Хроники неправильного завтра, стр. 22

9

Но есть и иные. Они рекут: «Нет Бога, но я семь Бог себе и людям, ибо знаю пути к Раю и не страшусь Чистилища!» Об этих не смею я и просить тебя. Отче мой и Властелине, иже непростимей наихудшего рекомое.

Но, предстоя и ответствуя пред Тобою за паству свою, возлюбленных и — увы! — грешных чад, стоящих — прозреваю сие! — у края Геенны, молю тебя со страхом и ужасом пред искусом грядущим, и вопию, и стражду, и тоскую, и сиротствую ныне во прахе у стопы Твоей, об одном только умоляя: не погуби!

Рассказывает Эльмира Минуллина, специалист.

34 года. Гражданка БГС.

О событиях 25 июля 2115 года и последующих дней.

Оказывается, я умею плакать. Но плакать нельзя. А в последний раз я плакала, когда перестал писать Андрей. Когда мне передали короткое известие о его гибели, слез уже не хватило.

Чем мог стать для меня Андрюша, я поняла гораздо позже, когда рухнула попытка сделать жизнь на пустом месте. Необходимо стало узнать, как и ради чего погиб мой единственный. И я узнала. Оказалось, вокруг нас было слишком много лжи, пусть даже святой. Армии никто не распускал, их лишь припрятали, а войны продолжались, и Андрей был солдатом. Чуть позже, заплатив за это недолгим вторым замужеством, я узнала место: Дархай. И поехала туда, потому что память не хотела молчать, и он приходил по ночам.

Меня принял сам вождь А Ладжок. Ему было столько лет, сколько Андрею, каким я его помнила. И он назвал меня сестрой. Вождь воевал вместе с Андреем и рассказал мне, как жил и за что погиб Андрей Аршакуни, Далекий Брат Дархая. И где бы мы ни проезжали, алели надписи: «АНДРЕЙ С НАМИ!» и «РАВНЯЕМСЯ НА АРШАКУНИ!» Я шла но местам боев, стояла над Пропастью Бессмертных и поняла: борьба продолжается. Вождь долго беседовал со мной. «Где бы ты ни была, помни, — сказал он, прощаясь, — на Дархае твои друзья!»

Я вернулась домой. Здесь никто не помнил об Андрюше. Его убили и забыли. Тогда и умерла наивная Лемурка. Меня мутило от пацифистских брошюрок. Паритетологи не видели (или не хотели видеть?) правды. Нигде не писалось о том, что творилось на Дархае с благословения монополий Конфедерации. Нет. Не может быть мира между добром и злом. Нужно драться. Хотя бы и в одиночку.

Но в одиночку не пришлось. Мое заявление в Службе Контроля рассмотрели, вызвали меня на собеседование, а проверив, допустили к испытаниям. После двухлетних курсов я вошла в спецгруппу референток при Совете ЕГС, а чуть позже удостоилась чести стать основным референтом Председателя.

Работа оказалась не очень сложной: инциденты случались редко, покушений не бывало вообще. Начальник Референтуры шутил, что я теряю квалификацию. Рафаил Никитич, однако, отказывался посылать меня на переподготовку, мотивируя это тем, что телохранитель ему может и не понадобиться, а секретаря с обаянием надо еще поискать. Да и у Инессы Мурадовны со мной сложились вполне доверительные отношения. Мы понимали друг друга, а вот «новинок» в доме Хозяйка немного опасалась.

Моя переписка с дархайским Домом Аршакуни СК интересовала, судя по всему, примерно так же, как сам Дархай; Рафаил Никитич изредка подшучивал над моим «рреволюционаризмом» — он говорил именно так; сам-то Хозяин всегда предпочитал золотую середину, а Инесса Мурадовна даже всплакнула, узнав об Андрее…

…Четыре месяца назад в Совете начали готовить к подписанию какой-то очень важный договор с конфедератами. По сей день не могу понять, как с ними вообще можно было о чем-то говорить? Впрочем, если они и ставили капкан, то попали в пего сами. Документ был уже подготовлен, но о сути его знали только действительные члены Совета и, может быть, Инесса Мурадовна.

Я поехала в Ялту, как обычно, за две недели до Председателя: ориентировать резидентуру Службы Контроля на Планете-Для-Всех и проверить обстановку. Все было тихо. Я дала задания специалистам и позволила себе чуть расслабиться. Конечно, не настолько, чтобы не прощупать попутно Контрольную Службу конфедератов. И тем более грешно было бы упустить возможность поработать в неформальной обстановке с небезызвестным Сан-Каро. Особых новостей он не имел, хотя раскрутила я его неплохо. Впрочем, Яан, взятый помимо своего досье, был славным парнем. Мне его жаль.

