Полынь и порох, стр. 57
Доктор Захаров приказал санитарам срочно нести студента в операционную, а Барашков, пошатываясь, пошел рядом, требуя от начальника лазарета сделать все возможное.
– Понимаете, это же мой друг, – повторял он, точно это могло многое изменить.
Улин отец согласно кивал и заверял, что попытается. В этот момент подбежал Мельников. Серега ничего не знал и всех расспрашивал, что случилось. Барашков принялся рассказывать вновь, уже живее, вспоминая подробности. Мельников хмурился и качал головой.
– А Толик? Он будет жить? – вдруг перебил Серега, с надеждой посмотрев на Улю. – Твой отец его вылечит?
Ульяна растерялась, не зная, что ответить.
– Нам остается только молиться, – уверенно заявил Вениамин, считавшийся упертым материалистом.
Лиходедов понял буквально и принялся вслух читать то, что пришло на ум, – «Отче наш». Все затихли, повторяя про себя заученные с детства слова. После того как Алешка молитву прочел, друзья произнесли: «Аминь!» – и вновь замолчали. Каждый задумался о своем.
– Ну все, – Мельников поправил на плече винтовку, – пора Пичугу менять, он утром просил за него постоять.
Серега ушел, а чуть погодя на крыльце появился доктор Захаров, вытирая платком вспотевший лоб.
– Чуть не помер ваш друг. Обычно, насколько я знаю, с такими ранениями не живут. У него клиническая смерть была.
Ульяна бросилась на шею к отцу:
– Папочка, нас Боженька услыхал! Мы все молились за Анатоля!
Доктор только развел руками, всем видом подтверждая, что другого объяснения столь уникальный медицинский случай не имеет, и вручил Барашкову задевший журавлевское серце осколок.
– Вот, держите! Ну ладно, Уленька, пошли, больные ждать не могут.
Но, вспомнив, что Вениамин тоже ранен, спросил:
– Кто перевязывал? Пойдемте, я вас тоже осмотрю.
Оставшись один, Лиходедов растерянно оглянулся по сторонам. Вокруг все куда-то торопились, и только он не знал, куда податься. Словно позабыл о важном деле, и теперь никак не вспомнить, о каком именно.
«Пойду, Тихого проведаю», – решил он.
Коня Алексей недавно кормил, но сейчас подумал, что против небольшой прогулки тот возражать не станет.
Проезжая по станице, Лиходедов увидев двух офицеров, рассматривающих газету. Тут Алешка спохватился. Ведь в подсумке седла, завернутая в кусок холщовой ткани, давно дожидалась тетрадь покойного археолога! Как же он мог забыть! Проскакав версты две по степи в сторону Раздорской, юноша остановился, бросил шинель на землю у одинокого дерева, лег на живот и, подперев голову кулаками, принялся читать. Солнце приятно грело спину, а Тихий неторопливо щипал по соседству молодую траву.
В тетради говорилось, что археолог Громичук руководил раскопками по поручению Русского географического общества в Крыму. Сначала в Херсонесе, а затем под Керчью. Его археологическая партия сделала ряд интересных находок в Севастополе. Обнаруженные среди прочих предметов в одном из захоронений пергаментные свитки дали возможность предположить, что их владелец, вернее, владелица была одной из жриц богини Гекаты – персонажа не самого приятного в древнегреческой мифологии. У эллинов эта богиня отвечала за лунный свет, потусторонний мир, безумие, защиту от демонов, по совместительству являясь богиней порогов, перекрестков и переделов. Только она вытребовала у Зевса право перемещаться по любым мирам.
«Однако! – Алешка отложил тетрадь. – Вредная тетка была. Революции, видимо, тоже по ее части. Чем не массовое безумие и помешательство? Ну-с, продолжим, господин археолог».
Далее выходило, что культовые записи привели историка в Керчь. Именно там некогда находился основной храм и центр поклонения богине, в хранилище которого и были найдены свитки, являвшиеся ключом к тайным молитвам. Громичук искал их два года. Сам храм, по всем признакам, уничтожил сильный пожар. Археолог писал, что увиденное превзошло бы мечты любого искателя Трои. Но главное заключалось не в золотых предметах, которых было в изобилии, а в древних манускриптах, сохранившихся в подземелье, служившем в свое время библиотекой.
