Преданный Враг, стр. 13

До Луки оставалось не больше десятка шагов. Нагло ухмыляясь, вор вразвалочку шагал навстречу и попыхивал своей трубочкой. Рука Белого стиснула рукоятку пистолета, а указательный палец лег на спусковой крючок.

А в это мгновение в полутора километрах от него, на плоской крыше обычного жилого дома в Крылатском, палец Стрелка уже плавно тянул спусковой крючок новейшей снайперской винтовки.

«Пора!» — решил Саша и осторожно потащил из кармана руку с «Магнумом»…

И в тот же миг — трах!!! В каких-то пяти шагах от него голова Луки с омерзительным треском разлетелась мелкими брызгами. И тут же вторая пуля разворотила спину Руслана.

Тело кавказца еще не успело упасть, как Пчела, Фил и охранники воров выхватили оружие. Фил с Пчелой оказались проворней. Их выстрелы слились в один, и на квадратные бетонные плиты легли еще два трупа.

Ничего не понимающий Саша обвел взглядом освещенные заходящим солнцем безлюдные просторы Крылатского. Кто? Откуда? Каким образом?

К нему бежали Пчела и Фил. Саша повернулся к ним, растерянно покачал головой и развел руками.

— Уходим! Саня, в машину! — на бегу прокричали они.

Белый бросил последний взгляд на труп Луки и вдруг подумал: если б он был всемогущим Богом, он, наверное, оживил бы его сейчас. Только для того, чтобы убить снова. Но уже — самому.

— Саня, твою мать! — раздался бешеный крик Пчелы.

Белов сделал шаг назад, под его ногой что-то хрустнуло. Он опустил голову — это была изящная трубка Луки, из нее все еще поднимался легкий сизый дымок.

XVII

Катя была у сестры уже почти сутки. За это время ей пришлось дважды вызывать неотложку — у Тани крепко прихватывало сердце. Врачи «скорой» предлагали госпитализацию, особенно настойчив был второй — долговязый суетливый парень, чем-то похожий на Космоса. Но Татьяна Николаевна ни о какой больнице и слушать не желала. Она до сих пор ничего не знала о сыне и каждую минуту ждала от него звонка. И не пропускала ни одного выпуска новостей по телевизору: а вдруг скажут что-нибудь новое про Сашу?

Несмотря на все старания Кати хоть как-то приободрить сестру, Татьяна Николаевна часто начинала плакать — тихо и горестно. Жалко ее было неимоверно. Катя пыталась ее разговорить, отвлечь от мрачных мыслей, но всякий раз сестра переводила разговор на сына. Вспоминала его детские шалости, болезни, успехи и неудачи. Достала старые Сашины фотографии и подолгу рассказывала — где и когда они были сделаны.

Катя тоже, разумеется, переживала за племянника, но — по-своему. Уже к обеду она уничтожила у сестры львиную долю ее запасов провизии, включая целое блюдо тех самых пирожков с морковкой. А ближе к вечеру Катя решила сбегать по магазинам — закупить кое-что из продуктов, а заодно и запастись в аптеке новыми лекарствами для сестры. Благо, она, кажется, задремала.

Одевшись, она тихонько заглянула в комнату к Татьяне Николаевне. Та, словно почувствовав что-то, проснулась, приподняла голову и встревоженно спросила:

— Кать, ты куда?

— Я в магазин, Танюша. Спи…

Татьяна Николаевна, прищурясь, взглянула на часы.

— Нет, Кать, дай мне пульт — сейчас будут шестичасовые новости… — она вымученно улыбнулась сестре. — А ты иди, иди, Катюш, я в порядке…

Катя кивнула и вышла из квартиры. Душа у нее была не на месте, поэтому в магазинах она металась между прилавками с такой скоростью, будто опаздывала на поезд. Минут через сорок она, нагруженная сумками, открыла дверь.

В квартире было подозрительно тихо. Катя опустила сумки на пол и позвала:

— Танюш!

Тишина.

Не сняв плаща, Катя на ватных ногах прошла в комнату сестры. Таня неподвижно лежала на боку, лицом к погашенному экрану телевизора. Ее левая рука неловко свесилась с дивана, рядом лежал телевизионный пульт.

— Таня! — вскрикнула Катя и в ту же секунду с ужасом и отчаяньем поняла, что сестра ей уже не ответит.

