Пожиратели сознания, стр. 6

Джек чуть ускорил шаг, пересекая КолламбусСёркл, и, оставив позади магазины и рестораны, прошел через супербогатый район. Идя вдоль границы западной части парка, он у здания «Дакота» прошел мимо двух привратников в ливреях, которые бдели у того места, где в 1980 году очередной псих с пистолетом пролил кровь и положил конец целой эре [4].

Он пересек западную оконечность Центрального парка и остановился у поросшей мхом высокой ребристой стены коричневого известняка. За спиной лежал парк… он манил его… но если войти в него, все равно придется откуда-то выходить; наилучшим решением было бы как можно скорее скрыться из вида. Его жилище находилось менее чем в полумиле отсюда. Добраться несложно. Но первым делом…

Он вошел через проем в стене и миновал тенистые заросли кустарников. Едва только скрывшись из вида, он вытащил из шапочки скомканную рубашку и кинул ее в пруд. Отдалившись на десяток футов, он сунул шапочку в сплетение виноградных лоз, резко развернулся и вышел обратно на тротуар.

Держась рядом с парком, он ускорил шаги и направился в верхнюю часть города. Слева от него, отдаваясь эхом в бетонных каньонах, уже начали завывать полицейские сирены.

4

Сэнди Палмер забился в угол платформы станции «Семьдесят вторая улица». На другом конце его сотового телефона был редактор «Лайт». Связь из-под земли была неважной, и Сэнди опасался, что она каждую секунду может прерваться.

В ухе звучал голос Джорджа Мешке. Сначала он разозлился, что его беспокоят дома, но теперь был весь внимание.

— Ты уверен, что правильно подсчитал их количество?

— Абсолютно.

— Шестеро погибших?

— Без признаков жизни. Двое мужчин и четыре женщины. Прежде чем покинуть вагон, я дважды пересчитал их. — Сэнди вгляделся в ту суматоху в конце платформы, где пытались навести порядок. — Седьмая жертва, черная женщина, была еще жива, но со страшной раной головы. «Скорая помощь» только что увезла ее.

— Ты меня прямо потряс, малыш, — сказал Мешке. — Не знаю, как ты выдержал. Я бы просто отключился, пройдя через то, что ты мне рассказал.

— Я был спокоен, как огурец, — сказал Сэнди. — Вот такой уж я.

Сэнди не стал рассказывать, что, как только поезд остановился, он вывалил весь обед. Даже сейчас — неужто прошло всего пятнадцать минут? — у него тряслись руки.

Те первые минуты как-то расплывались у него в памяти. Он помнил, что видел, как бледнолицый мужчина выскочил на платформу и его резкий рывок сработал для толпы как щелчок выключателя. Вдруг все захотели выбраться наружу — немедленно, как можно скорее. Сэнди пришлось оттащить от выхода все еще всхлипывающую студентку, чтобы этот массовый исход не растоптал ее.

Когда он помогал ей подняться на ноги, то осознал, что ему представилась потрясающая возможность: он же опытный журналист, который стал свидетелем преступления, достойного первой полосы. Если он вспомнит все свои эмоции, уточнит детали и приведет в порядок всю фактуру, то станет первостатейным источником информации. И здесь его ждет большая удача.

— Как вас зовут? — спросил он молодую женщину, которую продолжало колотить. — Ваше имя?

— Бет, — еле слышно сказала девушка; она так побледнела, что кожа, казалось, обрела голубоватый оттенок.

— Давайте выбираться отсюда.

Держась за ней и полуподталкивая, полуподдерживая ее, он обернулся и посмотрел в переднюю часть вагона… распростертые жертвы… убийца, верхняя часть тела которого рухнула меж створок дверей, когда те раздвинулись, так что одна его половина лежала в вагоне, а другая — вне его… операционная медсестра, все еще хлопочущая над раненой женщиной… и кровь, Боже милостивый, сколько крови — весь конец вагона был залит лужами крови. Кто знал, что в человеке столько крови? И запах — книги всегда говорят, что у крови медный запах, но Сэнди понятия не имел, как пахнет эта чертова медь; он знал лишь, что в вагоне стоит зловоние смерти и невероятной жестокости. Внезапно он потерял способность дышать, и хот-дог, который он жадно съел по пути с работы, запив его «Маунтин Дью», больше не мог оставаться в желудке, захотев расстаться с ним столь же стремительно, как и он торопился покинуть этот морг на колесах.

