Обрученная с розой, стр. 120

Филип же готовился к турниру с таким упорством, что даже Кревкер был поражен.

– Дорогой друг, я не спорю, что Делорен прекрасный воин и нельзя пренебрегать всей серьезностью положения. Однако все в руках Божьих, и незачем доводить себя до полного изнеможения.

За два дня до турнира Майсгрейва навестил Уорвик со своим будущим зятем. Филип как раз обсуждал с Кревкером некий хитроумный удар боевой цепью.

– Вам будет предоставлено три вида оружия – копье, меч и тяжелая тройная цепь с шиповатыми ядрами, – наставительно говорил граф. – В Англии ею не так часто пользуются, как здесь, на континенте. Делорен же отлично научился с нею управляться…

Он неожиданно умолк, глядя через плечо рыцаря. Филип обернулся – к ним приближался Делатель Королей с юным Эдуардом Уэльским. Сегодня Уорвик казался менее суровым и держался дружелюбно. Он любезно приветствовал графа Кревкера, а затем обратился к Филипу со словами, что, хотя Майсгрейв и выступает как сторонник Бургундии, они с принцем желают ему победы, ибо он так или иначе остается англичанином, сражающимся против шотландца. Затем Уорвик напомнил, что по-прежнему в долгу у рыцаря и поэтому просит последнего принять от него небольшой знак признательности.

Он хлопнул в ладоши, и слуги внесли роскошные боевые доспехи. Это была миланская броня, сияющая светлой сталью и украшенная золотой насечкой. В центре нагрудного панциря парил золотой орел с рубиновыми глазами.

– Милорд, – вскричал Филип, – это же целое состояние! Я не могу принять от врага моего короля такое сокровище!

– Не стоит быть столь щепетильным, сэр рыцарь. Напомню вам, что, оставаясь моим врагом, вы сделали для меня то, на что решился бы не всякий друг.

Слышавшие эту беседу граф Кревкер и Эдуард Ланкастер недоуменно переглянулись. Для них оставалось тайной, о чем идет речь, да и роскошь подарка поражала. Однако минуту спустя Кревкер, придя в восторг от нововведений в доспехах, потребовал, чтобы Майсгрейв немедленно облачился в них и продемонстрировал их достоинства. Принц Эдуард заявил, что наслышан о доблести английского рыцаря и хотел бы немного пофехтовать с ним прямо сейчас в надежде перенять какой-нибудь особый прием. Филип скупо усмехнулся.

– Для меня большая честь скрестить меч с принцем крови.

– О, не говорите так! Вы ведь йоркист, и для вас я всего лишь один из противников. Забудьте на миг, что Ланкастеры были на троне, и сразитесь со мной.

Когда Эдуард улыбался, на его щеках играли детские ямочки, глаза, осененные длинными ресницами, глядели весело и дружелюбно. Филип почувствовал, что невольно поддается обаянию этого юного Ланкастера. Что же тогда говорить об Анне, которая все время проводит в его обществе, видит это красивое лицо, эти изысканные манеры, ощущает очарование принца и сознает, что в Париже нет ни одной дамы или девицы, которая не позавидовала бы ей? Может ли он, простой воин, соперничать с этим высокородным, утонченным вельможей, который в состоянии сделать Анну королевой Англии?

Филип тряхнул головой.

– Мне трудно отказать вам, ваше высочество.

– Вот и славно!

И Эдуард отправился облачаться в предложенный ему на сей случай Кревкером панцирь. Слуга помог Филипу затянуть ремни доспехов, и рыцарь испытал странное чувство – удовлетворение, смешанное со злостью. Советовался ли Уорвик с дочерью, собираясь сделать сей королевский подарок? По крайней мере, Анна знала, как он неравнодушен к хорошему вооружению.

Вскоре в зал вступил Эдуард Уэльский. Филип оглядел его: на левом налокотнике принца развевался легкий шарф – зеленый с золотом – цвета Анны!

«Мальчишка! – сумрачно подумал Майсгрейв. – Это же не турнир, чтобы во всеуслышание заявлять о благосклонности дамы!»

