Охота на человека в Перу, стр. 18

— Подожди меня, я сейчас.

Она снова затерялась в толпе и вернулась четверть часа спустя.

— Я им все передала, — сообщила она. — Думаю, они согласятся с тобой встретиться.

— А ты сама — ты разделяешь их взгляды? — спросил Малко.

— Конечно!

— Ты когда-нибудь видела Мануэля Гусмана?

Моника покачала головой.

— Гусман умер. Уже давно. Он был тяжело болен.

— Кто же теперь возглавляет «Сендеро Луминосо»?

— Коллегиальное руководство, — ответила она. — Отдельные личности значения не имеют...

— Все это напоминает мне «Красных Кхмеров», — сказал Малко. — Идеи у них были интересные, но они как-никак уничтожили три миллиона камбоджийцев.

Моника пожала плечами.

— Они пошли по неверному пути. Превратно истолковали учение Мао...

Самое ужасное, что она говорила искренне. Вдруг Моника взглянула на часы и встала.

— Пойдем, сегодня они уже не придут. Можешь меня подвезти? Моя машина еще в ремонте. Если нет, я поймаю такси.

— Подвезу, конечно, — кивнул Малко.

Да, эта пламенная революционерка, эта «пасионария» с гошистскими убеждениями была куда менее соблазнительной, чем та немного взбалмошная женщина, которая лишь позавчера дарила ему пламенные поцелуи... Они направились к воротам, навстречу им то и дело попадались студенты с книгами под мышкой.

«Тойота» стояла справа от ворот, на бетонной площадке. Малко повернул ключ в замке. Моника обошла машину, ожидая, когда он откроет вторую дверцу. Вдруг он увидел, как глаза молодой женщины наполнились ужасом. Обернуться он не успел — чьи-то руки схватили его сзади и поволокли. Слева появился человек с поднятой рукой. Малко попытался уклониться от удара дубинкой, но не сумел.

Падая, он успел увидеть, как Моника Перес побежала прочь, но еще один человек кинулся ей наперерез и принялся осыпать ее ударами. Потом все потонуло во мраке.

Глава 9

Малко очнулся, но острая боль в левой половине головы заставила его снова закрыть глаза. Кровь бешено стучала в висках, тошнило. Ему потребовалось еще несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя и осмотреться. Он лежал на полу в крошечной квадратной камере без всякой мебели; от вида грязно-зеленоватых стен его затошнило еще сильнее. Тусклая лампочка под самым потолком освещала помещение; свет пробивался также сквозь маленькое зарешеченное окошко, откуда доносились голоса и смех — видимо, оно выходило во двор. Попытавшись подняться, он обнаружил, что руки его скованы за спиной наручниками.

Ему с трудом удалось встать на ноги. Все тело болело, словно его измолотили палками. Правый карман был оторван: так грубо его обыскивали.

Он был в руках перуанской полиции!

Прислонившись к стене, он восстановил в памяти картину молниеносного нападения у ворот университетского городка. Где теперь Моника Перес? Страшно ему не было, он был зол и растерян. Что означал этот арест, больше смахивающий на похищение?

Страшно хотелось пить. Он принялся колотить ногой в дверь. Минут через пять дверь приоткрылась и появился толстяк в штатском, с кольтом за поясом. Он смерил Малко взглядом своих поросячьих глазок и спросил:

— Чего надо?

— Позовите вашего начальника, — сказал Малко по-испански.

Тот, казалось, не понял.

— Позовите начальника, — повторил Малко, — и дайте мне воды. Я не перуанец. Я иностранный ученый.

Охранник ухмыльнулся, покачал головой, смачно сплюнул на пол и захлопнул дверь, так и не сказав ни слова. Слова узника явно не произвели на него никакого впечатления. Малко сел на пол, опершись спиной о стену, и задумался. Кроме генерала Сан-Мартина и Фелипе Манчаи, никто в Лиме не знает, что он работает на ЦРУ. Надо попытаться выбраться отсюда своими силами, не прибегая к помощи властей, чтобы не провалить свою легенду, а заодно и все задание. Интересно, удалось ли Монике Перес убежать? Вряд ли.