Тогда же, в Ялте, я встретилась с неприятным человеком. Он плел байки о кознях ДКГ и «Мегапола» против Союза и Дархая. От этого парня за версту разило провокацией: никто бы не посмел задавать прямые вопросы от имени Вождя А. Причем еще и просил этот Генрих информации о приятелях Сан-Каро. Разумеется, я объяснила ему все, что думаю, и сообщила о беседе куратору Земной СК. Видимо, на мое сообщение не обратили внимания.

24-го к вечеру Рафаил Никитич прибыл на Землю, а на следующий день в резиденции состоялась встреча. Разумеется, фигляр из Конфедерации снова притащил свою макаку. Она крутилась у него под ногами и даже напоминала чем-то своего хозяина. Беседа была совсем короткой. Рафаил Никитич и конфедератская развалина подписали какие-то документы, потом обменялись ими, пожали друг другу руки и одновременно нажали кнопки на странных овальных приборах, лежащих на столе. Я удивилась бы этой непонятной процедуре, но не успела, потому что произошло страшное…

По обоюдному желанию, встреча происходила на открытой веранде около сада. Резиденцию оцепили посты КС и СК, в сад не проскочила бы и мышь… но именно оттуда и прилетели стрелы.

Я стараюсь забыть — и не могу: Рафаил Никитич скребет пальцами подлокотник, глаза у него уже мертвые, а под кадыком топорщатся желто-синие перья. Я тянусь к пистолету — в кобуре только серый порошок, он жирно липнет к пальцам. Где оружие? Где?! Я растерялась… но кто бы не растерялся? Разве что обезьяна! Я еще не вынула руку из пустой кобуры, а она уже, злобно воя, выдернула из-под тельняшки сверкающие ножи, метнула их куда-то в листву и огромными прыжками помчалась через кусты. В густой зелени ее вой сменился торжествующим взвизгом — и оборвался.

Когда я добралась туда, коллега умирала. Она нашла убийцу, она даже ранила его, но он оказался точнее. Неподалеку валялся постовик из КС с перерезанным горлом, чуть в стороне — еще один, а тот, кто стрелял, убегал через лужок, сильно хромая. Обернувшись, он увидел меня и, не целясь, выстрелил из арбалета. Секундно мелькнуло его лицо: совсем обычный смуглый юнец, подросток, немного похожий на дархайца. Продолжать преследование я не смогла: стрела попала в ногу…

Потом… Я не помню точно. Кажется, я привела всех трех погибших в порядок, уложила их на веранде. У Рафаила Никитича и Президента были очень обиженные лица. А коллега смотрела укоризненно. Помню: я брела по горящим улицам, среди стонов и ужаса, брела в «Ореанду», сама не зная, зачем и к кому.

…Отель разгромили и загадили. Лишь в номере доктора Рубина все осталось на местах. Имя хозяина я узнала через неделю, когда очнулась. Вместе со мной доктор приютил еще двоих: постоянно рыдающую брюнеточку Катрин (она кричала по ночам, звала какую-то Эвелину) и толстенького лысого старичка — этот держался молодцом и даже ухитрялся добывать откуда-то консервы и медикаменты.

Мы мало разговаривали. Доктор Рубин объяснил нам, что взбунтовались квэхвисты, но что убийства вроде пошли на убыль. Я спросила: где полиция и где специалисты? Он пожал плечами. Изредка в дверь ломились. Хозяин выходил, после чего стучавшие с извинениями исчезали. Когда толстяк поинтересовался, почему мы все еще живы, доктор Рубин, поглаживая себя по груди, ответил, что знает заклятье от «нгенгов».

Это было хорошее заклятье. Но и его сила кончилась в начале августа. Очередные визитеры ворвались в номер. Я видела, как рассекли голову старичку Аркаше, как повалили Катрин… скоты были грязны и щетинисты. Я сумела вырваться, выбежать в коридор, где хрипел, дергая ногами, доктор Рубин и помчалась вниз по лестнице. Странно: все происходило как бы рядом, как бы не со мной. А потом я услышала голос, и поняла, что это заработали молчавшие много дней шары-информаторы. Они вопили, орали, выли. Срывающийся голос призывал «истинных землян» истребить скверну, смести с лица планеты Земля пришлую дархайскую мерзость. Воззвание повторялось каждые пять минут; я стояла, вжавшись и груду хлама, а в коридоре ревело: «Режьте ублюдков! Я — Солнце Власти, Единственный Вождь Квэхва, Генрих Вышковский, несу ответ за всех вас!»