Им обоим вручили тяжелые двуручные мечи, и они принялись за дело. Филип сразу же потеснил Эдуарда, но вскоре ему неожиданно пришлось отступить под градом искусных ударов принца. Рыцарь был поражен мастерством и силой юного Ланкастера. Он парировал его удары и не спешил атаковать, выжидая, пока юноша выдохнется. Краем глаза он видел Кревкера и Уорвика, наблюдавших за ними. На устах Делателя Королей играла ироническая улыбка. И это вдруг привело Майсгрейва в ярость. Едва сдерживаемая его неприязнь к Эдуарду прорвалась наружу. Он резко уклонился от очередного выпада принца, так что тот потерял равновесие, и, обождав, когда он повернулся в его сторону, сам накинулся на него. Он решил, что не стоит больше церемониться с соперником.

«Ты полагал, что прекрасно фехтуешь? Ведь ты хотел похвастать своим умением перед лучшим воином Йорков? А это придется тебе по вкусу?»

Он ударил с такой силой, что пригвоздил меч Эдуарда к земле и несколько мгновений не позволял ему высвободить его из-под своего клинка.

«Ты берешь уроки воинского искусства у самого Уорвика? Ты мечтаешь завладеть Англией и разбить Эдуарда Йорка? Отведай вот этого!»

Принц теперь едва успевал отражать градом сыпавшиеся на него стремительные удары.

«Ты заполучил лучшую девушку королевства и теперь похваляешься этим? Что ж, для этого тебе не понадобилось как следует владеть мечом…»

Он так яростно атаковал принца, что тот испугался и начал отступать, едва успевая отбивать бесчисленные удары рыцаря. Он утратил всякое представление о том, учебная ли это схватка или настоящий кровавый бой. Он пятился от этого неукротимого воина в сверкающих латах, бормоча слова молитвы.

Неожиданно меж ними встал Уорвик. Схватив со стены фехтовального зала короткий меч, он парировал один из ударов Майсгрейва. Филип увидел перед собой смеющееся лицо отца Анны и тут же опомнился. Ему стало стыдно за свою вспышку.

Уорвик смеялся.

– Вы страшный человек, сэр Майсгрейв. Во время схватки вы впадаете в бешенство, не так ли? Говорят, среди викингов были воины-берсеркеры, которые теряли разум в разгар боя, и я готов поклясться, что в ваших жилах течет не одна унция крови этих свирепых бойцов.

Филип внезапно заметил, что граф пьян. Лицо его было бледно, от него пахло вином, глаза неестественно блестели. Это настолько поразило Майсгрейва, что он растерялся. Граф же казался безумно веселым и язвительно подтрунивал над Эдуардом. Юноша уже освободился от шлема. Его взмокшие светлые волосы прилипли ко лбу, он все еще тяжело дышал, странно поглядывая на Майсгрейва.

Филипу пришлось принести извинения. Его голос глухо прозвучал из-под забрала. Принц промолчал в ответ и, передав слуге шлем, направился прочь. Уорвик, подмигнув Майсгрейву и размягченно посмеиваясь, зашагал следом.

33. Схватка

Наконец наступил день турнира. Расцвеченное флагами и вымпелами ристалище было устроено за воротами Сент-Антуан. Высокие помосты для зрителей располагались по обеим его сторонам, а вокруг бурлила ярмарка. Однако, прибыв на турнир, король Людовик выглядел чрезвычайно озабоченным. Он косился на пестрые гербы и полотнища, блистающие золотыми королевскими лилиями, неодобрительно рассматривал замысловатую резьбу на галереях для дам, расшитые серебром плащи гвардейцев, стоявших с копьями вокруг арены, пушистые ковры, устилавшие лестницы, но ни разу не взглянул в сторону блиставших вооружением рыцарей. Губы короля беззвучно шевелились.

Со стороны казалось, что Людовик молится, однако на самом деле он прикидывал расходы, на которые пришлось пойти ради устройства этого турнира:

– Сукно золотое для королевской ложи – двадцать пять ливров, сукно голубое для шатра – двенадцать ливров, золотой галун – пятнадцать… Нет, решительно я разорен. Это катастрофа… Боком вышла вся эта пустая затея…

Сутулый, невзрачный, с брюзгливым лицом, он поднялся в ложу, огляделся – и глаза его невольно потеплели. Этот ослепительный солнечный день, это море голов, эти тысячи глаз, с восторгом глядевших на него, и тысячи глоток, орущих: «Слава королю Людовику!» – все это было как целительный бальзам для сердца. Он соблаговолил слегка улыбнуться и подал сигнал к открытию парада.