Прошло еще минут двадцать, потом в замке повернулся ключ. Дверь открылась, и вошел тот же самый охранник. На этот раз он, казалось, был настроен более дружелюбно. В руках у него был глиняный кувшин, который он поставил перед Малко.

— Начальник сейчас придет, — сказал он. — А пока он велел дать тебе попить.

Это был добрый знак. Охранник ушел, заперев за собой дверь, и Малко склонился над кувшином. Руки были скованы; ничего не поделаешь, придется лакать. Он нагнулся еще ниже и в ужасе замер. В воде что-то плавало.

Руки. Две сморщенные кисти человеческих рук, отрубленные чуть выше запястий, желтоватые, словно руки мумии.

Это были женские руки — на одной еще сохранилось тонкое серебряное колечко, врезавшееся в распухший палец. Должно быть, они были отрублены давно: вода была прозрачной, без малейших следов крови.

Малко отпрянул к стене, скорчившись в приступе тошноты.

К чему эта зловещая демонстрация?

Он все еще не мог опомниться, когда дверь камеры вновь открылась и показалась ухмыляющаяся физиономия охранника. Вслед за ним вошел, пожевывая обгоревшую спичку, еще один человек — высокий, смуглый, широкоплечий, со зверским лицом. На поясе у него висел пистолет в потертой кобуре; в руках он держал черное полотнище.

— Что, амиго, не пьется? — хохотнул охранник. — Ты ведь, кажется, просил водички. Или предпочтешь выпить с полковником, а? Пошли.

Малко поднялся. В ту же минуту второй человек набросил ему на голову принесенное полотнище — черное, плотное, совершенно непроницаемое. Шею Малко сдавила веревочная петля, что-то холодное и твердое уперлось в затылок.

— Если попытаешься бежать, амиго, — услышал он голос первого охранника, — прострелю тебе башку...

Он с силой толкнул Малко в спину, и тот, ничего не видя, стукнулся головой о косяк двери. Оба охранника расхохотались:

— Перебрал, что ли?

Они подхватили его под руки и повели куда-то по длинному коридору, потом вверх по лестнице — этаж, второй, третий... Навстречу попадались какие-то люди, весело здоровались. Слышались и мужские, и женские голоса.

Наконец раздался скрип открываемой двери, и голос охранника объявил:

— Еще посылочка для полковника Ферреро.

Девичий голос что-то проворковал в ответ, и Малко провели в следующую комнату. Щелкнул замок наручников; он почувствовал, что правую руку освободили, а левую потянули вверх. Снова щелчок. Наконец с него сняли полотнище.

Он был в довольно большом кабинете. Под высоким потолком со скрипом вращался старенький вентилятор. Одна стена была полностью задернута занавеской, остальные три, голые, выкрашенные в зеленоватый цвет, украшала единственная картина, изображавшая офицера в форме, увешанного наградами. На заваленном бумагами письменном столе стояло несколько телефонов. Сидевший за ним человек пристально смотрел на Малко, попыхивая сигаретой в мундштуке. Он был почти совсем лысый, с длинным оливкового цвета лицом и умными черными глазами. Перед ним было разложено все содержимое карманов Малко — деньги, документы, ключи от машины, кредитные карточки и револьвер Фелипе Манчаи.

По его знаку двое охранников ретировались, закрыв за собой дверь. Малко не представлял для хозяина кабинета никакой опасности: прикованный наручниками к трубе центрального отопления, он не мог отойти от стены больше, чем на десять сантиметров.

С тщательно рассчитанной медлительностью лысый человек поднялся и подошел к Малко, не выпуская изо рта сигареты.

— Говорите по-испански?

— Да, — кивнул Малко.

— Ну что, сеньор Линге, с подпольщиками знаемся?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — с достоинством сказал Малко. — Меня похитили какие-то неизвестные. Я иностранец и...

У него вырвался отчаянный вопль — стоявший перед ним человек ткнул его сигаретой в грудь.

— Надо говорить «сеньор полковник», — наставительно произнес он, не повышая голоса. — Продолжайте.

Ярость душила Малко. Нечеловеческим усилием воли он заставил себя сдержаться: вступать в пререкания с таким типом было бесполезно и опасно.