– Должно быть, тебе захотелось уехать куда-нибудь подальше – туда, где никто тебя не знает и не будет докучать непрошенным сочувствием или советами. А заодно – посмотреть большой мир, прекрасные города…

– Вот-вот. Вырваться, увидеть Мадрид, Севилью, Неаполь, Венецию, Рим… Ну – и это еще не все. Мне так интересно, как выглядят настоящие европейские девушки…

– О! Достойная причина для поездки. А тебе не интересно, как выглядят девушки Китая, Индии, Африки?

– Ну нет, только не Африки!

– А пока, – до Европы еще далеко, – неужели ты не начал изучать девушек уже сейчас?

Дон Диего стал серьезен.

– Еще одно странное обстоятельство, – сказал он. – Представьте, сеньор, на «Доне Хуане» плывет в Европу пассажирка – дочь губернатора Ямайки, Питера Блада.

Повисло молчание.

Наконец дон Иларио медленно произнес:

– Действительно, странно. Но ты сказал – «еще». Что ты имел в виду?

– Я думаю, вам известно – штурман «Дона Хуана»…

– Да! Действительно, странно. Что бы там ни было, ты все-таки обязан за ней присматривать. И – однако – налей себе еще вина, племянник – в жизни странные ситуации иногда разрешаются самым прозаическим образом. Не помню, говорил ли я тебе, что был знаком с капитаном Бладом? Вот я и думаю – прилично ли будет такой старой развалине, как я, пригласить в свой дом юную особу, отца которой я когда-то знавал? Кстати, когда он стал губернатором, мы возобновили это знакомство – насколько позволяла политическая обстановка.

– Если мне будет позволено высказать свое мнение, сеньор, репутация молодой особы ни в коем случае не может пострадать от пребывания в вашем доме.

– Ты меня оскорбляешь, щенок. Ладно, посиди здесь – я напишу ей. Затем отнесешь ей приглашение. Она, конечно, путешествует с прислугой?

– Она путешествует с двумя узелками. Эти англичанки очень самостоятельны.

– Понимаю. В молодости я тоже был… самостоятелен. Да и у тебя, как я заметил, самостоятельности хватает. Постарайся, однако, вернуться до темноты – иначе я буду волноваться.

Диего было о чем подумать, когда он шел в нижнюю, портовую, часть города. Хотя дон Иларио фактически не сказал Диего ничего, что противоречило бы привычным представлениям, он был озадачен новой для него мыслью, что всем известная печальная история его рождения – не более чем устраивающая семью официальная версия. Он был рожден через девять месяцев после того, как Картахена была захвачена и разграблена нечестивыми французскими и английскими пиратами, ведомыми проклятым Богом бароном де Риваролем, и его матушка сполна заплатила цену за возможность спасти священные церковные реликвии. Разумеется, вслух все восхищались самопожертвованием благочестивой доньи Марии. Разумеется также, что матушка так и не вышла замуж и жила на средства, из жалости выделяемые семьей. Диего же, будучи незаконным сыном безродного авантюриста, упрямо считал себя настоящим идальго – и в кровь дрался с каждым мальчишкой, позволившим себе в этом усомниться.