Я приду плюнуть на ваши могилы, стр. 15
Она рассмеялась и передвинулась на кровати. Я сел рядом с ней и стал гладить ей ляжки. Она была бесстыдна, как десятилетний ребенок. Она села и пощупала мои бицепсы.
— А вы здоровяк.
— Я слаб, как только что родившийся агнец, — заверил я ее.
Она потерлась о мое плечо и поцеловала меня, но тут же отодвинулась и вытерла губы.
— Вы идете от Лу. От вас пахнет ее духами.
Я не подумал об этой проклятой привычке. Голос Джин дрожал, и она старалась не смотреть на меня. Я схватил ее за плечи.
— Вы неразумны.
— От вас пахнет ее духами. — Вот видите!..
— Я должен был извиниться, — сказал я. — Я ее немножко обидел.
Я подумал о том, что Лу, может быть, еще стоит на три четверти голая посреди своей комнаты, и это меня еще больше возбудило. Джин заметила это и покраснела.
— Это вас смущает? — спросил я.
— Нет, — прошептала она. — Могу я потрогать вас? Я вытянулся на постели и заставил ее лечь рядом со мной. Ее руки робко шарили по моему телу.
— Вы очень сильный, — сказала она тихим голосом.
Мы теперь оба лежали на боку лицом друг к другу. Я легонько толкнул ее и повернул на другой бок, а потом придвинулся к ней. Она легко раздвинула ноги, чтобы помочь мне.
— Вы мне сделаете больно.
— Ни за что, — сказал я.
Я просто касался пальцами ее грудей, идя снизу к соскам, и чувствовал, как она дрожит всем телом. Ее круглые горячие ягодицы плотно легли между моих бедер; она дышала все чаще.
— Хотите, я погашу свет? — прошептал я.
— Нет, — сказала Джин. — Лучше — так.
Я отнял левую руку от низа ее тела и отвел ей волосы у правого уха. Многие просто не знают, что можно сделать с женщиной, целуя и покусывая ей ухо; это замечательный маневр. Джин стала извиваться, как угорь.
— Не делайте так.
Я тут же перестал, но она схватила меня за запястье и обняла с неожиданной силой.
— Сделайте так еще.
Я начал медленнее и почувствовал, как она напряглась вдруг, а потом расслабилась и уронила голову. Рука моя скользнула вниз по ее животу, и я понял все. Я стал осыпать ее шею беглыми летучими поцелуями. Я видел, как напрягается ее кожа по мере того, как я приближался к груди. А потом я вошел в нее так легко, что не знаю даже, заметила ли она это прежде, чем я начал движение. Все дело в том, как совершенны приготовления. Но она освободилась легким движением поясницы.
— Вам не нравится? — спросил я.
— Поласкайте меня еще. Ласкайте меня всю ночь.
— Так я и намерен действовать, — сказал я. Я опять овладел ею, на сей раз — грубо. И кончил, прежде чем она получила удовлетворение.
— Вы меня с ума сведете…, — прошептала она. Она перевернулась на живот, спрятав голову между локтей. Я поцеловал ее поясницу и ягодицы, а потом встал над нею на колени.
— Раздвиньте ноги, — сказал я. Она ничего не сказала и мягким движением раздвинула ноги. Рука моя скользнула между ее бедер, я прокладывал себе дорогу, но ошибся в направлении. Она опять напряглась, но я настаивал.
— Я не хочу, — сказала она.
— Встаньте на колени, — сказал я.
— Я не хочу.
А потом она выгнула талию и подогнула колени. Она по-прежнему прятала голову между рук, и я постепенно добрался, куда хотел. Она ничего не говорила, но я чувствовал, как поднимается и опускается ее лоно и ускоряется ее дыхание. Не отпуская ее, я откинулся на бок, увлекая ее за собой, и когда я захотел увидеть ее лицо, слезы текли из-под ее закрытых век, но она сказала, чтобы я в ней остался.
XIV
Я вернулся в свою комнату в пять утра. Джин не пошевельнулась, когда я отпустил ее, она была обессилена. Ноги мои были не совсем тверды, но мне удалось выбраться из постели в десять утра. Думаю, что ром Декса помог мне. Я залез под холодный душ и попросил Декса немного побоксировать со мной. Я думал, как чувствует себя Джин. Что до Декса, то он слишком приналег на ром: на расстоянии двух метров от него ужасно несло. Я посоветовал ему выпить литра три молока и сыграть партию в гольф. Он думал встретиться с Джин на теннисной площадке, но она еще не вставала. Я спустился к завтраку. Лу одиноко сидела за столом; на ней была плиссированная юбочка и замшевая куртка поверх блузки из светлого шелка. Мне действительно ее хотелось. Но в то утро я чувствовал себя умиротворенным. Я поздоровался с нею.
