Сердцедер, стр. 11

XIX

Тень сгущалась вокруг Жакмора. Сидя за письменным столом, он предавался размышлениям; вяло мечталось в темноте, и так не хотелось тащиться к выключателю. День выдался тяжелый, как, впрочем, и все предыдущие, и он пытался обрести душевный покой. В эту бурную лихорадочную неделю было не до психоанализов, но сейчас к уединившемуся, расслабившемуся психиатру возвращалось страшное и сильное ощущение пустоты, полного отсутствия страсти, временно замаскированное мельтешением заманчивых образов. Неприкрытый желаниями, Жакмор рассеянно ждал, когда служанка постучит в дверь.

В отведенной ему лакированной комнате было жарко, и приятно пахло деревом; близость моря смягчала знойное дыхание природы, воздух ласкал и нежил. Снаружи доносились птичьи крики, сдобренные звонким брюзжанием насекомых.

Кто-то заскребся под дверью. Жакмор открыл. Вошла служанка и, смутившись, застыла посреди комнаты. Жакмор улыбнулся, зажег свет и плотно закрыл дверь.

— Ну? Какие мы пугливые! — приступил он.

Психиатр сразу же обвинил себя в пошлости, но, поразмыслив и решив, что пошлое не опошляется, сам себя же и оправдал.

— Садись, — предложил он. — Сюда… На кровать.

— Как можно… — пролепетала она.

— Да ладно тебе, — сказал Жакмор. — Не робей. Располагайся и расслабляйся.

— Мне раздеться? — спросила она.

— Делай, что хочешь, — сказал Жакмор. — Если тебе хочется, раздевайся, если нет, то не надо. Веди себя естественно… Это единственное, о чем я тебя прошу.

— А вы тоже разденетесь? — спросила она чуть посмелее.

— Послушай, — возмутился Жакмор, — ты пришла психоанализироваться или развратничать?

Смутившись, она опустила голову. Подобное невежество так поразило Жакмора, что он даже слегка возбудился.

— Не понимаю я ваших заумностей, — промолвила она. — Я же не против, вы только скажите, чего делать-то.

— Вот я тебе и говорю: делай, что хочешь, — настаивал Жакмор.

— По мне, так уж лучше, когда говорят, что делать… Ведь не мне ж решать-то.

— Ну, тогда ложись, — сказал Жакмор.

Он снова сел за письменный стол. Она посмотрела на него исподлобья и, наконец решившись, проворно стянула с себя платье. Это было домашнее хлопчатобумажное платье в невзрачный цветочек, в которое она переоделась сразу же после крещения.

Жакмор принялся разглядывать ее крепкое, грубое тело, круглые пухлые груди, упругий живот, еще не потерявший формы. Она направилась к кровати, и он подумал, что после ее ухода он останется один на один с волнующим женским запахом.

Шла она неуклюже, наверняка из-за остатков целомудрия.

— Сколько тебе лет? — спросил Жакмор.

— Двадцать, — ответила она.

— Откуда ты родом?

— Из деревни.

— Как тебя воспитывали? Твое самое раннее воспоминание?

Он старался говорить беззаботно, чтобы расположить ее к беседе.

— Ты помнишь бабушку или дедушку?

Она задумалась.

— Для чего вы меня сюда позвали? Чтобы выспрашивать про все такое?

— И для этого тоже, — состорожничал Жакмор.

— Это вас не касаемо, — сказала она.

Приподнялась и села, свесив нога.

— Вы на меня будете залазить или нет? — спросила она. — Для того я и пришла. Сами ж знаете. Я красивым разговорам не обучена, но и не такая дурочка, чтоб сносить ваши насмешки.

— Ладно, иди! — сказал Жакмор. — Ну и характер. Завтра придешь.

Она встала и пошла к двери, чуть не задев Жакмора грудью. Естество психиатра встрепенулось.

— Ладно, — сказал он. — Подожди. Я сейчас.

Не успел он пошевелиться, как она уже вернулась на прежнее место и тяжело задышала в ожидании. При приближении Жакмора она повернулась к нему задом и наклонилась вперед. В этой позе он ее и поимел. Совсем как утром, за изгородью.

XX

Ангель лежал около Клементины. В новой трехместной кровати беспокойно сопели спящие младенцы. Снов они еще не видели. Клементина не спала. Он это чувствовал. Вот уже целый час, как они лежали в кромешной тьме и не смыкали глаз.

Он подвинулся, стараясь устроиться поудобнее. Его нога коснулась ноги Клементины. Она вздрогнула и судорожно схватилась за выключатель. Щурясь от яркого света, Ангель приподнялся и посмотрел на жену.

— Что такое? Тебе нехорошо?

Она села и покачала головой.

— Я больше так не могу, — сказала она.

— Что ты больше не можешь?

— Я больше не могу терпеть твое присутствие. Я больше не могу спать рядом с тобой. Я никогда не смогу заснуть, зная, что ты в любую секунду можешь дотронуться до меня. Коснуться меня. От одной мысли о твоей волосатой ноге я схожу с ума. Мне хочется кричать.

Ее голос дрожал от напряжения невырвавшихся криков.

— Спи в другой комнате, — сказала она. — Сжалься надо мной. Оставь меня.

— Ты меня больше не любишь? — соригинальничал Ангель.

Она взглянула на него.

— Я больше не могу прикасаться к тебе, — сказала она, — но если бы только это… Может быть, и смогла бы. Но я даже не могу себе представить, что ты дотрагиваешься до меня, хотя бы на долю секунды. Какой ужас!

— Ты с ума сошла, — сказал Ангель.

— Нет, не сошла. Любой физический контакт с тобой мне омерзителен. Я к тебе очень хорошо отношусь… То есть… я бы хотела, чтобы ты был счастлив… только не такой ценой… только не это… Это слишком дорогая плата.

— Но ведь я ничего от тебя не хотел, — возразил Ангель. — Я просто повернулся и нечаянно тебя задел. Ты доводишь себя до такого состояния, что…

— Ни до какого, — перебила она. — Отныне это мое естественное состояние. Спи у себя в комнате… Прошу тебя, Ангель. Пожалей меня.

— Ты не в себе, — прошептал он, качая головой.

Он положил ей руку на плечо. Она задрожала, но сдержалась. Он нежно поцеловал ее в висок и стал собираться.

— Я пошел к себе, — сказал он. — Не волнуйся, моя дорогая…

— Послушай, — не успокаивалась она, — я… я не хочу… не знаю, как тебе это объяснить… я больше не хочу… и не думаю, что захочу когда-нибудь снова… Попробуй найти себе другую женщину. Я не буду ревновать.

— Ты меня больше не любишь, — грустно промолвил Ангель.

— Как раньше — нет, — сказала она.

Он вышел. Она по-прежнему сидела в кровати и не сводила глаз с вмятины на подушке Ангеля. Во сне голова мужа всегда съезжала на край.

Один из детей заворочался. Она прислушалась. Ребенок успокоился. Она выключила свет. Теперь ей принадлежала вся кровать, и ни один мужчина больше никогда к ней не прикоснется.

XXI

Потушил свет в своей комнате и Жакмор. Затихали далекие поскрипывания пружинного матраца начиненной на ночь служанки. Несколько секунд психиатр неподвижно лежал на спине. События последних дней проносились в головокружительном вальсе перед его глазами, сердце бешено билось в такт. Но постепенно он расслабился и заскользил в бессознательное, смыкая утомленные веки на сетчатке, исполосованной колючим чертополохом диковинных видений.