Любовь изгнанницы, стр. 92

Анна проснулась от холода. Она лежала, сжавшись в клубок и зарывшись в солому. Было сыро, ноги ее окоченели. В приоткрытую дверь она видела серый предутренний сумрак, слышала, как шуршит по крыше дождь, и видела слабый отсвет нарождавшегося дня в лужах. Рядом зашелестели стебли, кто-то коснулся ее плеча. Анна вскочила, как ужаленная. Возле нее сидел лысый безобразный карлик с круглыми совиными глазами.

– Фея в соломе, – гнусаво продребезжал он, ухмыляясь до ушей. У него было лицо идиота, огромная, покрытая болячками голова, оттопыренные уши, скрюченные рахитом конечности прикрывали грязные лохмотья. Анна отползла в сторону.

– Ты кто?

Карлик снова улыбнулся.

– Ты теплая. Ночь холодная, а с тобою тепло. Анну замутило. Она вспомнила, что не заперла вчера дверь, и этот юродивый, очевидно, забрел сюда и провел возле нее всю ночь. – Убирайся! – замахнулась она на него. – Ступай прочь, паршивец!

Улыбка исчезла с совиного лица, глаза стали беспомощными. Прикрыв голову тощими руками, карлик захныкал.

– Чума на твою плешь! – рассердилась Анна и, распахнув дверь, вышла под косую морось. Несмотря на ранний час, город уже проснулся. Слышалось одышливое сопение мехов в соседней кузне, из дома напротив вышла женщина и выплеснула на мостовую ведро помоев, проехал толстый монах на пони, слышалось мычание коров и щелканье пастушьего бича.

Анна двинулась по узкой улочке, темной из-за нависающих крыш домов, стоявших так близко, что они едва не соприкасались. Она направлялась к Олдергейтским воротам.

«Я выйду тотчас, как откроют Олдергейт. Буду идти весь день. Может быть, повезет, и кто-нибудь согласится меня подвезти. Так или иначе я должна добраться до передовых постов войск Алой Розы».

Однако у Олдергейтских ворот ее ждало разочарование.

Огромные, находящиеся меж двух сторожевых башен, они были преграждены расположившимися в три ряда стражниками, которые досматривали всех выходящих из города. Тех, кто не имел пропусков, без лишних слов гнали обратно, несмотря на ругань и проклятия.

Проникнуть в город было легче. Анна видела, как стражники, расступившись, пропустили шествие паломников, которое с пением, хоругвями и зажженными свечами медленно вползло в столицу.

Следом переваливалась крытая повозка. Восседая на козлах, толстая рыжая маркитантка лихо правила двумя крепкими мулами. На ее голове красовалась измятая красная мужская шляпа, а рядом качался худой, болезненного вида подросток, кутаясь в грубый шерстяной плащ. Анна видела, как солдаты с воодушевлением приветствовали маркитантку. Расхохотавшись в ответ, она остановила свою повозку в арке ворот, во всеуслышание осведомляясь, из-за чего поднялась такая кутерьма.

– Приказ его величества! – кричали в ответ стражники. – В городе полным-полно шпионов Уорвика. К тому же где-то в Сити до сих пор прячется дочка Делателя Королей, и с нас голову снимут, если ей удастся удрать из столицы.

– Ну, тогда вам не позавидуешь, ребята! Ловить эту девку – все равно, что искать ужа в мешке с гадюками. Год назад за ней гонялись по всей Англии, да, видно, без толку. Жаль мне вас, парни. Клянусь девственностью, я даже готова помолиться за вас! Она рванула вожжи, а солдаты захохотали. Анна надвинула на глаза капюшон и побрела прочь. Моросил дождь, грохотали по булыжнику колеса телег, резко пахло паленым лошадиным копытом из кузницы. Анна шла, уставившись под ноги, боясь встретить в толпе знакомое лицо. Ее вновь охватило отчаяние, ибо она поняла, что теперь выбраться из города вряд ли удастся. Однако она пыталась подбодрить себя мыслью, что как-никак она на свободе, а не в глухом подземелье, и до последней секунды остается шанс найти какой-нибудь выход. Она не знала, который час.

Наступила Страстная пятница, колокола молчали, церкви стояли притихшие и сумрачные, а город в серой пелене дождя, казалось, только и печалился, что о муках Спасителя на Голгофе. От вчерашнего разгульного веселья не осталось и следа, словно это неурочное празднество пригрезилось лондонскому люду, истомленному Великим постом.

Анна со злорадством подумала, что еще не раз отзовется Йоркам этот нелепый праздник на Страстной неделе, однако сейчас, когда она в раскисших башмачках и с опущенной головой, прихрамывая, брела по узким улочкам мимо монастырских стен, это служило для нее слабым утешением.

Все дома и постоялые дворы кишели солдатами, военачальниками всех мастей и союзными феодалами Короля. Анна заметила, что все они крайне возбуждены. Облачаясь в шлемы, поправляя поножи и стягивая ремни, латники строились в отряды, повсюду слышались звуки команд, гул барабанов и рев рогов.

Копейщики, арбалетчики, алебардщики, едва придя в себя с похмелья, вынуждены были готовиться к выступлению. Многие из ратников толпились у кузниц или оружейных лавок. Кругом слышались лязг железа, топот и шарканье ног, брань и гортанные окрики.

Собравшись отрядами, ратники в железных шлемах и панцирях, с трех локтевыми алебардами на плечах покидали постой. Впереди ехали их командиры, а также знатные рыцари с оруженосцами, державшими на весу копья со знаменами своих господ.

Возле Криплгейтских ворот, Мургейта и старых Бишопгейтских ворот Анну также постигло разочарование. Повсюду посты и заставы, причем она заметила среди стражи многих из тех, что служили в Вестминстере, а следовательно, знали Анну в лицо. Рядом с ними переминались с ноги на ногу стражники с белым вепрем на накольчужных туниках – гербом Глостера.

Анна повела плечами. Она не сомневалась, что, как и год назад, Ричард примется охотиться за ней и, как и тогда, захочет заполучить ее. Анна даже подивилась этой своей странной уверенности, но ее не оставляло чувство, что некая незримая нить связывает ее с горбатым принцем.

В минувшие месяцы она почти не думала о нем, и, однако, он снился ей из ночи в ночь, настолько часто, что это казалось ей недобрым предзнаменованием. А вчера, когда она увидела герцога на королевской барке, она вновь ощутила тот леденящий ужас, который испытывала перед ним и прежде. Она знала его тайну, тайну гибели младшего брата Ричарда – юного Рэтленда, обладание которой могло погубить самого герцога Глостера, но прежде всего – ее.