Мертвые все одного цвета, стр. 2

Я отбросил того парня, которого продолжал держать, прямо в стену. Он в нее так и влип. У меня создалось впечатление, что одна его рука не больно-то слушается. Во всяком случае, он тряс другой рукой и ему как раз ее хватало, чтобы удержаться. Остальные четверо, кажется, ничего и не заметили, а Ник жестом приказал Максине заткнуться; он знал, как это делать.

— Не пора ли вам по домам?

Я бросил это прямо в рожу первому из четырех оставшихся. Он даже и не шевельнулся. Я оглянулся и поймал взгляд Ника. Все в порядке. Можно начинать.

— А ну, валите отсюда, все четверо!

Я схватил сразу двоих, каждого под мышку, и дотащил их до лестницы. Ник взялся сам спустить их вниз. Он прекрасно умеет обращаться с дубинкой. Даже если ты наполовину оглушен, то по лестнице всегда можно спуститься без малейшего риска. Я думаю, что ноги двигаются в силу рефлекса, или из-за привычки получать по кумполу,

Я передал Нику двух следующих. За столами продолжали играть, как ни в чем не бывало. Как только я начинал действовать, клиенты Ника становились хорошо воспитанными. Очень сдержанными и неболтливыми. Только эти два идиота в кабинке продолжали вовсю разыгрывать комедию.

Ладно, теперь их очередь.

Я вошел в кабинку, перешагнув через них. Самец не особо трепыхался. Я схватил его, посадил на стул и застегнул ему пиджак. А что еще было делать? Я хотел поступить точно также с девкой, но это оказалось далеко не так просто. Как только я к ней прикоснулся, она стала извиваться как червяк, тыкаться мне в ноги и пытаться повалить меня на себя. Девка была что надо. К Нику она захаживала нечасто, но довольно аккуратно. Не знаю как ее звали.

— Ну, ну, — сказал я. — Будь паинькой, детка.

— Да брось ты…

Она отчаянно смеялась, цеплялась за меня, трясла меня, как грушу. Устоять было трудно, потому что, не совру, было на что посмотреть, но мне удалось одернуть ей юбку и прикрыть ляжки.

— В постельку, красавица, спатки.

— Ага. Отвези меня домой.

— Этот господин тебя и отвезет.

— Нет, не он… Он ни на что не годен, В дупель пьян…

Я поднял ее с полу и усадил на стул рядом с тем типом. Но он-то был, как мертвый, кроме шуток.

Вот и Ник появился.

— Те четверо на улице. — сказал он. — Теперь выкидывай этих,

— Она еще ничего… но мужик не очень стоит на ногах.

— Выводи, — приказал Ник. Я подхватил типа под мышки, а девица вцепилась мне в плечо. И давай мне бицепсы щупать.

— Его тачка на улице. Идем, покажу.

— Давай вперед, — сказал я ей.

Двоих сразу тащить — это вам не хаханьки. Хорошо еще, что она могла идти, хотя и не очень.

Я спустился с ними по лестнице и прошел в коридор за стойкой бара: оттуда тоже можно было выйти.

— Ну, где эта тачка?

Несколько минут она искала ее взглядом.

— Вон та, синяя.

На этот раз точно, та самая. Но клиенту моему свежий воздух не шибко помог. Девка открыла переднюю дверцу.

— Сажай его сюда.

Я втолкнул его, как мог, и он растянулся на сидении.

— Не довезет он тебя.

Она еще сильнее вцепилась в меня.

— И что теперь делать?

— Да он очухается.

Я был настроен оптимистически.

— Побудь со мной, мне страшно. А может, ты меня отвезешь?

— Это как же?

— Да на его тачке.

Мне уже надоело. Я хотел спать. Я хотел вернуться к жене. Проклятая работенка!.. Она терлась об меня, как сучка во время течки.

— Отстань, — сказал я.

— Поехали.

Она влезла в машину, не отпуская моей руки. От нее разило виски и духами, но мне ее уже почти хотелось. Совсем захотелось, когда она опрокинулась на сиденье и одним жестом оторвала подол своего платья. В проволоке и набивке на грудях она отнюдь не нуждалась.

— Постои, — сказал я. — Давай отыщем местечко поспокойней.

— Иди сюда… Сейчас иди. Я больше не могу ждать.

— Пять минут подождешь.