— Доброе утро. Тон ее был холоден. Нет, скорее — грустен.
— Вы сердиты на меня? Приношу вам свои извинения за вчерашний вечер.
— Думаю, вы ни в чем не виноваты, — сказала она. — Таким уж вы уродились.
— Нет. Таким я стал.
— Меня ваши истории не интересуют.
— Вы не в том возрасте, когда мои истории могут быть интересны…
— Я заставлю вас пожалеть о том, что вы сейчас сказали, Ли.
— Хотел бы я знать, каким образом.
— Не будем больше об этом говорить. Сыграете сет со мной?
— С удовольствием, — ответил я. — Мне необходима разрядка. Она не удержалась от улыбки, и, как только завтрак был закончен, я последовал за нею на корт. Эта девица не могла долго сердиться.
Мы играли в теннис до полудня. Я больше не чуял под собою ног, и все вокруг стало казаться мне окрашенным в серые тона, когда с одной стороны появилась Джин, а с другой — Декс. Они были в столь же плачевном состоянии, что и я.
— Привет! — сказал я Джин. — Я вижу, вы в форме.
— Вы на себя поглядите, — огрызнулась она.
— В этом виновата Лу, — заявил я.
— А в том, что старину Декса надо лопатой собирать, тоже я виновата? — запротестовала Лу. — Вы перепили рома, вот и все. О, Декс! От вас несет ромом за пять метров!
— Ли сказал — за два, — живо возразил Декстер.
— Я так сказал?
— Лу, — сказал Декс, — сыграйте со мной.
— Это несправедливо. Играть должна Джин, — сказала Лу.
— Невозможно! — сказала Джин. — Ли, сделаем круг до обеда.
— А когда здесь обедают? — запротестовал Декс.
— Меньше, чем через час, — сказала Джин. Она взяла меня под руку и потянула к гаражу.
— Возьмем машину Декса? — сказал я. — Она стоит первой от входа, это удобнее.
Она не ответила. Она очень крепко сжала мою руку и еще ближе подвинулась ко мне. Я силился говорить о всякой ерунде; она по-прежнему ничего не отвечала. Она отпустила мою руку, чтобы сесть в машину, но, как только я сел рядом, она пристроилась предельно близко ко мне, оставив мне минимальную возможность владеть рулем. Я выехал и спустился по аллее. Ворота были открыты, я свернул направо. Я не знал, куда ведет дорога.
— Как выехать из города? — спросил я Джин.
— Все равно, как… — прошептала она. Я взглянул на нее в зеркальце. Она закрыла глаза.
— Послушайте, вы слишком долго спали, — настойчиво заговорил я, — и это вас утомило.
Она выпрямилась резко, словно сумасшедшая, и схватила меня обеими руками за голову, чтобы поцеловать. Я предусмотрительно затормозил — это значительно снижает видимость.
— Поцелуйте меня, Ли…
— Подождите хотя бы, пока мы выедем из города.
— Мне все равно, ну их. Пусть они все об этом знают.
— А ваша репутация?
— Вы не всегда помните о ней. Обнимите меня.
Целоваться можно, ну, пять минут, но не мог же я заниматься этим все время. Спать с нею, переворачивать ее так и эдак — это я согласен. Но не целоваться. Я отстранился.
— Будьте паинькой.
— Поцелуйте меня, Ли. Пожалуйста.
Я увеличил скорость, повернул в первую улицу направо, потом налево; я пытался встряхнуть ее, чтобы она меня отпустила и вцепилась во что-нибудь другое; но это нелегко сделать, когда ведешь паккард. Он был непоколебим. Джин воспользовалась этим, чтобы снова обнять меня обеими руками.
— Уверяю вас, чего только не расскажут о вас в этих краях.
— А я бы хотела, чтобы нарассказали еще больше. Все будут так раздражены, когда…
— Когда?
— Когда узнают, что мы поженимся.
Господи Боже святый, черт возьми, куда клонила эта девица! Есть такие, на которых это действует так же, как валерьянка на кошку или дохлая жаба на фокстерьера. Они бы приставали с этим делом всю свою жизнь.