Это мрачнее, чем вы думаете, стр. 13

Лежавший на мокром бетоне доктор Мондрик уже ничего не мог ответить своей жене. Бэрби сглотнул. В горле у него застрял ком. Он молча повернулся к Сэму.

Пустыми и ничего не видящими глазами Квейн глядел на распростершееся у его ног тело. Его трясло. Он не замечал шумевших вокруг репортеров, и даже не отреагировал, когда Бэрби накинул ему на плечи свой плащ.

— Спасибо, Вилли, — после долгого молчания глухо прошептал он. — Наверно, сейчас действительно не жарко.

Он повернулся к журналистам.

— Вот вам материал для репортажа, — тихо сказал он. — Смерть доктора Ламарка Мондрика, известного антрополога и путешественника. Постарайтесь не перепутать имя — доктор не любил подобных ошибок.

— От чего он погиб, Сэм? — спросил Бэрби.

— Полиция наверняка скажет, что он умер своей смертью, — голос Квейна оставался ровным и бесцветным, но Бэрби почувствовал в нем прежнего, всегда уверенного в себе Сэма. — У него уже много лет была астма. Как-то в Ала-шане доктор рассказал мне, что страдает сердечной недостаточностью. Что-то там с клапанами… Он узнал о болезни еще до нашего отъезда, но не хотел нам говорить. Наша экспедиция была не увеселительной прогулкой, и для такого больного человека, как доктор Мондрик… К тому же, в его возрасте… Мы все здорово устали. Видимо, когда начался приступ, сердце Марка просто не выдержало.

Бэрби посмотрел на мертвое тело и тихо плачущую Ровену.

— Скажи, Сэм… что он хотел сказать перед смертью?

Сэм Квейн сглотнул. Он отвел взгляд в сторону. Потом с видимым усилием заставил себя смотреть Бэрби в глаза. Вилли казалось, будто его старый друг пытается хоть на миг позабыть о том ужасе, который, словно липкая паутина, опутал всех участников этой экспедиции.

— Ничего, — хрипло ответил Сэм. — Ничего не хотел сказать.

— Да бросьте вы, Квейн, — раздался голос у Бэрби за плечом. — Кончайте водить нас за нос.

Сэм снова сглотнул. Он колебался, и, похоже, не мог решить, как ему поступить.

— Давай, Квейн, рассказывай, — настаивал радиорепортер. — Ты же не станешь утверждать, что доктор Мондрик всем нам морочил голову?

Но Сэм, похоже, приняв какое-то решение, только печально закивал головой.

— Боюсь, ничего такого, что могло бы стать сенсацией, — горечь поражения на миг сменила ужас в его голубых глазах. Впрочем, заметил это, похоже, один Бэрби. — Видите ли, доктор Мондрик был очень серьезно болен, и как это ни печально, от перенесенных им тягот его ум, как бы это сказать… утратил былую остроту. Никто не сможет оспорить важность и новизну проделанной им работы, но мы все пытались удержать его от такого, откровенно говоря, мелодраматического способа подачи материала.

— Вы хотите сказать, — возмутился радиорепортер, — что все эти разговоры о ваших открытиях в Монголии — не более, чем горячечный бред больного доктора Мондрика?

— Вы меня неправильно поняли, — заверил журналиста Сэм. — Как я уже говорил, проделанная доктором Мондриком работа имеет огромное научное значение. Все выводы безупречно обоснованы. Его теории и найденные нами в Ала-шане доказательства их справедливости достойны самого пристального внимания антропологов.

Сэм Квейн старался не смотреть на мертвое тело доктора и на застывшую над ним женщину. Его голос оставался подчеркнуто спокойным.

— Открытия доктора Мондрика действительно крайне важны для человечества, — сухо продолжал Сэм. — Однако мы все уговаривали его объявить о них менее сенсационным путем. А именно — написать статью в солидный журнал, представить результаты нашей экспедиции на соответствующем симпозиуме. И теперь, после этой страшной трагедии, мы именно так и поступим.

— Но доктор намекал на какую-то опасность, — не унимался репортер. — Он говорил, что кто-то не хочет, чтобы он рассказал нам правду. И стоило ему перейти к делу, как он тут же отбросил коньки. По-моему, так это чертовски странно. Может, ты чего-то боишься, Квейн?

Сэм нервно сглотнул.

— Разумеется, мы все очень огорчены, — выдавил он. — Но какие есть доказательства, что загадочный враг доктора Мондрика и в самом деле находится среди нас? Он огляделся по сторонам. — Я не вижу никого подозрительного. Смерть доктора Мондрика во время его речи — это простое совпадение, и не более того. А может, даже и не совсем совпадение. Вполне возможно, что его волнение и привело к этому сердечному приступу…

— А как же «Дитя Ночи»? — прервал его журналист. — Как же его «Черный Мессия»?

Бледный до синевы Сэм попытался вымучить улыбку.

— Доктор Мондрик любил читать детективы. Я не сомневаюсь, что его Дитя Ночи — не более, чем метафора, так сказать, персонифицированное людское невежество. У Мондрика всегда была очень образная речь. К тому же, ему хотелось придать своему выступлению некоторый драматизм.

— Ваши репортажи, господа, лежат вон там, — Сэм кивнул в сторону зеленого ящика. — Мне только кажется, что уважаемый доктор избрал не самый лучший способ рассказать о проделанной экспедицией работе. В конце концов, теория эволюции давно уже не вызывает никакого ажиотажа у прессы. Всякие там детали происхождения человека, представляющиеся исключительно важными специалистам типа доктора Мондрика, вряд ли заинтересуют обычного, рядового читателя — если, конечно, их не драматизировать.

— Черт! — выругался радио-репортер. — Этот старикашка здорово меня околпачил. А я-то и уши развесил…

К самолету подъехала машина «Скорой помощи». Пара санитаров погрузили в нее тело Мондрика. Бэрби мог только радоваться, что прощающаяся с мужем Ровена не видит ослепительного блеска фотовспышек.

— И какие же у вас теперь планы, мистер Квейн? — поинтересовался мужчина с кривым орлиным носом. Бэрби его знал — репортер, специализирующийся на науке, пишущий для одного из газетных синдикатов. — Когда вы расскажите то, о чем не успел рассказать нам доктор Мондрик?

— Нескоро, — покачал головой Сэм. — Видите ли, нам казалось, что доктор излишне торопится. Я думаю, что мои коллеги по Фонду с этим согласятся — материалы, привезенные нами из Ала-шана, еще надо как следует изучить в лаборатории. Надо разобраться в бумагах и записях доктора Мондрика… И только после этого мы сможем выступить перед прессой. Со временем Фонд, я уверен, опубликует результаты экспедиции в специальной монографии. Это займет год. Может, два.