«Как обидно и как жутко становится, – писал Громичук, – когда начинаешь понимать, что модель нашего мироустройства со всеми благами кажущейся цивилизации, со всеми аэропланами и паровозами, телеграфами и пулеметами, атеизмом и капитализмом, лишь устойчивая галлюцинация, похожая на реальные законы устройства вселенной, как плесень в банке на саму банку. Наша хваленая цивилизация просто сборище себялюбивых муравьев, которые воображают, что на них некому наступить. Древние были умнее, скромнее и ближе к энергетическому взаимодействию с окружающей средой. То что мне удалось расшифровать, поражает примитивностью привода в действие и мощью достигаемого эффекта. Можно называть это колдовством, а можно сказать, что это лишь схема некого смещения, такая же простая, как удар по футбольному мячу. Просто способ лежит не в плоскости примитивных ньютоновских законов. Я только начал знакомство с первой партией манускриптов, располагавшихся в описи библиотеки по порядку – как если бы поступил на первый курс. Но уже хорошо понял, с чем имею дело. Пока речь идет о механизме „ближнего смещения”, назовем это так. Результат эксперимента потрясает. Человека, пережившего клиническую смерть, мне удалось найти в Ростове. Это маляр, сорвавшийся с лесов при окраске дома Парамонова. Дал ему пять рублей вперед и столько же пообещал после, на водку. Приготовил несколько вопросов к своей жене, а затем попросил маляра лечь, закрыть глаза и прочитал ему на греческом необходимый текст, потом задал вопросы. В общем, рабочий, впав в транс, почти в точности передал мне ответы моей жены, с которой я говорил ровно через пятнадцать минут после этого!
Я читал об экспериментах фотографов, снимавших призрачные фигуры своих близких по прошествии нескольких дней на месте минувшего пикника. Они называют это „временными слепками”. Та же история и с изображениями призраков. Но здесь… Здесь мы предугадываем происходящее, пусть и на несколько быстротечных минут! Жаль, что я не естествоиспытатель, а только скромный охотник за древностями. В моих руках страшное оружие. Теперь бы тайну сохранить… Золото отправляю в Петроград, пусть радуются. Только что теперь золото?»
Дальше шли пронумерованные фразы на древнегреческом. Всего четыре абзаца.
Алешка даже не пытался прочитать. Он сидел, удивленно глядя на плывшее по небу одинокое облако, словно никогда раньше не замечал облаков. Метрах в двухстах разорвался перелетевший станицу шальной снаряд – наверное, большевистский наводчик случайно сбил прицел. Но Лиходедов и ухом не повел. Все его состояние, все мысли сводились к одному: «Какой кошмар!»
Он не знал, что делать с прочитанным.
И только один человек на свете мог помочь сделать правильный вывод – Барашков.
Глава 22
«Донская власть и военное командование имели ближайшую задачу освободить от большевиков Новочеркасск, закрепить положение и восстановить нормальную жизнь в городе и окрестностях. Что касается Добровольческой армии, в сущности, небольшого отряда добровольцев, то он, не представляя никакой серьезной вооруженной силы, расположился в нашем мирном Задонье, радуясь наступившему отдыху после тяжелого похода.
Как при создавшихся условиях нужно было отнестись к немцам? Расценивать их нашими врагами по меньшей мере было бы наивно. Ведь нельзя не учитывать, что одного немецкого полка, богато снабженного тяжелой артиллерией, броневыми машинами и пулеметами, хватило бы, чтобы в короткий срок уничтожить как слабые казачьи отряды, так и Добровольческую армию, представлявшую тогда кучку измученных людей при большом обозе раненых и больных.
Существовало еще и такое мнение: будто бы немцев пугает возможность образования „восточного фронта” в России, и потому они настойчиво ищут путей сближения с казаками и Добровольческой армией. На самом деле ни то ни другое далеко не отвечало истинному положению. Через свою разведку немцы были прекрасно осведомлены о настроении казачества. Они знали, что казаки страстно желали одного: скорее сбросить большевистское ярмо и заняться мирным трудом. Я не знаю, как бы поступили кубанцы, но, будучи в курсе настроения донцов, смело могу утверждать, что о защите казаками Добровольческой армии, в случае ее столкновения с германцами, не могло быть и речи. Вся же Кубань была под большевиками».
Из дневников очевидца