Великолепное Ориноко, стр. 64

«Итак, — думал он, — Гомо не ошибся, когда говорил о сержанте Мартьяле… Но что он хотел сказать?.. Этот ребенок… сын, в поисках своего отца… Сын… сын…».

Обратившись к молодому индейцу, который шел рядом с ним, он сказал:

— Этот солдат, как ты мне сказал, приехал сюда не один? С ним был юноша?

— Да. Мой друг Жан…

— И оба они направлялись в миссию?

— Да, оба шли в миссию, чтобы найти полковника Кермора.

— И этот юноша — сын полковника?.

— Да, его сын.

От таких определенных ответов сердце у отца Эсперанте забилось так, что готово было лопнуть. Оставалось ждать. Может быть, эта тайна разъяснится к вечеру…

Напасть на квивасов, если они были в лагере пика Монуар, — несколько слов, сказанных сержантом, давали уверенность, что это было так, — вырвать у них пленников — все сосредоточилось на этой цели.

Гуахарибосы пустились вперед беглым шагом, а телеги были оставлены сзади с достаточным прикрытием.

Незадолго до восьми часов отец Эсперанте остановился, а гуахарибосы умерили шаг, достигнув обширной поляны, за которой начинался поворот.

Напротив, на другом берегу возвышался пик Монуар. Вдоль правого берега не было видно никого. На реке не заметно было ни одной лодки.

За поворотом реки поднимался вертикально столб дыма, так как ветра не было.

Значит, в ста пятидесяти метрах, на левом берегу Торриды, был расположен какой-то лагерь.

Это должен был быть лагерь квивасов, но в этом надо было убедиться.

Несколько гуахарибосов поползли в кусты и минуты три спустя вернулись, сообщив, что этот лагерь действительно занят шайкой Альфаниза.

Отряд отца Эсперанте собрался в глубине поляны. Телеги присоединились к нему, и та, которая везла сержанта Мартьяля, была поставлена в середину.

Убедившись, что состояние больного не ухудшилось, полковник Кермор отдал распоряжение окружить Альфаниза и его шайку.

Несколько минут спустя раздались страшные крики, смешавшиеся с ружейными выстрелами.

Гуахарибосы налетели на Альфаниза прежде, чем он успел подумать о защите. Если численность обоих отрядов и была одинакова, то зато гуахарибосы были лучше вооружены и имели лучшего начальника. Оружие, которым располагал испанец, состояло из захваченных в пирогах нескольких револьверов, оставленных Жаком Хелло, и тех ружей и револьверов, которые были отобраны у пленников.

Борьба не могла быть продолжительной. Захваченная врасплох шайка неминуемо должна была быть разбита. Большая часть квивасов бросилась в бегство после слабого сопротивления. Одни бросились в лес, другие побежали через почти пересохшую реку, чтобы достичь противоположной саванны, причем многие из них были смертельно ранены.

В то же время Жак Хелло, Герман Патерн, Вальдес, Паршаль и гребцы пирог бросились на тех квивасов, которые их стерегли.

Гомо первым подбежал к ним, крича:

— Санта-Жуана… Санта-Жуана!

Таким образом, вся борьба сосредоточилась в центре лагеря.

Тут, окруженный своими сообщниками из Кайенны и квивасами, Алъфаниз защищался выстрелами из револьверов. Вследствие этого несколько гуахарибосов получили раны, к счастью неопасные.

В этот момент отец Эсперанте бросился в окружавшую испанца группу.

Жанна Кермор почувствовала непреодолимое влечение к миссионеру… Она хотела броситься к нему, не Жак Хелло удержал ее…

Альфаниз, покинутый квивасами, которые издали наполняли воздух своими криками, еще сопротивлялся. Двое его товарищей по каторге были только что убиты около него.

Отец Эсперанте оказался как раз против испанца и жестом остановил гуахарибосов, которые уже окружали его.

Альфаниз отступил к берегу реки, держа в руке револьвер с несколькими зарядами.

Среди наступившей тишины раздался могучий голос отца Эсперанте:

— Альфаниз, это я! — сказал он.

— Миссионер Санта-Жуаны! — воскликнул испанец.

Подняв револьвер, он хотел уже выстрелить, но Жак Хелло схватил его за руку, и пуля пролетела мимо.