Она засмеялась легким низким смехом, столь возбуждающим, что мои руки дрожали, когда я открывал переднюю дверцу… Я выжал газ и мы домчались до Центрального парка. Так было проще всего. Мы даже не захлопнули дверцу, когда вылезли из колымаги. Я овладел ею на земле в первом же попавшемся темном уголке.

Было не слишком жарко, но мы настолько прижимались друг к другу, что я видел, как ее кожа дымится в холодном воздухе. Ее ногти впивались мне в спину сквозь сукно пиджака. Она совсем не предохранялась. Мне это нравилось.

III

На этом дело и кончилось в тот вечер. Я вернулся к Нику на тачке того типа. Он все еще дрых, а девка тоже на ногах не держалась. От меня несло виски и бабой. Я оставил их перед дверью и поднялся наверх, для очистки совести. Все спокойно. Я спустился вниз. Там уже никого не было. Можно отправляться спать.

Джим зевал, натягивая пиджак.

— Неслабый вечерок, — сказал я.

— Ничего особенного, — подвел итог Джим.

— Ничего, — повторил я.

Ничего. Ничего, если не считать, что сегодня исполнилось как раз пять лет. Пять лет, как никто меня не расколол. Пять лет, как я бью им морду и трахаю их баб. Я машинально ударил кулаком в стену. Но удар получился сильный и я, чертыхаясь, затряс рукой. Они одержали верх.

Я был больше белый, чем они, потому что теперь мне нравилось быть белым. Хотя, в общем-то, что такого?

Плевать мне на все это. Просто плевать. Не так уж плохо быть белым. Иметь белую женщину в своей постели. Белого ребенка, который преуспеет в жизни.

Чего это Джим продолжает зевать?

— Спокойной ночи…— сказал я ему.

Я толкнул дверь, потянулся и вышел. Станция метро была недалеко.

Жена тоже была недалеко. Побаливала поясница… Ее ногти в моей спине… Нет, я был еще в форме.

Весной, в Нью-Йорке — как нигде.

Метро. Четверть часа. Опять люди. Моя улица. Мой дом. Тихий и спокойный. Запах виски висит там на вешалке вместе с моим смокингом. Но на моих руках еще остался запах женщины. Запах дочери голубоглазого ирландца. Я поднялся на три этажа, не поднимая шума. Как всегда одним махом. Я был в полной спортивной форме. Ключи звякали в кармане. Три моих ключа. Нужный я распознал по толщине. Вот этот.

Дверь открылась… Сама собой,

Я закрыл толстую дверь и, не зажигая света, направился на ощупь в ванную. А потом я споткнулся в темноте о растянувшееся тело и упал. Прямо на него.

Я высвободился в одну секунду и бросился к выключателю. Вспыхнул свет. Я застыл на месте, как приклеенный. Он и не проснулся, но стал храпеть. Пьяный, вне всякого сомнения. Грязный черномазый. Ричард. Он был в перепачканном костюме и исхудавший. Я чувствовал его запах оттуда, где стоял. Сердце неравномерно билось в груди, прыгало, как затравленный зверь, и я не смел сделать ни шагу, не решался приблизиться. Я не смел пойти выяснить, знает ли уже Шейла правду. За мной был шкаф. Я открыл его, не сводя глаз с Ричарда, и ощупью ухватил бутылку ирландского виски. Я выпил… четыре, пять глотков. Ричард валялся передо мной, а из спальни не доносилось никакого шума, хотя дверь была закрыта. Все было мертво, все спало вокруг меня, Я посмотрел на свои руки. Потрогал лицо. Посмотрел на Ричарда и засмеялся, потому что это был мой брат, и он разыскал меня. Он зашевелился, и я подошел к нему. Я поднял его одной рукой. Он еще наполовину спал, и я его встряхнул как следует.

— Проснись, скотина.

— Что такое? — сказал он. Он раскрыл глаза и увидел меня. Его лицо сохраняло прежнее выражение.

— Какого черта тебе здесь понадобилось?

— Я нашел тебя. Дан. Видишь, я тебя нашел. Господу было угодно, чтобы я тебя нашел.

— Где Шейла?

— Кто такая Шейла? — спросил он.

— Кто тебе открыл?

— Я вошел… никого не было.

Я бросил его и побежал в спальню. На комоде, на обычном месте, лежала записка от Шейлы: «Мы с беби у мамы. Целую».

Пришлось уцепиться за комод. С головой еще было куда ни шло, а ноги совсем не держали. Я медленно вернулся в прихожую.