Багдадские повешенные, стр. 33
Лежа на полу, они тяжело дышали. Оказалось, что Амаль в крайнем возбуждении сломала все ногти на руках. Она засмеялась грудным смехом, которого Малко раньше от нее не слышал, и томно сказала:
– Я еще ни с кем этого не делала...
Малко про себя подумал, что с таким темпераментом, как у нее, можно быстро привыкнуть к подобному способу любви и предаваться ему, не опасаясь общественного порицания после первой брачной ночи. Но он верил Амаль.
– Ты мой первый любовник, – добавила она. – Если это, конечно, считается... – И все еще разгоряченная, прижалась к нему. – Скоро ты уедешь и забудешь меня...
Кто знает! Ведь не каждый день встречаешь подобное сочетание буржуазной добродетели и самозабвенного исступления!
– Твое задание выполнено, – пошутил Малко. – Теперь ты все знаешь и можешь со мной больше не встречаться.
– Противный!
– Да, – сказал он, – скоро я уеду, ведь я приезжал всего лишь посмотреть на повешение. По поручению своей газеты. Кстати, тебя тоже туда пошлют...
Она вздрогнула:
– Ты что! Однажды я шла по Аль-Тарир, случайно подняла голову и увидела босые ноги человека. Тогда я еще ни о чем таком не знала и убежала, вся в слезах. Это ужасно! Знаешь, большинству людей это не нравится, но люди просто боятся. Уверяю тебя, никто из моих знакомых не ходит на площадь Аль-Тарир.
– Это утешает, – сказал Малко.
Поведение и высказывания Амаль открывали перед ним новые горизонты.
– Как, по-твоему, скоро будут еще кого-нибудь казнить? – небрежно спросил он.
– Может быть, но мы узнаем об этом только в последний момент. Накануне казни никогда ничего не передают. Только утром, за час до начала...
– Так ты сама читаешь сообщения? – спросил Малко.
Она опустила голову:
– Нет, я там не одна. Я занимаюсь пластинками, а сообщения читают мужчины...
Он почувствовал в голосе Амаль какую-то нервозность. Видимо, она еще не успела насытиться... Вдруг девушка без предупреждения поцеловала его снова, и все началось сначала, с не меньшим ожесточением, чем в первый раз. Сейчас они были уже на полу в прихожей. Амаль рычала, как тигрица, и судорожно цеплялась руками за ковер. Малко куснул ее в затылок и испугался, что вот-вот вылетит из седла...
Потом они долго молчали.
– Можно тебя кое о чем попросить? – осведомился он, когда Амаль спустилась с заоблачных высот на твердую землю.
– Конечно!
– Журналистская работа требует моего отъезда в Бейрут. Но для меня очень важно узнать дату следующих казней раньше всех.
– Но если я тебе напишу, – рассуждала Амаль, – письмо придет слишком поздно. А позвонить или отправить телеграмму мне вообще не удастся.
– Я знаю, – с улыбкой произнес Малко. – И вовсе не хочу, чтобы тебя тоже повесили на площади. Но есть очень простое средство...
– Какое?
– Радио.
Она непонимающе посмотрела на него.
– Радио? Но как же я скажу? Меня ведь все услышат...
– Если мы придумаем условный сигнал, известный только тебе и мне, никто ничего не поймет, – пояснил Малко. – К тому, я буду рад услышать, что ты все помнишь...
Наступил решающий момент. Но Амаль по-прежнему ни о чем не догадывалась.
– Помнишь, как я приходил в студию? – продолжал Малко. – Ты поставила пластинку и включила 45 оборотов вместо 33.
Она замахала руками:
– О, такого со мной никогда раньше не бывало! Это потому, что ты пришел.
Он был поражен ее простодушием.
– Но ведь то, что ты сделала однажды, можно и повторить, – сказал Малко. – Тебе достаточно будет поставить определенную пластинку на неправильной скорости, и я пойму, что казнь назначена на этот день.
– Вот здорово! – воскликнула Амаль. – Как ты до этого додумался?
Малко скромно промолчал. Зачем ей было знать обо всех сторонах его профессии?
Вдруг Амаль помрачнела.
– Но мне могут сделать выговор...