Когда, толкая Бет перед собой, он выбрался на относительно свежий воздух станции, его желудок мучительно содрогнулся и кислой горячей струей выплеснул свое содержимое в темный проем между поездом и краем платформы.

Вытерев рот, Сэнди огляделся, надеясь, что никто не обратил на него внимания. Так оно и было. После того, что они прошли, рвота была сущим пустяком.

И только сейчас он обратил внимание на звуки, которыми была полна станция, — рыдания, стоны и вопли выживших, которые смешивались с истошными криками ждавших пассажиров, а те, заглянув в вагон, отскакивали с вытаращенными глазами и отвисшими челюстями. Он заметил, что кое-кого вытошнило, как и его, другие рыдали на скамейках или просто бродили по бетонной платформе.

Кроме того, он обратил внимание, что часть публики стремглав бросилась вверх по лестницам — скорее всего, те, кто не хотел отвечать на вопросы полицейских или вообще не желал впутываться в эту историю.

А вот Сэнди ужасно хотел впутаться в нее — просто позарез.

Он нашел свободное место на изрезанной инициалами деревянной скамейке и пристроил на ней Бет. За спиной у себя он слышал шипение автоматических дверей, которые, подчиняясь программе, время от времени пытались закрываться. Он повернулся, испугавшись, что поезд уходит, но тот никак не мог сдвинуться с места: тело киллера заблокировало двери — створки то зажимали его труп, то снова раздвигались…

Подбежал машинист. Раздраженное выражение его лица сменилось ужасом. Увидев зрелище бойни, он остановился как вкопанный и, отступив, на подгибающихся ногах двинулся за помощью.

Женщина рядом с Сэнди рыдала в мобильный телефон.

— Девять-один-один? — спросил он. Та кивнула.

Отлично. Это значит, что копы будут тут через несколько минут. Вслед за ними вскоре подтянутся независимые телевизионщики со своими камерами и репортеры. У него не так много времени, чтобы опередить их.

— С вами все будет в порядке, если я на пару минут оставлю вас? — спросил он Бет.

Она молча кивнула и снова всхлипнула. Сэнди чувствовал, что лучше бы ее не покидать, но…

— Я всего лишь на пару минут.

Сэнди заторопился в дальний конец платформы, где мог обрести хоть какое-то уединение и прислушаться к своим мыслям. Интересно, почему он не ушел, как многие другие? Он не питал никаких иллюзий по поводу своей мужественности — он брал уроки игры на пианино, тенниса, даже каратэ, но не был мачо. Может, дело в том, что ему предстояла работа, а по ее окончании он тоже развалится. Правда, он надеялся, что этого не произойдет.

Он вышел на связь с Джорджем Мешке, но не был уверен, что удастся добиться успеха. «Лайт» считался еженедельником, выходил в свет по вторникам, и завтрашний номер уже был готов. Но Мешке был редактором, Сэнди узнал новости, и тот был единственным, с кем надо было связываться.

Станцию уже запрудили копы и аварийные команды. Сэнди оставалось полагаться лишь на то, что он успел увидеть.

— Колоссальная история, Палмер. Потрясающая.

— Да, но что мы можем сделать? Ведь номер уж готов. — Никогда раньше у Сэнди не было такого отчаянного желания работать в ежедневной газете.

— Ну и что? Как только я положу трубку, тут же вызываю всех и мы начинаем переверстывать три первых полосы. Переделаем их сверху Донизу. Я сейчас примерно набросаю то, что ты мне рассказал. Материал будет твоим — пойдет от первого лица — за твоей подписью на первой полосе. Откроет номер.

— Моя подпись… на первой полосе? Моя фамилия? — Сэнди с трудом подавил желание подскочить на месте и исполнить победный танец. Не время и не место. — Ты это имеешь в виду?

— Именно! Теперь бросай телефон и отправляйся собирать информацию. Тащи все, что сможешь. «Таймс», «Пост» и «Ньюс» будут торчать на улице. Ты единственный, кто внизу, Палмер, так что выдои тему досуха. Затем мчись сюда, и мы прикинем, как подать материал на полосе. Черт возьми, у нас есть живой очевидец, и мы станем той еще газетой с этим материалом!

вернуться

4

Речь идет об убийстве Джона Леннона, которое в 1980 году совершил его неуравновешенный поклонник Джек Чапмен. Леннон жил в доме «Дакота», выходящем к Центральному парку.