Завхоз Вселенной, стр. 47
7
Игорёк очнулся: мрачный склеп с арочным кирпичным потолком, освещаемый факелами копотного пламени, бьющими из пола. Он лежал на решётчатой тележке, одной из вереницы таких же тележек. На них лежали мертвые тела. Эти тела горели, корчились, кожа вспучивалась пузырями, из глазниц били снопы голубого огня. Черный дым поднимался к потолку, собирался у вытяжных отверстий.
«Ни фига себе сон», – подумал он.
Сполз с тележки, привалился к стене, глянул – слева и справа жуткие, обугливающиеся тела.
«Не надо было мне убивать, нехорошо это. Что, если мертвецы теперь станут постоянно являться? Страшно. Зачем меня в Ирак понесло?»
Неужели так и придётся сидеть в печи и ждать, когда кончится сон? Игорёк не стал ждать и на четвереньках, мимо коптящих тел пополз к выходу. Заслонка оказалась запертой. Игорёк принялся колотить в неё кула-ками. Тщетно. Выбившись из сил, Игорёк сидел и наблюдал, как багровое пламя газовых факелов делается постепенно голубым, копоть и дым исчезают, тела превращаются в скелеты, а потом – в прах, серыми комьями проваливающийся сквозь решётки в установленные внизу поддоны.
Наконец факелы начали гаснуть, пока не стали маленькими голубыми язычками пламени. В наступившем полумраке Игорёк слышал лишь удары собственного сердца. Заслонка со скрежетом пошла вверх. Игорёк вывалился наружу прямо к ногам гробовщиков, угрюмых коренастых людей в чёрных комбинезонах со знаками огня на жёлтых шевронах.
– Эта… – поднимаясь с кафельного, зеркально чистого пола, пробормотал он. – Что это?
– На моей памяти здесь ещё не воскресали, – заметил один гробовщик.
– Ты иди к Регистратору, – сказал Игорьку другой. – Там разберутся.
– А где это?
– На втором этаже, – указал пальцем на маршевую железную лестницу первый. – Одежду возьми. Вон там.
Он показал на груду снятой с мертвецов одежды.
«Снова я голый, как в той пустыне. Всё из-за неё».
Гробовщики, не обращая больше на Игорька никакого внимания, прицепили трос лебёдки к сцепке с тележками и стали вытягивать «скорбный поезд» из остывающей печи.
Брезгливо морщась, Игорёк принялся ковыряться в этой груде. Не хотелось ни надевать эти вещи, ни трогать их. Были среди них окровавленные да и обмоченные. Не без труда он нашёл подходящие рубаху и серые холщовые шорты, подобрал по размеру обувь – ботинки на толстой рифлёной подошве.
Наверху, пройдя длинной балюстрадой, Игорёк оказался перед обитой оцинковкой дверью с табличкой «Регистратура». Внутри оказалось обширное помещение с рядами железных скамеек вдоль стен. Больше ничего там не было. На скамейке, опустив голову, сидел молодой человек. Он поднял взгляд на Игорька – взгляд был исполнен крайней степени тревоги.
– Уже? – спросил он.
– Что? – не понял Игорёк.
– Уже воскрес?
– Зачем? Я не умираю. Хотя, во сне…
– А кто лежал? Я тебя видел мёртвого.
– Ну, пускай будет, воскрес,– согласился Игорёк.
– Значит, и она воскресла, – с обречённостью вздохнул Гоша и вновь опустил голову.
– А Регистратор где?
– Там, – Гоша кивнул на противоположную дверям стену.
– Где там?
– Он сам впускает. Вот меня не впустил. Может, тебе откроет?
– А как?
– Садись, жди.
– А ты долго ждёшь?
Гоша посмотрел на часы.
– Долго.
Игорёк сел рядом.
– Тебя как зовут? – спросил он.
– Гошей.
– Я – Игорь.
– Я твоё лицо сегодня видел. Глянул в зеркало – а там ты. Странно.
– Во сне и не такое бывает.
– Я не во сне. Я к Солженицыну шёл.
– Значит, здесь ещё и Солженицын… Вот угораздило. Он же о репрессиях писал. Это у меня совесть, точно.
– А мне вот нисколько не жалко.
– Чего не жалко?
– Катьку. Если Регистратор меня не примет, мне кранты. Катька меня блатным сдаст.
– Здесь ещё и блатные… Значит, должны быть и политические, раз Солженицын, – рассудил Игорёк. – Хотя во сне логики не ищи.
– Есть и политические. Они в Учреждениях.
– В тюрьмах?
– Не только. А ты откуда такой дремучий? Из Мухосранска какого-нибудь?
– Москвич я.
– Врёшь. Мы и так в Москве.
– Просто я сплю. Сон мне такой злой снится. Я людей убил, понимаешь?
– Ну и что? Я тоже убил. Сегодня одного гада. А Катьку до самоубийства довёл. Вот теперь мне и кранты.
– Значит, Регистратор как судья?
– Судья в Учреждении. Регистратор нужен мне, чтобы за взятку Катькин прах получить, чтобы, зараза, сама не воскресла. Я его в Храм отнесу, объясню, что это в счёт разрешённого отстрела. Да что там, опоздал, – вновь вздохнул Гоша.
– Что-то Регистратор не открывает свою регистратуру.
– А тебе чего надо?
– Сам не знаю. Мужики внизу сказали, я и пришёл.
– А… Так это гробовщики. Они только Регистратора и знают. Тебе в Храм нужно, в любой районный. Пошли, наверное.
Игорёк послушно поднялся вслед за Гошей. Во сне незачем напрягаться, пускай тот ведёт.
Через дорогу от кладбищенской ограды раскинулся подстриженный газон, горели шарообразные светильники на длинных ножках. Игорёк ступил на траву. Упругая, запах как у свежескошенной.
«Куда меня занесло? – думал Игорёк. – Что меня так потянуло на подвиги? Словно чёрт попутал. Ну стал бессмертным и сидел бы себе тихо, работал с Артамошей. Писал бы серьёзную музыку, на будущее. А то захотелось непонятно чего, злого…»
Игорёк по своей природе был человеком неконфликтным и мирным. Мир в себе он ощущал постоянно, и ощущал как музыкальную гармонию. Казалось, ничто не могло её нарушить. Ни упрёки и истерики любимых, ни причуды заказчиков, ни подначки Артемия не могли вывести его из равновесия. Другое дело, что, конечно, он боялся попадать в напряжённые ситуации и всячески их избегал. Из-за этого уходил от женщин, не опускаясь до выяснения отношений, оставляя за скобками вопрос, кто же прав, а подруг в недоумении – почему сбежал, ведь можно было всё выяснить, объяснить.
Он провёл ладонью по траве. Жестковатая. Если ущипнуть себя, то можно определить – сон это или не сон. Но ведь он боли не чувствует. Хотя, нет, тактильные ощущения сохранились. Вот и трава…
«Не понял, я что, не сплю?» – удивился Игорёк. Он разогнулся и вдохнул полной грудью прохладный ночной, пахнущий травами и лесом, воздух. Во сне не бывает запахов. Он ущипнул свою руку – слабая боль. Непонятно.