Она бессильно опустилась на пол рядом с диваном и взяла в руки еще теплую Танину ладонь.

Жгучая боль потери удавкой перехватила горло, и Катя глухо, навзрыд заплакала.

И еще долго, очень долго она сидела вот так — прижавшись мокрой от слез щекой к безжизненной руке сестры, — и давилась горькими, безутешными рыданиями.

XVIII

Введенский перехватил Белова сразу после похорон матери. Сашин мобильник зазвонил, когда он только-только вышел за ворота кладбища. Категорическим тоном фээсбэшник потребовал встречи, никаких возражений он слушать не стал и, назвав время и место экстренного рандеву, сразу отключился.

Можно было, конечно, плюнуть и не поехать. Но к тому времени Саша уже понял, чьи пули положили Луку и Руслана в Крылатском. Фордыбачиться и качать права в его положении было не только глупо, но и опасно. Ему ясно и недвусмысленно дали понять, кто в доме хозяин, кто рассчитывает и ведет свою грязную игру, и четко указали на его место во всей этой мерзости.

Белов приехал на место с красными от недосыпания глазами, небритый и потерянный. Введенский уже был на месте. Рядом с ним в пустой придорожной беседке стоял Володя Каверин. В другое время Саша, наверное, немало удивился бы этому обстоятельству, но сегодня ему было не до того.

Не поздоровавшись ни с одним, ни с другим, Белов вошел в беседку и тяжело опустился на лавку. Он закурил и поднял измученные глаза на Введенского. Игорь Леонидович ответил ему откровенно озлобленным взглядом.

— Значит так, Белов, — он начал свой разнос ледяным, чеканным голосом, нервно расхаживая перед самым Сашиным носом. — Вы сами накликали неприятности. События вышли из-под контроля Конторы благодаря вашему отказу. Так что скажите спасибо Владимиру Евгеньевичу, за то, что сидите здесь, с нами… — Введенский сделал выжидательную паузу.

— Спасибо, Владимир Евгеньевич! — Саша с ернической насмешкой поклонился Каверину.

Тот протестующе поднял ладони и замотал головой, демонстративно отказываясь от его благодарности, но Белов видел — ему безумно нравилось то, как Введенский его отчитывал.

— Да! А не валяетесь где-нибудь под камнем в компании червей, жуков да лягушек. Понятно это? — фээсбэшник резко развернулся к Саше. — Не слышу…

Каверин еле сдерживал торжествующую улыбку.

— Да понятно, понятно… — буркнул Белов и снова язвительно усмехнулся: — Извините, что я сижу, да?

Введенский пропустил его колкость мимо ушей и продолжил все тем же раздраженным голосом.

— Дальнейшие инструкции получите у Владимира Евгеньевича, — он кивнул в сторону Каверина. — Считайте, что все произошедшее — последнее китайское предупреждение. Никаких церемоний больше не будет. — Широко расставив ноги и заложив руки за спину, Игорь Леонидович застыл перед Сашей. Буравя его гневным, колючим взглядом, он внушительно, раздельно отчеканил: — Шаг влево, шаг вправо — расстрел. К чертям свинячьим!

Казалось, он хотел сказать что-то еще, но вместо этого вытащил из кармана связку ключей на длинной, с полметра, серебристой цепочке, и раздраженно подбросил ее на руке. Наградив напоследок обоих своих подопечных суровым взглядом, Введенский направился к машине. Белов и Каверин остались одни.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Странная это была пара — спаситель и спасенный. Каверин даже не пытался разобраться в букете собственных ощущений, в котором преобладали, пожалуй, ненависть, злорадство и некоторая досада: к сожалению, вендетта это блюдо, которое надо есть холодным. В свою очередь спасенный не испытывал к своему «шефу» ни малейшей благодарности.

— Зря он так прессует, — с наигранным сожалением покачал головой Каверин. — Ты это… не обращай внимания.

— Тебя не спросили… — процедил Белов и, глядя на собеседника, презрительно прищурился. — Ну, валяй, инструктируй, что ж ты?

Володя замялся, старательно изображая растерянность.

— Так что, собственно… — пожимал плечами он. — Вместо Луки я теперь буду. Мои контакты в Чечне хотят оружия. Ну и… будем поставлять его по твоим каналам. Как тебе такой план?