— Да… Альфаниз… отец миссии Санта-Жуаны, а также полковник Кермор!..

Альфаниз, увидев в нескольких шагах Жана, которого он считал сыном полковника, прицелился в него…

Но раньше, чем он успел выстрелить, раздался другой выстрел, и негодяй упал, сраженный пулей отца Эсперанте.

В этот момент на место сражения прибыла телега с сержантом Мартьялем.

Жанна бросилась в объятия полковнику Кермору… Она называла его отцом…

Последний же не мог признать в этом юноше своей дочери, которую он считал погибшей, которой он никогда не видел, и повторял:

— У меня нет сына…

В этот момент сержант Мартьяль приподнялся и, протянув руку к Жанне, сказал:

— Нет, полковник, но у вас была дочь… Это она!

Глава тринадцатая. ДВА МЕСЯЦА В МИССИИ

Со времени исчезновения полковника Кермора, со времени его отъезда в Америку, прошло четырнадцать лет, и история этих четырнадцати лет может быть рассказана в нескольких строках.

В 1872 году полковник Кермор узнал о гибели своей жены и ребенка при крушении «Нортона». Условия, в которых произошла эта катастрофа, были таковы, что он никак не мог думать, что одно из дорогих ему существ, его дочь Жанна, совсем еще тогда маленькая, оказалась спасенной. Он даже не знал ее, так как должен был покинуть Мартинику за несколько месяцев до ее рождения.

Еще в течение года полковник Кермор оставался командиром полка. Затем, подав в отставку и не будучи связан никакими родственными отношениями, решил посвятить остаток своей жизни миссионерству.

Полковник Кермор, не сообщив об этом никому, даже сержанту Мартьялю, тайно оставил Францию в 1875 году и направился в Венесуэлу.

Как только он окончил свое богословское образование в этой стране, он получил посвящение и вошел членом в общество иностранных миссионеров под именем отца Эсперанте, которое обеспечивало тайну его нового существования.

Он вышел в отставку в 1873 году, а был посвящен в 1878 году, когда ему было 49 лет.

В Каракасе отец Эсперанте принял решение отправиться на жительство в почти неизвестную южную область Венесуэлы, где миссионеры показывались очень редко. Он отправился по назначению в начале 1879 года, сохранив тайну своего прошлого.

Поднявшись по среднему течению Ориноко, отец Эсперанте, который говорил по-испански как на родном языке, прибыл в Сан-Фернандо, где прожил несколько месяцев. Из этого города он написал письмо одному из своих друзей, нотариусу Нанта. Это письмо — последнее, которое должно было быть подписано его настоящим именем и которое было вынуждено его семейными делами, — он просил адресата сохранить в тайне.

Нужно напомнить здесь, что это письмо, найденное в бумагах нотариуса, было передано сержанту Мартьялю лишь в 1891 году, тогда, когда с ним уже шесть лет жила Жанна Кермор.

В Сан-Фернандо отцу Эсперанте удалось благодаря своим личным средствам раздобыть все необходимое для основания миссии за истоками реки. В этом же городе он привлек к своему делу брата Анжелоса, хороню уже знакомого с индейскими нравами, который оказал ему впоследствии большую помощь.

Брат Анжелос обратил внимание отца Эсперанте на гуахарибосов, большая часть которых бродила вдоль берегов верхнего Ориноко и по соседству Сьерра-Паримы. Гуахарибосы имели репутацию убийц и грабителей, даже людоедов, — репутацию, которой они на самом деле не заслуживали. Во всяком случае, это обстоятельство не могло остановить такого энергичного человека, как полковник Кермор, и он решил сосредоточить центр миссионерской деятельности к северу от Рораймы, привлекая сюда туземцев области.

Отец Эсперанте и брат Анжелос отправились из Сан-Фернандо на двух пирогах, обильно снабженных всем необходимым для основания миссии. Остальное им должно было присылаться по мере надобности. Пироги поднялись вверх по реке, останавливаясь по пути в главнейших городах и поселках, и достигли Рио-Торриды на территории гуахарибосов.

После многих бесплодных попыток, неудач и опасностей индейцы мало-помалу потянулись к отцу Эсперанте. Образовалась деревня, которой миссионер дал имя Санта-Жуана, — Жанна было имя его дочери…