– Это не страшно, – заверил ее Малко. – Зато ты окажешь мне огромную услугу. Я первым сделаю репортаж о казни и обставлю всех своих соперников.
– Значит, для тебя это важно?
– Очень.
– И ты каждый день будешь слушать, что я говорю и какие ставлю пластинки?
Судя по всему, это было для нее главным. Сейчас она уже вполне расслабилась и успокоилась: ведь Малко сдержал свое обещание – она по-прежнему оставалась девственницей.
Замурлыкав, Амаль потерлась о него.
– До чего же было хорошо! Как жаль, что ты уезжаешь из Багдада!
– Ты могла бы скомпрометировать себя, если бы продолжала со мной встречаться, – возразил Малко. – Так ты согласна выполнить мою просьбу?
– Да, милый. А какую мне поставить пластинку?
Малко мысленно вздохнул. Это был хороший пример «перевербовки». Теперь он мог смело читать лекции в ЦРУ. Перетягивая агентов на свою сторону, он старался избегать материального давления, и, подобно русским, предпочитал идеологическое и сентиментальное воздействие. Ведь сердце предать намного труднее, чем бумажник.
– А какую пластинку ты можешь поставить в любое время?
Она с минуту подумала, потом сказала:
– Гимн баасистской партии. Они проигрывают его по нескольку раз в день.
– Хорошо, пусть будет гимн, – сказал Малко. – Я куплю его и прослушаю, чтобы легко узнать.
– Но скажи, об этом никто не узнает? – встревожилась Амаль. – Меня могут уволить и даже посадить в тюрьму...
– Могу поклясться, что не скажу никому ни слова, – твердо ответил Малко.
Взглянув на часы, она начала одеваться. Потом ласково прижалась к нему:
– Ты когда-нибудь вернешься в Ирак?
– Я пока еще здесь, так как не успел собрать вещи... – ответил Малко, невольно вкладывая в эти слова иной, более значительный смысл.
Глава 13
Лейтенант Мозар Саид, образцовый сотрудник армейской службы безопасности, застегнул ремень и ласково шлепнул Лейлу по белой попке. Египтянка поерзала на месте и угодливо захихикала. Из всех ее платных любовников это был самый лучший – высокий, стройный, щедро наделенный природой и восхитительно жестокий!
Когда Лейла медлила с его излюбленными ласками, офицер хватал ее за длинные волосы и приставлял острие кинжала к горлу, пока не появлялась капелька крови. После этого она обычно превосходила себя.
Египтянка знала, что он работает в грозной службе армейской безопасности, и никогда не задавала ему вопросов, а ее сутенер чуть ли не ползал перед лейтенантом на брюхе. Питая некоторую слабость к садизму, любовник Лейлы не отказывал себе в удовольствии попугать ее. Однажды он рассказал девушке, как в старой центральной тюрьме посадили на кол женщину, да с такими подробностями, что Лейлу целую неделю мучили кошмары. Но стоило Саиду дотронуться до нее, как она мгновенно таяла. Он был единственным, кто доставлял ей настоящее удовольствие, хоть и платил всего динар или два, да и то не всегда.
– Почему ты уходишь так рано? – несмело спросила она лейтенанта, который в это время тщательно причесывался перед зеркалом. – Ты ведь целую неделю не приходил!
Мозар Саид сделал вид, что польщен. Поглаживая девушку по спине и ниже, он вздохнул:
– Работа...
Тут в дверь постучали. Мозар в бешенстве посмотрел на Лейлу:
– Ты ждешь клиента?
Она испуганно замотала головой:
– Нет, нет, когда приходишь ты, я никого не принимаю! Это, наверное, брат Суссан. Я скажу ему, чтобы подождал.
Лейла вышла, завернувшись в разноцветное покрывало. Через несколько мгновений она появилась вновь, бледная как покойница. За ней шли двое мужчин в штатском.
Увидев лейтенанта, они в нерешительности остановились. Саид сразу распознал в них баасистов. Они обменялись несколькими короткими фразами, называя свои фамилии и должности. Мозар уже предвкушал, какую трепку задаст Лейле за то, что она изменяет ему с такими подонками. Внезапно один из штатских спросил:
– Лейтенант, вы давно знакомы с этой тварью?
Мозар Саид вовремя вспомнил о чувстве собственного достоинства и рявкнул: