Птицы небесные, стр. 10

Глава 4

Долгое время Колесников не был действующим лицом в честолюбивых планах Кати. Он казался ей слишком недосягаемым, загадочным, человеком из другого мира. В этом мире Сергея Петровича окружали блестящие, его круга, женщины, не чета бедной провинциалке. Катя вся погрузилась в работу. В ближайшие два-три года она должна заявить о себе, сделать несколько интересных материалов, а потом, может быть, аспирантура… Она даже не ожидала встретить такого опытного и умелого руководителя. Колесников не только подсказывал хорошие идеи, но и помогал их осуществить.

Бессознательно, ведомая какой-то темной женской интуицией, Катя старательно лепила из себя образ умной, волевой, серьезной студентки. Именно такая могла привлечь внимание Колесникова и понравиться ему. Она появлялась на его семинарах в неизменной белой блузке. Темная юбка едва прикрывала колени. Пышные каштановые волосы безжалостно скручивались в узел на затылке. Косметикой Катя никогда не злоупотребляла, а тут отказалась от нее вовсе.

Она внимательными, строгими глазами следила за ним, не слушала, а внимала каждому слову, никогда не позволяя себе, как другие девицы, ни улыбки, ни кокетливого взгляда.

Колесников был сдержан и доброжелателен со всеми, никого не выделяя. Катя, как и любая женщина, кожей чувствовала на себе взгляды и особый интерес со стороны мужчин. Для Колесникова она была совершенно бесполым существом.

Из двух десятков тем для курсовых она долго и тщательно выбирала свою. Целый месяц ходила по детприемникам. Проникнуть туда оказалось не так-то просто. Катя где ласковой улыбкой, где угрозами добывала информацию. Это называлось у них «взять материал». Она переживала настоящее потрясение: оказывается, детей у нас находили на улице, на вокзалах, привозили от пьющих без просыпу родителей голодных, неодетых, изможденных. Катя стала иначе относиться к старушкам у подъездов, ставшим символом соглядатайства и бесцеремонного вмешательства в нашу частную жизнь. Это они были добровольными защитницами жертв домашнего насилия и произвола. Это они с участковым вскрывали двери квартир, где по нескольку дней сидели в ожидании загулявшей матери голодные дети. По их настоянию таких матерей лишали родительских прав и отправляли ребятишек в детдом. Благодаря сердобольным старушкам выживали сотни, тысячи обреченных детей.

Даже этого небогатого материала было достаточно для хорошего сценария и передачи, способной потрясти сердца равнодушных обывателей. А народ у нас очень добрый, Катя это знала. Просто лишен элементарной информации и убаюкан заверениями, что у нас все более или менее благополучно.

— На этой теме ты можешь сделать себе имя, — завистливо говорили однокурсники.

Но сами почему-то не брались за такие темы, предпочитали старые, накатанные дороги. И Катя не хотела всю жизнь посвятить только одной стороне жизни — неблагополучному, бессемейному детству. К тому же у нее на сердце словно трещинка появилась, а ее молодой, здоровый оптимизм слегка поколебался. Но она решила идти до конца. Сначала ниточка потянулась из детприемника в больницы, санатории и детские дома, куда поступали найденыши.

Она познакомилась с тремя семейными парами, долгие месяцы безуспешно пытавшимися усыновить сирот. Почему у нас так трудно проходит усыновление? Почему у нас так много детских домов, в которых дети несчастны? Почему бы не решить эту проблему, как в Венгрии, например, где в казенных санаториях живут только безнадежно больные дети, а здоровых отдают в семьи? На каждого ребенка приемным родителям выплачивают какие-то жалкие копейки. На эти деньги даже одинокая женщина может вырастить приемыша. Содержание ребенка в нашем детском доме обходится гораздо дороже.

— Никогда не думал, что вы возьметесь за эту тему, — с любопытством вгляделся в нее Колесников.

— Не писать же мне о передовиках производства, — с легким вызовом ответила Катя. — Я два года работала в районке и этот материал освоила до тонкостей.

Благодаря предварительному звонку Сергея Петровича Катя попала на самую вершину пирамиды. Ее принимали главы отделов социального обеспечения исполкомов. Чаще всего это были дамы в бархатных костюмах, со взбитыми обесцвеченными волосами и с пухлыми пальцами, унизанными массивными кольцами. Такой собирательный образ чиновницы, ведающей сиротами и малообеспеченными, остался в ее памяти.

— В детских домах сироты получают все необходимое — кров, одежду, заботу, — заученно повторяли дамы. — Что касается усыновления, то претенденты должны проходить тщательную проверку. Мы не можем отдавать детей кому попало…

И все-таки что-то здесь неладно, думала Катя. Конечно же ребенку лучше в семье, пускай и небогатой. Истину ей помогли постигнуть не дамы-благотворительницы, а чиновники пониже рангом и бездетные семьи, мечтающие о ребенке. Оказывается, системе детских домов, санаториев невыгодно терять койкоместа и уменьшать суммы государственных вложений на сирот. Ну, разберут детей в семьи, и тысячи людей останутся без работы — от дам с кольцами до нянечек и поварих. Возле сирот кормятся тысячи, и неплохо кормятся.

Колесников не объяснил ей всего этого прямо в лоб. Он хотел, чтобы Катя сама докопалась и поняла. И она была очень благодарна ему за первый урок самостоятельности.

— Ты представь только, для кого-то эти дети — вовсе не сироты, а койкоместа, — взволнованно говорила Катя. — За их счет живут легионы чиновников и простых смертных. У нас повсюду воруют. Мы уже смирились, что, например, в студенческой столовой оплачиваем треть стоимости продуктов, идущих на стол поварихам и остальным работникам общепита. Но обкрадывать сирот! Страшнее этого греха ничего нет. Государство якобы тратит значительные суммы на воспитание сироты. Но ведь ясно, что до ребенка не доходит и половина этих денег…

Они гуляли со Стасом по своим излюбленным тропам на Ленинских горах. Наступили последние дни осени, преддверие зимы. Золотой ковер листьев под ногами давно почернел. Голо и бесприютно стало в бывших воробьевских парках. Катя старательно избегала встреч со Стасом. В последний раз они вместе ходили на выставку почти месяц назад. Но сегодня ей необходимо было выговориться, и она сама пригласила его на прогулку.