Круги на воде, стр. 62

Стивен тяжело и шумно вздохнул, ожидая пока Нэнси наполнит продуктами сумку в кладовой. Он лениво следил за работой самовращающегося вертела, изобретенного им после того, как любимый терьер поварихи обжег на кухне свою шерсть и перестал там появляться. Новая конструкция вращалась с помощью турбины и винта, а те, в свою очередь, вращались с помощью тепла, поступающего из печи.

– Вы почти ничего не ели за ужином, мой господин, – послышался голос Нэнси из-за открытой двери кладовой. – Вам не понравился ужин?

Стивен поднял бутылку с сидром и посмотрел ее на свет. Решив, что вино прозрачно, он подал бутылку Нэнси.

– Ужин был прекрасным, – пробормотал Стивен рассеянно.

– Да неужели? Тогда почему вы не ели?

– Я не был голоден.

– Нет, были голодны, – Нэнси весело подмигнула. – Только вам хотелось не каплуна, а женских грудей и бедер.

– О Боже, – пробормотал он, – и ты туда же.

– Вы имеете в виду, что не только я это заметила?

Стивен распрямил плечи, чувствуя усталость. День был трудный, пришлось много работать, впереди ждала долгая ночь.

– Юлиана... В ней что-то есть, Нэнси.

– Что-то есть. – Полное лицо Нэнси расплылось в веселой улыбке. – Отважное сердце, я бы так это назвала. Я сначала сомневалась в ней, особенно, когда вы ее привезли сюда, такую грязную, со всякими насекомыми. Но тогда я ошибалась. – Она толкнула Стивена в бок. – Помните, мой господин, полоумного аптекаря, который продал мне приворотное зелье...

– Нэнси, уже поздно.

– А я в суматохе потеряла его, и тот толстый гусак поглотил его...

– Нэнси!

– Надо было прирезать этого гусака кухонным ножом. – Покачав головой, она ткнула в Стивена пальцем. – Неужели все так ужасно, мой господин? Если вы встретили леди, которая заботится о вас, о ваших...

– Да, – сердито ответил он. – Ради Бога, уж тебе лучше всех известно, что это невозможно.

– Иногда вы удивляете меня, мой господин. Неужели произойдет катастрофа, если вы расскажете ей... – Она запнулась перед его убийственным взглядом и перекрестилась.

– Достаточно, Нэнси. Юлиана не должна об этом знать. Никогда. Я бы убил ее. И умер бы сам.

Именно в такие ночи, невесело подумала Юлиана, Павло был в самой своей хорошей форме. С тех пор как они приехали в Лунакре, у пса началась беспечная жизнь, а ведь охотничьи собаки рождены, чтобы идти по следу.

Вечером, сославшись на усталость, Юлиана рано ушла из зала и отправилась в свою спальню.

И теперь она стояла в самом конце большого сада, одетая в простое платье, босая, рядом со своей борзой. По ночному небу ветер нес разорванные облака, тени у ворот и стен сада принимали угрожающие размеры.

Ей было очень неуютно и тревожно. Она чувствовала себя преступницей, выслеживая собственного мужа. «Нет, – сказала себе Юлиана, наблюдая как Павло бежит вдоль бесконечной стены, уткнув нос в землю, высоко подняв хвост, – виной тому тайны Стивена, ложь Стивена».

Его присутствие чувствовалось везде. Каждый уголок дома нес печать его изобретательного ума. Парк был окружен стеной с подпорками, изобретенными Стивеном. Вокруг старого вяза были сооружены сиденья из дерна, рядом разбиты цветочные клумбы. Кусты роз обвивали решетку с очень сложным рисунком. В центре большой клумбы из цветов был составлен герб де Лассе с переплетенными буквами М и С.

В память о Маргарет росли эти цветы... А Юлиану он поклялся изгнать из своей жизни.

Она горько улыбнулась, когда Павло остановился у основания герба и поднял заднюю ногу. Юлиана по-русски побранила его. Был уже поздний час, надо было торопиться. Вновь напомнившая о себе гордость говорила ей, что она не должна допустить, чтобы ее муж скитался где-то еще одну ночь.

Собака бежала все дальше и дальше от дома, мимо заросших садов и вдоль посыпанных гравием дорожек, туда, где трава была густой и высокой, и запах лаванды стоял в воздухе.

Юлиана уже начала сомневаться, правильно ли борзая взяла след, хотя она дала ей понюхать один из шейных платков Стивена, – она стащила его в прачечной.

Павло бежал вдоль высоких кустов боярышника, фыркал от запахов трав и ракитника. Они прошли почти весь парк, когда пес вдруг остановился и тихо заскулил. Боясь, что собака вышла на след кабана, Юлиана подошла поближе, чтобы посмотреть. Внезапно ее охватил страх. Затем девушка пересилила себя и, раздвинув ветви ракитника, увидела просвет в кустарнике. Колючие ветви кустарника нависли над низкой неприметной калиткой. Задержав дыхание, Юлиана толкнула калитку. Низкая дверца открылась легко и бесшумно, будто кто-то предусмотрительно смазал петли.

Павло проскользнул в калитку, и Юлиана последовала за ним, затем остановилась, чтобы прийти в себя. Она думала, что эта часть поместья представляет собой густой запущенный лес. Теперь она видела, что забор из колючего кустарника скрывал ухоженную территорию, пересекаемую множеством гравиевых дорожек.

– Святой Петр! – прошептала Юлиана, переходя на русский язык и прижимаясь спиной к калитке. – Что это за место?

Луна еще не поднялась, и приходилось только надеяться на звезды и острое зрение Павло. Она находилась у входа в таинственный лабиринт.

Лабиринт был огромен: кустарник высотой не менее восьми футов, посаженный так часто, что представлял собой непроницаемую стену. Ветки кустарника образовывали над головой арки.

«Тайный лабиринт, – подумала она с содроганием. – Почему Стивен скрывал это место?»

Потому что вынужден прятать что-то ужасное? Возможно, труп или притон воров?

Стараясь успокоиться, она тихонько отдала команду Павло. Собака опустила морду, снова взяла след и побежала вдоль извивающейся дорожки. Юлиана глубоко вздохнула и последовала за ней.

Прошло полчаса, ей уже начало казаться, что она никогда не выберется отсюда и умрет здесь. Она шла за собакой примерно три мили по извилистым запутанным дорожкам, и поиски пока ни к чему не привели. Юлиана представила, как вороны клюют ее кости, оставшиеся лежать на одной из этих дорожек.

Она вздрогнула и снова устремилась за Павло. Будут ли помнить о ней? Люди Уилтшира будут говорить, что жила одна сумасшедшая цыганка, которой пришлось выбирать между повешением и замужеством. Ей так и не удалось никому доказать, кем она была на самом деле. Никто не верил, что она из рода Романовых.