Катастрофа на Волге, стр. 61

Спустя двадцать лет. Критические раздумья

Фельдмаршал Манштейн и битва в «котле»

Основные положения этой главы составили содержание статьи, опубликованной в 1956 году в журнале «Франкфуртер хефте» («Frankfurter Hefte», 11 Jhrg, 1956, № 5, S. 307-327) под заглавием «Какой закон повелел немецким солдатам умирать на берегах Волги». В настоящем издании этот текст полностью переработан заново. В ходе переработки автор использовал новые источники и публикации, учтя, таким образом, результаты последних исторических исследований.

ПОВЕСТВУЯ О «ПОТЕРЯННЫХ ПОБЕДАХ» и оплакивая их, фельдмаршал фон Манштейн в своих военных мемуарах посвящает большую главу Сталинградской трагедии. Вышедшие в 1955 году воспоминания фельдмаршала сразу же привлекли к себе всеобщее внимание: достоверность изложения и глубина мысли выгодно отличали этот труд – бесспорно, один из важных источников для историка второй мировой войны. Сталинградская историография, уже в то время весьма многообразная и обширная, впервые обогатилась свидетельством крупного военного авторитета полководца, чье имя было связано и с битвой на Волге, в частности с отчаянной попыткой пробиться сквозь заснеженные донские степи к окруженной под Сталинградом 6-й армии. Книга содержала, следовательно, первый в послевоенной литературе стратегический разбор сражения на Волге в его неразрывной связи с другими военными операциями того периода. Сам автор следующим образом обрисовал цели и характер своего анализа: «Я вновь попытаюсь, как этого и требовала тогда мое положение, оценить трагедию 6-й армии с точки зрения ответственного военачальника, для которого Сталинград был, в конечном счете, лишь одним, хотя, несомненно, и самым тяжелым, роковым этапом кампании. Поэтому пусть поймет (и простит) меня читатель – я не пытаюсь воскресить на страницах этой книги картины отгремевших сражений. Я поведу его за собой не в заснеженную приволжскую пустыню, не к степным оврагам и развалинам сталинградских кварталов, переходившим из рук в руки в кровавой сумятице бесчисленных боев, а в высшие штабы, откуда осуществлялось управление войсками. Огонь битвы не опалит там его воображения, он не почувствует ледяного дыхания зимних степей, но зато с головой окунется в атмосферу, в которой обсуждались и принимались ответственные решения»{53}.

Разумеется, все, что может сказать по этому поводу столь видный военный, как Манштейн, само по себе заслуживает пристального внимания, тем более что этот талантливый полководец принял командование вновь созданной группой армий «Дон» уже после того, как оперативные просчеты ставки привели к окружению 6-й армии между Доном и Волгой и поставили под удар все южное крыло немецкого Восточного фронта. В тот момент фельдмаршал был настолько уверен в себе, что обязался восстановить прежнее положение в междуречье Дона и Волги – иными словами, взялся за дело, практически безнадежное, ибо для решения такой задачи он не располагал ни достаточными силами, ни стратегическими резервами. В результате Манштейн как командующий группой армий «Дон», которой была подчинена злополучная 6-я армия, несет свою долю ответственности за катастрофу, постигшую нас вскоре после этого под Сталинградом.

В своих воспоминаниях фельдмаршал заверяет, что он старался бесстрастно и непредвзято рассказать о том, как развертывалась эта трагедия. Однако в предисловии он делает одну весьма примечательную оговорку: «Хотя я стремился по мере сил объективно оценивать людей, их действия и решения, точка зрения непосредственного участника событий всегда субъективна». Эта фраза косвенным образом подтверждает то, что по опыту хорошо известно любому историку: мемуары, в конечном счете, пишут для самооправдания. Такова уж натура человеческая! Удивительно ли, что Манштейн, во многом лично причастный к сталинградской трагедии, оказался не в состоянии до конца разобраться в роковом хитросплетении превратностей судьбы и наших непростительных ошибок и признать, что повиновение приказу привело нас к политической слепоте, а вера в непогрешимость собственной стратегии – к растерянности и малодушию в решающий час. Нам предстоит теперь разобраться в том, в какой степени выводы фельдмаршала, как объективные, так и субъективные, помогают осознать все значение катастрофы на Волге, в частности, уяснить себе всю сложность возникавших тогда проблем и извлечь из этого необходимые уроки. Ряд серьезных работ о Сталинграде, вышедших уже после 1955 года, и, прежде всего, опубликованные за это время сборники документов, а также свидетельства и воспоминания генералов, стоявших во главе армии, принесенной в жертву на берегах Волги, побуждают нас подвергнуть критическому рассмотрению трактовку событий, которую дает Манштейн. Вначале, однако, нужно предоставить слово самому фельдмаршалу и подробней ознакомиться с его точкой зрения, которую он с подкупающей убедительностью и логикой отстаивает в своих «Потерянных победах» на 80 страницах посвященной Сталинграду главы.

Основные просчеты Гитлера и беспрекословное повиновение генерала Паулюса

Воздав в первых строках хвалу храбрости немецких солдат в битве на Волге, Манштейн в начале главы дает глубокий анализ и оценку операций, в ходе которых немецкое летнее наступление 1942 года привело, в конечном счете, к ноябрьской катастрофе – к полному окружению 6-й армии под Сталинградом. Фельдмаршал характеризует также обстановку, сложившуюся к тому моменту, когда он принял командование группой армий «Дон».

Основной причиной оперативных просчетов Гитлера и главного командования сухопутных сил является, по мнению Манштейна, то обстоятельство, что летнее наступление 1942 года в южной России преследовало главным образом военно-экономические цели. Поэтому были избраны два совершенно различных направления главных ударов – Сталинградское и Кавказское, что и привело к распылению немецких сил. Между обеими группами армий Южного фронта образовалась зияющая брешь в калмыцких степях, протяженность которой достигала под конец 300 километров. Весь этот участок прикрывала одна-единственная моторизованная дивизия! Попытка удерживать в течение сколько-нибудь длительного времени столь растянутый фронт не могла не привести к роковым последствиям, тем более что немецкое командование не располагало ни достаточными силами, ни оперативными резервами. Две лучшие немецкие ударные армии втянулись в кровопролитные затяжные бои на подступах к Сталинграду и в самом городе, завязли там и так и остались на занятых крайне ненадежных позициях с глубокими, а частично попросту открытыми флангами, единственным обеспечением которых были румынские, итальянские и венгерские части, плохо оснащенные и обладавшие лишь весьма ограниченной боеспособностью. Главное командование, как справедливо считает Манштейн, должно было бы своевременно сделать необходимые выводы из того, что наше летнее наступление не привело к решающему успеху. Было непростительной роковой ошибкой оставлять лучшие ударные соединения в сталинградской «мышеловке», без надежных коммуникаций, довольствуясь лишь видимостью флангового прикрытия – слабыми заслонами, прорвать которые не стоило большого труда. Еще до начала русской зимы необходимо было отвести немецкие войска с наиболее угрожаемых участков фронта, выдававшегося уступом далеко на восток. Это возвращение к маневренной войне по всему фронту от Кавказского хребта до среднего течения Дона было, разумеется, связано с известным риском, но только таким путем мы могли сохранить за собой инициативу{54*}.